Mиp Вечного Полдня
Шрифт:
С той и другой стороны двери автоматы защелкали затворами. Ростик поймал себя на том, что нашел отличную нишу для огня по двери.
– У меня приказ!
– завизжали у двери.
– Ну, чего ты? Приказ же...
Квадратный так и шел дальше, неся, как флаг, содранную простыню.
– Я сказал, брось оружие. Пока ты тут девок трахал, холуй, мы там... Брось автомат!
– на этот крик все, кого Ростик видел у двери, вдруг послушно опустили оружие. А Квадрат ный вошел в раж: - К стене, суки! Не то всех положу тут, и пусть потом... Хоть трибунал, но всех положу как одного.
Ростик бросился Квадратному на помощь. И странное дело, парни, что пришли
Арестовывать по анонимному доносу полусонных, невооруженных людей по ночам, стоять заградотрядами, то есть бить в спины тем, кто тебе и посмотреть в глаза не может, - это они умели. А вот встретиться с настоящими бойцами, выжившими только потому, что умели опережать противника, каким бы он ни был, они не могли. Холуи, вспомнил Ростик определение старшины, они терялись, когда не находили холуйства в других.
– Вы же не будете стрелять в своих?
– вдруг ноющим голосом сказал кто-то из голубых. И Ростик с удивлением узнал Голубца. Тогда он подошел к нему, приблизил свой нос к самым его глазам, чтобы даже в неверном свете, падающем сверху, разглядеть его побелевшие глазенки, и процедил:
– Ты не свой, гад. У нас роженица умерла, потому что ей воды не хватило, пока ты тут душ принимал...
Он замахнулся, кто-то из стоящих у стены голубопогон-ных дернулся, поднял руку к поясу, чтобы достать пистолет, но над головами веером, высекая бетонные крошки, прошла очередь. Ростик обернулся, парень, что нес топор, сменил его на автомат.
– Хватит, ребята. Пошли наверх, спросим народ: что с этими делать?
Они поднялись. Голубопогонники шли, неловко цепляясь друг за друга, постоянно сбиваясь в кучу, должно быть, боялись, что кто-то из этих грязных, завшивевших, озлобленных людей все-таки начнет стрелять. Так они и появились на крыльце.
Как ни странно, тут уже собралась толпа. Она не смешивалась с чистенькими начальниками, она стояла внизу, у самых ступеней, и ждала. Это было понятно по тому, что начальникам просто не давали уйти. Если кто-то из отцов города и района пытался спуститься, его тут же теснили на крыльцо. Молча подталкивая в плечи, в спину, под зад... А войти в здание коммунисты тоже боялись. Там раздалась очередь, было неясно, кто пустил в ход оружие, и главное - чья взяла?
Впереди всех, как обычно, стоял Борщагов. Он щурился на солнце, слегка выпятив живот, осматривал площадь. И был он таким выбритым, умытым, свежим, бодрым, так аккуратно у него был повязан галстук, так сверкали начищенные ботинки, что ничего и объяснять никому не нужно было.
Кстати, Ростик обратил внимание, что галстук у него был так называемый ленинский, то есть довольно широкий и мягкий, как было принято в стародавние времена, темно-голубой, в белый горошек. Еще Ростик вдруг обратил внимание, что и бородка у него под вождя. И крысиные усики тоже... Его затошнило, как бывало, когда он узнавал что-то необъяснимым образом, когда он предвидел будущее. Но это было не предвидение, это был приступ ненависти к скотам, превратившим сограждан в своих рабов и находящих в этом не только смысл жизни, но и наслаждение. Это была ненависть к пиявкам, которые, как уголовники, считали, что грабить всех дано им от природы. Коммунисты - вот в чем собралась вся подлость этого мира...
– Ну, - спросил Квадратный, посмотрев на толпу у лестницы, на начальников перед собой, на сжавшихся от страха гэбэшат где-то сбоку, - и что теперь с вами делать, товарищи
говнюки?Глава 34
– Да как вы смеете?
– повернулся к Квадратному Борщагов.
– Да мы за этот город, за вас...
Внезапно из толпы, становящейся все плотнее и гуще, на всю площадь раздался чей-то мужской, уверенный и жесткий голос:
– Да, расскажи, отец родной, как ты о нас заботишься, ночей не спишь!
В толпе возник, но довольно быстро утих смех. На крыльце никто не издал ни звука. Ситуация в самом деле была непонятной. Никто не знал, что теперь делать. Одно было ясно - по-старому уже не будет, не должно быть.
Вдруг кто-то в толпе вскипел, стал проталкиваться вперед. Ростик пригляделся, ему все было видно. Это были три или четыре женщины, грязные, немытые волосы, выбившиеся из-под платков, превращали их в каких-то фурий. Таких можно было испугаться и с оружием в руках. Начальнички отшатнулись, Борщагов стал бледным, как его рубашка.
– Товарищи! ..
– Кабан навозный тебе товарищ, - отозвался тот же голос. На этот раз смешков уже не было.
А ведь кончился смех, решил Ростик. Толпа качнулась вперед, но тут как-то неловко в первых рядах появился высокий бородатый человек в длинном, разорванном под мышкой пальто. Ростик его раньше не видел, но он почему-то сразу почувствовал, что этот человек не побоится встать на пути всей толпы, и это делало его сейчас самым сильным из всех, кто тут находился.
– Люди, не берите грех на душу! Послушайте свою со весть, ведь не знаем мы ничего...
– Как не знаем?!
– заорал Квадратный.
– Пока мы там гнили заживо, эти...
– он указал на начальство, от возмуще ния у него не было слов. Тогда он вырвал из-за пазухи про стыню и бросил в толпу.
– Вот! А еще, - он подскочил к кому-то из тех ребят, что набивали сидоры райкомовской жратвой, - вот, и вот, и вот...
Он кидал в толпу и банки, и какие-то пакеты, затянутые целлофаном, и еще какие-то упаковки. Ростик уже не понимал, что происходит, не понимал, что доказывает Квадратный и как он это доказывает. Но старшина знал, что делал.
Какая-то старушка с седыми космами, закрывающими лицо, без платка, почти безумная, все трепала в поднятых руках кусок простыни. И ее голос был слышен почти на всю площадь или даже на весь город:
– Стиранные, Матерь Божья!
Надо отдать должное Борщагову, он попытался взять ситуацию под контроль. Он поднял руку в .извечном жесте успокоения, шагнул вперед и зычно заорал:
– Это положено мне по штату, по номенклатурному списку...
– Ты, мразь человеческая, помолчи, а то линчуют тебя тут, и все дела, - сказал парень с автоматом, остановивший потасовку в подвале.
– Просто молчи, может, обойдется.
Борщагов посмотрел на него и отшатнулся вбок, наткнулся на Ростика. Ростик заставил себя улыбнуться: - Не ушибся, шкура партийная?
– Да как ты смеешь, мальчишка?!
– Как ты, падаль, смеешь этим людям еще в глаза смотреть?
Толи Борщагов не понял, что голубопогонники не свободны в своих действиях, то ли уже плохо соображал, что происходит вокруг, то ли его зашкалило от страха, но он заорал: - Охрана!
И такова была сила привычки, что двое "голубых" каким-то образом решились, сунулись было вперед, но ненадолго. Одному подставили ножку, и он едва не упал, его подхватили и втолкнули назад в рядок гэбэшников. Второго вообще так двинули прикладом в спину, что грохот его падения на холодный асфальт заглушил даже ропот толпы. Парень больше не двигался. Других желающих слушать Борщагова не было.