Мир без лица. Книга 2

Пока они вели нас сюда, в Большой дом, жестко пресекая все попытки завести познавательную беседу, была надежда, что ведут к вождю. Вот приедет барин, барин нас рассудит, как же… Похоже, что главарю этих недоумков не до пришельцев, вообще. Его больше интересует тазик гигантских тараканов в кактусовом масле. Он слушает мои «деловые предложения» еще пару минут и со вздохом отворачивается. Рука его зависает над горкой скрюченных коричневых телец, со смаком выбирая таракана помясистее.

— Отойди, — слышу я холодный голос за своей спиной.

Черт! Ну почему, почему я всегда все должна делать сама? Сама попадать в ловушки, сама освобождаться из плена, сама вести переговоры, сама разгадывать планы инфантильных Одиновых сынков, помешанных на захвате мира посредством экологической катастрофы? А этот герой-любовник, сильфида мужского пола, только порхает вокруг и дает умные советы не задирать орду троллей, мирно ужинающих доисторическими насекомыми и рублеными хвощами?

В полуметре от моей руки, вцепившейся в металлический сучок, Клив-Солаш врубается в сплетение ветвей. Высеченная ударом искра превращается в клубок огня, он раскрывается под потолком, словно бутон, расцветает алый цветок, целое поле алых цветов, огонь пожирает крышу, а Нудд все лупит и лупит мечом, ветки падают, роняя огненные капли жидкого металла на земляной пол.

— Сожгу на хрен! Всех на хрен сожгу! — орет, не переставая, мой невозмутимый (до недавнего времени) спутник. — Дубье каменноголовое! Я вас… Вы у меня…

Следует красочное перечисление, что именно Нудд им и что именно они у Нудда. Мне остается лишь завороженно слушать.

В нашей темнице образуется незапланированная дверь. Тролли, похватав оружие, удирают из горящего Большого дома. Собственно, нет больше никакого дома. Стены и крышу разъедает пламя. Все вокруг охвачено огнем, кажется, что мир горит до самого горизонта, огонь скручивается в витую колонну, колонна светится, точно лампа багрового стекла с желтыми и белыми прожилками, нас затягивает прямо в сердцевину, мы летим по окружности огненного торнадо и горим, горим… Боги преисподней, ну почему мне так не везет?

Вот только боли я совсем не чувствую. Вытягиваю руку — освещенная всполохами, она цела и отнюдь не собирается обращаться в прах. И тут в мое запястье вцепляется другая рука. Я оборачиваюсь и вижу: мне ободряюще подмигивает старый добрый Нудд. Он летит рядом, прижав к боку Клив-Солаш, снова неуязвимый и неустрашимый, как… сильф.

— Что за… — успеваю выкрикнуть я в гудящем пламенном аду.

— Стихия огня — самая древняя, — назидательно сообщает Нудд. — И она с начала времен неизменна. Воздух и огонь не враги, а друзья. В огне мы, сильфы, становимся собой. Я вернул себе свою природу. И тебе — твою.

— Что ж ты мне запрещал костер разводить?

— По-хорошему хотел, — покаянно вздыхает Нудд. — Зачем было уничтожать такой древний лес?

— Но теперь-то лесу кирдык?

— Надеюсь, нет. Я попросил огонь держать себя, гм, в рамках.

— А костру приказать не мог? — занудствую я.

— Не знаю, — пожимает плечами сын воздуха. — Чем меньше огонь, тем труднее с ним договориться. Пока вокруг еда, огонь будет пировать.

Да. Еды для огненного смерча, почитай, и не осталось совсем. Вокруг нас обширное выжженное пространство. Хорошо, что Большой дом стоял на скале, а не посередь леса, где полным-полно деликатесов для неконтролируемых языков пламени.

Я чувствую, как раскаленный воздух, словно огромная ладонь, опускает меня на землю, укрытую толстым ковром пепла. У подножия скалы мельтешат фигуры троллей. Нет, не мельтешат, а скорее вяло ворочаются. Да они чуть живы, эти могучие существа с серыми рублеными лицами! Где теперь их насмешки, их аппетит, их веселые зырканья исподлобья? Где их Большой дом, их имущество, их кров, их вкусный ужин? Все погубили проклятые пришельцы. Но это же не повод, чтобы валяться в золе, раскинув ручки-ножки, словно побежденная армия пластиковых игрушек?

