Мир без конца
Шрифт:
— Брось, — грубо ответил Тенч и подошел к ней на опасно близкое расстояние. — Ты соображаешь, что разгоняешь всех крестьян графства?
За лордом вошел крупный мужчина с маленькой головой и встал у дверей. Керис узнала давнего дружка Ральфа Алана Фернхилла. Оба были вооружены мечами и кинжалами, и монахиня, с тревогой вспомнив, что во дворце одна, попыталась разрядить обстановку:
— Хочешь окорока, Ральф? Я только что обедала.
Тот отмахнулся.
— Ты воруешь у меня крестьян!
— Крестьян или христиан?
Алан Фернхилл расхохотался, но Фитцджеральд-младший побагровел, и настоятельница закусила губу.
—
Керис налила ему кружку эля.
— Я не смеюсь над тобой. Объясни, что ты имеешь в виду.
Трясущимися руками, выдававшими страх, она протянула ему кружку, но лорд не обратил внимания на эль.
— Из моих деревень исчезают батраки, и, попытавшись выяснить, куда они деваются, я узнал, что они, оказывается, бегут в твои вотчины за более высоким жалованьем.
Аббатиса кивнула.
— Если ты продаешь лошадь и у тебя двое покупателей, разве ты не отдашь ее тому, кто предлагает более высокую цену?
— Это не одно и то же.
— А мне кажется, одно и то же. Выпей эля.
Рыцарь выбил кружку из ее рук. Та упала на пол, эль пролился на солому.
— Это мои батраки.
Ральф ушиб ей пальцы, но Керис попыталась отвлечься отболи. Нагнулась, подняла кружку и поставила на буфет.
— Не совсем. Если это батраки, значит, ты не дал им земли, поэтому у них есть право уйти.
— Но я лорд, черт подери! И еще. Недавно я предложил землю одному свободному крестьянину, а он отказался, сказав, что получит ее на более выгодных условиях у Кингсбриджского аббатства.
— Это то же самое, Ральф. Мне нужны люди, и я даю им то, чего они хотят.
— Ты женщина и не в состоянии все продумать. Ведь кончится тем, что за ту же работу тех же крестьян больше платить придется всем.
— Не обязательно. Более высокое жалованье может привлечь тех, кто вообще не имеет работы, — разбойников, например, или бродяг, подкармливающихся в вымерших от чумы деревнях. А нынешние батраки могут стать держателями земли и работать лучше — ведь они будут возделывать свой надел.
Фитцджеральд ударил кулаком по столу, и Керис невольно моргнула.
— Ты не имеешь права менять привычный ход вещей!
— А мне кажется, имею.
Тенч схватил ее за ворот подрясника.
— Я этого так не оставлю!
— Убери руки, неуклюжий увалень.
В этот момент вошел брат Томас:
— Ты посылала за мной… Да что здесь происходит?
Монах быстро пересек комнату, и Ральф отпустил подрясник, как будто тот вдруг загорелся. Томас был безоружен, однорук, но когда-то отличался недюжинной ловкостью; грубиян испугался и отпрянул от Керис. Поняв, что выдал страх, Фитцджеральд стыдливо потупился.
— Мы здесь пытаемся договориться, — громко произнес он, отходя к дверям.
Аббатиса повторила:
— То, что я делаю в Аутенби, совершенно законно, Ральф.
— Ты нарушаешь заведенные порядки!
— Закон этого не запрещает.
Алан открыл хозяину дверь.
— Ну, погоди! — И Тенч вышел.
67
В марте Гвенда и Вулфрик посреди недели отправились с Натаном Ривом на рынок в маленький городок Нортвуд. Они работали теперь на лорда. Обоих пока щадила чума, но несколько батраков Ральфа умерли, ему понадобились руки, и староста Вигли предложил им работу. Он платил нормальное жалованье, а Перкин только кормил. Правда, когда батраки объявили, что переходят
к Ральфу, выяснилось, что хитрый крестьянин тоже, оказывается, может платить, но было поздно.Они нагрузили телегу поленьями из леса Фитцджеральда для продажи в Нортвуде, где с незапамятных времен проходил дровяной рынок. Сэм и Дэвид поехали с родителями, так как за ними некому было присмотреть. Мать умерла два года назад, а Джоби, которому Гвенда все равно не доверила бы сыновей, потащился с обозом, надеясь сбыть настрелянных кроликов. В Нортвуд отправился также отец Гаспар, которому требовались семена для огорода.
Низенький горбун Нейт Рив торговался с покупателями, а Вулфрик с Гвендой таскали поленья. В полдень староста дал им пенни на обед в таверне «Старый дуб» на площади. Они заказали вареную грудинку с пореем и разделили ее с мальчиками. У восьмилетнего Дэвида еще сохранялся детский аппетит, но быстро подраставший десятилетний Сэм все время хотел есть.
За обедом внимание Гвенды привлек один разговор. В углу несколько бедно одетых молодых людей из больших кружек пили эль. Один из них, с густой светлой бородой, на котором, в отличие от его приятелей, была дорогая одежда зажиточного крестьянина или деревенского ремесленника — кожаные штаны, хорошие башмаки и новая шапка, — бросил фразу, показавшуюся Гвенде сказкой:
— Мы в Аутенби платим батракам по два пенса в день.
Она прислушалась, но разбирала только отдельные слова. Однако поняла главное: в Аутенби из-за нехватки рабочих рук после чумы платят больше обычного. Молодая батрачка не поверила — слишком уж хорошо, чтобы быть правдой, — и пока ничего не сказала Вулфрику, но сердце ее забилось быстрее. Они столько лет влачили жалкое существование. Неужели жизнь наконец улыбнется им? Нужно разузнать поподробнее. Пообедав, сели на лавочку у крыльца, глядя на своих мальчиков и других детей, бегавших вокруг огромного дерева, которое и дало название таверне.
— Вулфрик, — тихо сказала Гвенда, — что, если мы будем получать по два пенса в день каждый?
— Как это?
— Поедем в Аутенби. — И рассказала мужу то, что услышала. — А вдруг это начало новой жизни?
— Значит, я так и не получу землю отца?
Убить бы его за тупость. Неужели он еще считает это возможным? Как можно быть таким идиотом? Гвенда попыталась говорить как можно мягче:
— Прошло двенадцать лет. За это время власть Ральфа окрепла. И он ни разу не дал понять, что простил тебя. Как ты думаешь, каковы шансы?
Вулфрик не ответил на этот вопрос.
— А где будем жить?
— Но в Аутенби должны же быть дома.
— А Фитцджеральд нас отпустит?
— Он не может нас остановить. Мы батраки, не вилланы. Ты это знаешь.
— А Ральф знает?
— Значит, нельзя дать ему возможности возразить.
— И как это устроить?
— Ну… — Об этом она еще не думала, но теперь поняла, что действовать нужно стремительно. — Можно уйти прямо сегодня, отсюда.
Это страшно. Они всю жизнь прожили в Вигли, а Вулфрик и вовсе в одном доме. И теперь переехать в деревню, которой никогда не видели, даже не попрощавшись с односельчанами? Но Вулфрика беспокоил еще горбатый староста, как раз направлявшийся к лавке свечника.
— И что скажет Натан?
— А мы ему ничего не станем говорить. Наплетем что-нибудь, например, что решили здесь заночевать выдумаем причину — и вернемся завтра. Никто не узнает, куда мы делись. И никогда больше не вернемся в Вигли.