Мир без конца
Шрифт:
Керис ухватилась за эту мысль:
— И что мы должны для этого сделать?
— Обратиться к королю.
— А он даст хартию?
— Если вы докажете, что она необходима для уплаты налогов, он, разумеется, отнесется к ней внимательнее.
— Тогда нужно попытаться.
— Годвин будет вне себя, — предупредил Эдмунд.
— Ну и пусть, — мрачно ответила девушка.
— Ты недооцениваешь опасность, — покачал головой отец. — Тебе известно, как он жесток, даже в малом. Это приведет к открытой войне.
— Да будет так, — упрямо тряхнула головой Суконщица. —
— О, Ральф, как ты мог это сделать! — простонала мать.
Мерфин сидел у родителей и смотрел на тускло освещенное лицо брата. Тот, похоже, не мог решить, оправдываться ли ему или отрицать свою вину. Наконец буркнул:
— Она меня соблазнила.
Мод не так возмущалась, как горевала.
— Но, сынок, она жена другого человека!
— Крестьянина!
— Все равно.
— Не переживай, мать, лорда ни за что не осудят по обвинению виллана.
Мерфин не был так уверен. Ральф — вассал и, судя по всему, вызвал недовольство Уильяма Кастера. Исход судебного процесса вовсе не предрешен. Отец хмуро бросил:
— Даже если тебя не осудят — я молюсь об этом, — подумай о позоре! Ты сын рыцаря! Как ты мог забыть об этом?
Зодчий пришел в ужас, огорчился, но вовсе не удивился. Брат никогда не гнушался насилием. В детстве он постоянно ввязывался в драки, и Мерфину частенько приходилось вмешиваться и разряжать обстановку просьбами или шутками. Если бы гнусное изнасилование совершил не его брат, а кто-нибудь другой, он желал бы виселицы для преступника.
Ральф перехватил взгляд Мостника. Ему было важно мнение брата, может, даже больше, чем суждение матери. Младший всегда смотрел на старшего снизу вверх. Л Фитцджеральд-старший хотел, чтобы теперь, когда его уже нет рядом, Ральфа что-нибудь сдерживало, чтобы он не имел возможности унижать людей.
Пререкания с огорченными родителями продолжались бы и дальше, но в бедный дом постучали, и в дверях появилась Керис. Она улыбнулась Джеральду и Мод, увидев же Ральфа, помрачнела. Мерфин понял, что давняя подруга пришла к нему, и встал.
— Я не знал, что ты вернулась из Лондона.
— Только что. Мы можем поговорить?
Мастер накинул плащ, и молодые люди вышли на тусклый серый декабрьский холод. Их роман кончился год назад. Странно: архитектор чувствовал, что она еще любит его, но иногда Керис казалась железной. Мерфин уже перестал надеяться и ждал, когда время залечит рану. Пока этого не случилось. Когда он видел девушку, сердце его билось быстрее, а большего счастья, чем говорить с ней, зодчий не знал. Суконщица и Мостник прошли по главной улице и свернули в «Колокол». В вечерний час в таверне было тихо. Заказали вино с пряностями.
— Мы проиграли дело, — поделилась Керис.
— Как! — Мерфин был потрясен. — А дарственная аббата Филиппа?
— Она не пригодилась. Грегори Лонгфелло подвел дело к тому, что жители Кингсбриджа — вилланы аббата, а вилланы не имеют права обращаться в королевский суд. И судья отказался рассматривать дело.
Строитель разозлился:
— Но это же глупо. Значит, аббат может делать все, что ему заблагорассудится, невзирая ни на
законы, ни на хартии…— Знаю.
Мерфин понял, что ей не это хочется слышать. Это она говорила себе уже множество раз. Фитцджеральд сдержался и попытался рассуждать по-деловому:
— И что ты собираешься делать?
— Подавать прошение о хартии. Тогда город избавится от произвола аббата. Законник считает, что у нас сильная позиция. Представляешь, он думал, мы выиграем дело с сукновальней. Однако королю позарез нужны деньги на войну с Францией. А богатые города платят больше налогов.
— И сколько понадобится времени, чтобы получить хартию?
— А вот это плохие новости. По меньшей мере год; может, больше.
— И ты пока не сможешь заниматься сукном.
— Не на старой сукновальне.
— Значит, мост встанет.
— Я не вижу выхода.
— Черт. — Какая нелепость. У них было все для того, чтобы город возродился; непреодолимым препятствием являлось лишь упрямство одного человека. — Как мы недооценили Годвина.
— И не говори.
— Нужно освободиться от него.
— Знаю.
— И не через год, а раньше.
— Как бы я хотела иметь такую возможность.
Мерфин задумался, но попутно рассматривал Керис. На ней было новое лондонское платье, двухцветное, по последней моде, придававшее девушке игривость, хотя Суконщицу и снедала тревога. Темно-зеленый и светло-синий цвета оттеняли глаза, а лицо сияло. Такое случалось очень часто. Он мог говорить с ней на серьезные темы, например о мосте — теперь друзья редко болтали просто так, — а потом вдруг спохватывался: как же она красива. Но даже несмотря на очередное прозрение, мозг строителя продолжал работать, и он озвучил свою мысль:
— Нам нужна своя сукновальня.
Керис покачала головой:
— Незаконно. Годвин прикажет Джону Констеблю сломать ее.
— А если не в городе?
— Ты хочешь сказать, в лесу? Тоже незаконно. От нас не отстанут королевские вердереры. [11]
— Тогда не в лесу. Еще где-нибудь.
— Везде понадобится разрешение лорда.
— У меня брат лорд.
При упоминании имени Ральфа отвращение на мгновение исказило лицо Керис, но затем она стала соображать.
11
Вердерер — должностные лица, следившие за соблюдением законов о лесах, принадлежащих короне.
— Поставить сукновальню в Вигли?
— Почему нет?
— А там есть быстрый ручей, чтобы вращать рукоятку?
— По-моему, есть. Но даже если нет, вращать может бык, как на пароме.
— А Ральф разрешит?
— Конечно. Он мой брат. Не откажет мне в просьбе.
— Годвин с ума сойдет от бешенства.
— Ральфу наплевать на Годвина.
Мерфин видел, что Керис обрадовалась, разволновалась, но что она чувствует к нему? Девушка счастлива, что найдено решение проблемы, ей не терпелось обойти Годвина, но остальные ее мысли Фитцджеральд прочитать не мог.