Мир без конца

— Я переборю почти всех мужчин в этом городе, — заявила она, и Мерфин ей поверил.

Чуть позже подоспели несколько юношей, затем три послушника… Как только собралось десять человек с ведрами, зодчий велел Яну переправить добровольцев к коффердамам. На внутренней стороне частокола из столбов он чуть выше уровня воды соорудил круговую приступку, чтобы поставить на ней людей. От нее на дно спускались четыре приставные лестницы. Внутри коффердама на воде покачивался большой круглый плот. Между ним и приступкой оставался вертикальный зазор примерно в два фута. Плот практически в распор удерживали вбитые в бревна деревянные штыри, и он покачивался, меняя местоположение лишь на несколько дюймов в каждом направлении.

— Будете работать парами, — распорядился Мерфин, — один на плоту, другой на приступке. Первый зачерпывает ведро и передает второму, а тот выливает воду в реку. Получая обратно пустое ведро, первый передает второму другое, полное.

— А что будет, когда уровень воды внутри понизится и мы друг до друга не дотянемся? — спросила Мегг Роббинс.

— Хорошо думаешь, Мегг. Останешься здесь за старшую. Тогда начнете работать тройками — третий будет стоять на лестнице.

Девушка быстро схватывала.

— А потом четверками — двое на лестнице…

— Да. Хотя к тому времени люди устанут, понадобятся свежие силы.

— Это верно.

— Начинайте. Я приведу еще десятерых, места много.

Мегг обратилась к добровольцам:

— Эй, разбивайтесь на пары!

Люди принялись зачерпывать ведрами воду.

— Нужно держать ритм, — командовала Роббинс. — Зачерпнул — поднял, передал — выплеснул! Раз-два, три-четыре! А что, если петь, чтобы легче работалось? — И запела густым контральто:

Жил на свете рыцарь славный…

Эту песню знали все, и следующую строку пели уже хором:

Меч его остер и смел.

Фитцджеральд наблюдал. Через несколько минут все промокли насквозь, а уровень воды почти не понизился. Трудиться придется долго. Он перелез через частокол и спустился в лодку к Яну. На берегу ждали еще тридцать добровольцев с ведрами. Строитель наладил работу на втором коффердаме, оставил там за старшего Марка Ткача, затем добавил людей и начал потихоньку заменять уставших. Ян Лодочник выбился из сил и передал весла сыну. Вода убывала мучительно, дюйм за дюймом. А когда ее все-таки стало меньше, дело пошло медленнее, потому что ведра нужно было поднимать выше.

Мегг первая поняла, что удержать равновесие на приставной лестнице с полным ведром в одной руке и пустым в другой невозможно, и наладила одностороннюю передачу: сначала полное ведро вверх по лестнице, затем пустое вниз. Марк ввел у себя такую же систему.

Люди час работали, час отдыхали, но Мерфин трудился без продыха. Он группировал добровольцев, наблюдал за переправой к коффердамам и обратно, заменял треснувшие ведра. Большинство мужчин во время перерывов пили эль, и после обеда кое-кто попадал с лестниц. К ним с повязками и мазями пришла мать Сесилия, ей помогали Мэтти Знахарка и Суконщица.

С наступлением сумерек работу пришлось прекратить. Мерфин попросил всех прийти завтра и отправился домой. Съев несколько ложек материнского супа, он уснул за столом и проснулся только для того, чтобы завернуться в одеяло и лечь на выстеленный соломой пол. Открыв глаза на следующее утро, он первым делом подумал, придет ли кто-нибудь сегодня.

На рассвете юноша с тревогой поспешил к реке и увидел Марка Ткача и Мегг Роббинс. Ткач неторопливо дожевывал огромный кусок хлеба, а Роббинс зашнуровывала сапоги, надеясь не промокнуть. Полчаса просидели втроем, и Мерфин уже начал подумывать, что же ему делать без добровольцев. Затем появились юноши, неся с собой завтрак, за ними послушники, а потом и все остальные. Показался Ян Лодочник, Фитцджеральд велел ему перевезти Мегг с людьми, и добровольцы приступили к работе.

Сегодня работать было труднее. После вчерашнего все устали. Каждое ведро приходилось поднимать примерно на десять футов выше. Но уровень воды неуклонно понижался, и уже проглядывало дно.

Вскоре после обеда показались первые телеги с каменоломни. Зодчий велел выгрузить камни на пастбище и переправиться на пароме в город. Чуть позже в коффердаме Мегг плот лег на дно.

Но еще нужно было разобрать и поднять сам плот, бревнышко за бревнышком, вверх по лестнице. Десятки рыбин бились на мокром песке, их собрали в сеть и раздали добровольцам. Наконец Мостник встал на приступку, усталый, но с ликованием в сердце, и долго смотрел вниз, в двадцатифутовый колодец, на плоское илистое дно.

Завтра он засыплет в каждый по несколько тонн мелких камней, скрепит их раствором, и получится мощный неподвижный фундамент. А потом начнет строить мост.

Вулфрик ополоумел с горя. Почти ничего не ел и перестал умываться. Механически вставал на рассвете, ложился, когда темнело, но не работал и не приближался к Гвенде по ночам. Когда девушка спрашивала, что с ним, отвечал: «Не знаю, правда». Примерно так же он отвечал и на все остальные вопросы, а то и просто мычал.

В полях оставалось немного работы. Наступило то время года, когда крестьяне усаживались перед очагом, шили кожаные башмаки, вырезали дубовые лопаты, ели соленую свинину, моченые яблоки и капусту. Гвенду не тревожило, что они будут есть: у Вулфрика еще оставались деньги от продажи урожая, — но крайне тревожил он сам.

Парень трудился всю жизнь. Встречаются нытики, потирающие руки на каждый свободный день, но этот не из таких. Поле, урожай, скот, погода — вот чем он жил. По воскресеньям не находил себе места, пока не придумывал какого-нибудь дозволенного занятия, а в праздники всячески старался обходить правила.

Гвенда понимала, что его нужно встряхнуть, иначе юноша просто заболеет. Да и денег на всю жизнь не хватит. Рано или поздно им придется искать работу. Однако девушка ничего не говорила два месяца, пока не уверилась окончательно. Но как-то декабрьским утром решила, что пора:

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

Обобранный крестьянин сидел за кухонным столом, неизвестно зачем строгая палочку, и, не поднимая глаз, что-то промычал в ответ. Верная подруга наклонилась через стол и схватила его за руки, прервав это бестолковое занятие.

— Вулфрик, пожалуйста, посмотри на меня.

Он угрюмо поднял голову, рассердившись, что ему приказывают, но воли возражать не было.

— Это важно, — настаивала Гвенда.

Парень молча смотрел на нее.

— У меня будет ребенок.

Выражение лица Вулфрика не изменилось, но землепашец уронил нож и палочку. Девушка долго смотрела на него.

— Ты меня понимаешь?

Он кивнул:

— Ребенок.

— Да. У нас будет ребенок.

— Когда?

Гвенда улыбнулась. Первый вопрос, который он задал за последние два месяца.

— Летом, до жатвы.

— За ребенком нужно ухаживать. За тобой тоже.

— Да.

— Мне нужно работать.