Кислород, догадываюсь я. Смерч сожрал кислород во всем лесу. У бедных троллей гипоксия [59] . Ничего, подует ветер, развеет духоту, и вам полегчает, бедные охотнички за гигантскими насекомыми. А пока вы хватаете ртами воздух, точно выброшенные на берег рыбки, мы с Нуддом узнаем все насчет кратчайшего пути в Йернвид. А ну отвечайте, сукины дети, как нам пройти в Железный лес?!!

* * *

За пределами улья Синьоры замок более ли менее похож на все большие, не для хорошей жизни, а для долгой осады построенные цитадели. Ох и мрачное же местечко этот Корасон — посередине серая неприступная громада, по периметру кладбище надежд и страстей… И это — образ сердца? Надеюсь, что не моего.

59

Состояние кислородного голодания, вызванное различными факторами: употреблением алкоголя, курением, задержкой дыхания, болезненными состояниями, малым содержанием кислорода в атмосфере — прим. авт.

Мы, словно муравьи-листорезы, планомерно обшариваем Тентакао, словно груду палой листвы. Марк и Синьора Уия где-то рядом, но сообщить, где именно, Легба отказался. Просто перестал откликаться. Не отвечает даже мэтру Каррефуру, на чьи подначки неизменно покупался.

— Подумать Владыке Перекрестков надо, — успокоительно гудит Каррефур, — все взвесить… Ты же понимаешь, Помба Жира сама по себе очень могущественное существо, но если сейчас она добьется желаемого… Врагов, вроде меня, в пыль сотрет. Не в смысле «убьет», а в смысле засунет в такую задницу, из которой только и останется, что в перископ глядеть. А тех, кто не столько враг, сколько надоеда, прогонит с глаз. И Легба, бедненький, останется без своей второй половины. Это ему почище людского развода будет…

Похоже, Легба не очень-то ладит с женой. Или она ему не совсем жена? А может, совсем не жена? Ну зачем бесплотному лоа жена — и тоже бесплотная? Духи, посредники между богом и человеком, могут оседлать любого призвавшего их и удариться в разгул, доступный человеческому телу, — горячительные напитки, жирная пища, падшие женщины и прочие радости нездорового образа жизни. С другой стороны, одними падшими женщинами и горячительными напитками жив не будешь. Наверное, духам тоже требуется кто-то, чтобы его любить…

— Учти, я все слышу, — бурчит Легба и Фрель бросает на меня пронзительный взгляд. — Все твои мысли про меня и Помба Жира.

— Хочешь поговорить об этом? — усмехаюсь я. Вот будет номер, если Легба, дух дверей и перекрестков, возьмет меня в психоаналитики.

— Пожалуй, да, — усмешкой на усмешку отвечает Фрель. То есть Легба. — Ты понимаешь, как много дают друг другу подходящие духи?

— Что значит «подходящие»?

— Помба Жира — богиня чувственных наслаждений. Я — бог дверей, дорог и перекрестков. Я открываю богине секса столько дверей к человеческому телу и разуму, сколько ей в одиночку нипочем не открыть.

— А она выгоняет на твои дороги орды путников — искателей чувственных наслаждений…

— Еще бы! — Легба довольно кивает головой Фреля. — Это не похоже на союз между людьми. Это тандем богов. Это достижение цели большей, чем любая смертная жизнь. Чем сотни и тысячи смертных жизней.

— Зачем ты идешь с нами? — неожиданно выпаливаю я.

Мне и в самом деле непонятно, какого лешего здесь забыл Легба. В теле Синьоры Уия, могущественной колдуньи, Помба Жира жирует будь здоров, извините за каламбур. В ее власти дотянуться практически до любого человека на острове. А может, и за пределами острова, я не знаю, где предел ее силы. Тела бедняг (или счастливцев), чьи души поют и пляшут в улье Синьоры, мечутся по дорогам этого мира, пытаясь приблизиться к исполнению своих желаний — чем же Легба недоволен?