Мир до и после дня рождения

Она не могла сказать, что была здесь несчастлива; их совместное существование было приятным. Атмосфера здесь была немного душной и скупой на эмоции, но вердикт первых минут пребывания в квартире был таков: уйдя, она все же оставила частичку себя в этом доме. Есть ли в этом что-то хорошее?

— Итак, — начал Лоренс, когда они переместились с кофе в гостиную. Кружки были те же самые, что раньше, впрочем, ей он налил слишком мало молока. — У тебя все в порядке?

— Все хорошо, — кивнула Ирина.

— Ты бледная. И очень худая.

— Сплю мало. — Она смутилась, решив, что он может неправильно ее понять. — Последние две недели. Неприятности в личной жизни. Приходится часами выяснять отношения. — Через пятнадцать минут она уже рассказывала ему все и обо всем.

Лоренс проявил деликатность и не стал расспрашивать о причинах конфликтов.

— Я не умею ругаться, — смущенно призналась она. — У меня нет опыта.

Взгляд его стал острым.

— Он ведь тебя не ударил?

— Нет, ни разу.

— Если он посмеет поднять на тебя руку, я сломаю ему пальцы.

Ирина улыбнулась:

— Фильм «Мошенник».

— Прекрасно. По крайней мере, с ним ты не превратилась в полную идиотку.

— Что ж, — вздохнула она, — давай, продолжай развлекаться. Ты это заслужил.

— Я ничего не заслужил, все само на меня свалилось. И я не веселюсь.

— Я волновалась за тебя, Лоренс.

— Какая в этом польза?

— Никакой. Но хуже, если я не буду этого делать. Разве ты за меня не переживал?

— Привычки сложно менять.

— Кстати, о привычках, пока я не забыла. — Она открыла сумку. — У меня для тебя подарок. — Она протянула ему пакет. — Пустячок, может быть, это глупо.

Лоренс повертел в руках пакет темно-красной смеси и посмотрел на нее с непониманием.

— Спасибо! — произнес он, не представляя, что держит в руках.

— Это смесь для попкорна, — объяснила Ирина. — Твоя любимая. Ее сложно купить. Мы как-то гуляли, — слетевшее с языка «мы» заставило ее опять смутиться, — я натолкнулась на сухую смесь для чатни с чесноком и решила тебе купить.

То, как он опустил руку с пакетиком специй на колено, дало ей понять, что ее жест недооценен. Радость оттого, что она увидела редкую приправу в индийском магазинчике на Роман-Роуд, затмившая мысли о том, что теперь у Лоренса может быть аллергия на попкорн, дала толчок новым неприятным предчувствиям.

Разумеется, она была уверена, что он до сих пор каждый вечер пьет пиво с попкорном, потому что Лоренс склонен к постоянству и не меняет свои привычки. Но сейчас на нее давила уверенность в том, что привычное блюдо стало для него проклятым. Наблюдая, с каким лицом он отложил пакетик на диван, она даже подумала, что, закрыв за ней дверь, он поспешит отправить его в мусорное ведро, как выбрасывают несвежую курицу, пока тушка не начала источать зловоние.

— Я могла бы, — попыталась извиниться она, — прийти сюда с пакетами продуктов и твоими вещами из химчистки.

— Ты больше не должна обо мне заботиться.

— Странно, конечно, но мне кажется, что должна. Если вы однажды взяли на себя ответственность, то не вправе освобождаться от нее по своей прихоти.

— Разумеется, вправе. Послушай, со мной все в порядке. Я хотел сказать, нет ничего хорошего в том, что мы расстались, я этого не хотел. Но я справлюсь. Говорят, на это требуется год.

— Ты никогда не доверял тому, что говорят.

— Да. Как правило, это все чушь. — Несмотря на желание выглядеть спокойным, Лоренс старался не смотреть ей в глаза. Обращаясь к ней, он смотрел чуть в сторону, словно в комнате присутствовал третий. — Кстати, у меня был шанс уехать в этом месяце в Россию. Большой проект в Чечне. Но я отказался.

— Удивительно. Почему же?

— Не стоит заострять на этом внимание, но… понимаешь, Россия для меня связана с тобой. Язык, опять же. Боюсь, если услышу «Привет, милый!» на улице, решу, что это ты. Если бы мы могли поехать в Москву вместе… Кажется, я плачу над пролитым молоком. Забавно, я всегда думал, что по-настоящему интересуюсь этим регионом. Когда возник этот проект, я был в таком нетерпении, но потом… эти ассоциации… Теперь понимаю, что мне плевать на Россию. Даже странно.

— Ну что же так, — по-русски укорила Ирина. Возвращение к милым сердцу привычкам, которые она предала, сделало язык сухим, как смесь для чатни.

— А знаешь, я был уверен, что ты придешь, — заговорил Лоренс. — К концу следующей недели тебе надо сдать иллюстрации для «Мисс Дарование», а ты ответственный человек.

— Ты помнишь срок сдачи моей работы?

— Я помню все, что для тебя важно.

— Я задержалась с этим проектом. Попросила продлить срок.

— Не помню, чтобы ты сдавала иллюстрации позже. Но ведь за последние месяцы ты не могла нарисовать много. Впрочем, твой денежный мешок вполне мог купить тебе новый набор красок.

— Нет, у меня был своего рода отпуск.

— Вечеринки конечно же. Ты очень похудела, и лицо одутловатое.

— Я же сказала, мне надо выспаться.

— И ты куришь.

— Совсем чуть-чуть!

— Я даже запах чувствую. — Лоренс одернул себя и замолчал. Он вовсе не желал, чтобы их разговор проходил в таком тоне. — Я знаю, ты считаешь меня деспотом, но я хочу лишь, чтобы ты следила за собой. Больше ничего. Я не собираюсь контролировать тебя.

— Я так не думаю.

— Ну, полагаю, теперь ты можешь кое-что рассказать мне о снукере! — воскликнул он с деланым восторгом.

Ирина криво улыбнулась уголком рта.

— Даже больше, чем хотела бы знать.

— Бойся исполнения своих желаний.

— Я не желала много знать о снукере. Это произошло само собой.

— Мне неинтересно, чего ты желала, но это моя проблема.

— Я и не ждала твоего понимания.

— Хорошо. И не дождешься. — Казалось, он долго боролся с чем-то внутри себя и победил. — Ты не можешь пренебрегать работой, Ирина, иначе пожалеешь. Ты можешь бросить меня, но не ее.

— В моей жизни произошли огромные перемены, но в ней не возникло равновесия.

— Ты ездишь на все соревнования?

— И что? — с любопытством спросила она.

— Если не будешь проявлять осторожность, он тебя живьем сожрет. — Лоренс вновь взял на себя роль ее совести. Он и раньше принимал ее на себя, неудивительно, что она сбежала. Совесть не всегда самая приятная компания.

— Ты должен был мне доверять, — не задумываясь выпалила Ирина. Его замечание было слишком предсказуемо.