Мир Дому. Трилогия

– Хорош балаболить! – шикает Технолог. За прошедшие две недели он сделал много – столько, что начал тянуть одеяло на себя. Кажется, мысленно он уже примеряет костюмчик градоправителя… Но почему-то остальные бугры вовсе даже не против – может быть, они уже знают расклады на то, что будет ПОСЛЕ, и уже заранее примиряются с новым Главглавом.

– Хорош балаболить! – шикает Технолог, когда из вытяжного шкафа слышится шорох. Все настолько привыкли к тому, что Комбриг вылезает из шкафа, что, наверное, многим кажется, что он как домашняя нечистая сила – домовики-барабашки, или как там их звали раньше – живет именно там. Но это и хорошо. Все вдруг стали до ужаса суеверны – а ведь домовик-барабашка, говорят, хранитель благополучия в доме. Пусть у нас все пройдет благополучно, Комбриг!

Комбриг выбирается наружу и оглядывает кучку заговорщиков.

– Без предисловий, дорогие товарищи, – говорит он, выходя в центр полукруга, который образовали мы, сорок человек. Он стоит один против четырех десятков мужчин и женщин, крысоволков среди крыс, бугров Гексагона, убийц, насильников, порой даже и садистов – словом, совершенно милых и прекрасных ребят. Высокий, но не выше Жерди, крупный, но не крупнее Смолы, крутой, но не кажущийся страшнее Бека. Стоит так, что сразу становится ясно, кто тут, сука, имеет самые стальные яйца.

– Сегодня у нас программа минимум, – говорит он. – Сначала – доклад. Уединяемся за ширмой, – тычок пальцем на дальний угол Смотровой, где стоит белая ширмочка и кушетка, – и каждый подтверждает мне последнюю готовность, докладывает по наличию сил и средств. Дальше я распедаливаю конкретному человеку конкретный кусок плана, который ему следует выполнить неукоснительно. От начала и до конца. Только то, что вам положено знать, остальное вас не касается. Только так мы добьемся слаженности действий – и только так исключим возможность слива всего плана противнику. А на второе у нас небольшая прогулка. Тут недалеко, всего на час-полтора. Поехали.

Доклады начинаются, как ни странно, с Гадюки – бабы и их гормоны порой творят чудеса. Вот прямо хочет она выступить первой и хоть ты усрись. Ладно, дамы вперед – Комбриг подзывает ее, заслушивает и удовлетворенно кивает седой головой. И после Гади остальные уже валяют как по писаному.

Доклады длятся недолго – и после этого Комбриг минут по пять проговаривает каждому его роль. Нас сорок человек, и времени это занимает три часа с небольшим. Впрочем, на недостаток времени мы сегодня не жалуемся – вся эта ночь наша.

Беседы проходят очень тихо – так тихо, что мы, сидящие в другой части этой небольшой, в общем-то, комнаты, слышим только шуршание шепота. И ответные инструкции Комбрига слышит только тот, кто получает их. И как-то сама собой наступает эта самая тишина, когда все хотят расслышать слова, обращенные командиром каждому члену нашего кружка заговорщиков. Тишина. И в этой тишине я вдруг начинаю слышать Гексагон. Тюрьму, ставшую страшным, но своим домом. Домом, где все ясно, понятно и не возникает вопросов о будущем.

Никогда не думал о том, как он звучит в ночи. Ночь для нас понятие очень относительное – время сна, Норы и темных дел. Но в эту самую ночь Гексагон на самом деле звучит своим собственным голосом, неперебиваемым ничем и никем. И, оказывается, мне хорошо знаком этот голос.

Гексагон не останавливается ни на минуту. Ночь – тоже время бодрствующих смен в цехах. И Гексагон звучит именно их голосами. Тяжелыми ударами Ремцеха и Приемных Доков, громко шелестящими лентами Конвейера, постоянными вздохами вентиляции, прогоняющей застоявшийся воздух, отдаленно ухающим прессом, шипящей дуговой сваркой, визжащими пилами, гудящими сервоприводами контроллеров и бухающими ботинками кадавров, идущих в патруле по коридорам и галереям, шуршащими уборочными машинами. Здесь, в Медчасти, я не слышу всего этого – но хорошо представляю звуки. Гексагон живет обычной жизнью – и эти звуки вплетаются в тысячеголосый храп, скоро должный прерваться воплями, криками, грохотом выстрелов, лязгом стали о сталь и хрипом умирающих. Спи, Гексагон, смотри свои последние сны, работай последние смены.

Скоро тебя разбудят огнем.

Доклады окончены. Теперь вторая часть программы. Экскурсия. Даже я не знаю, куда нам предстоит идти. Даже Док. Он сидит здесь же – и вопросительно смотрит на Комбрига.

– Прежде чем мы начнем, я хочу показать вам кое-что, – говорит Комбриг. Он снова стоит в кругу, в центре комнаты – и мы молча, внимательно, слушаем его. – То, что я покажу – дополнительный стимул для вашей мотивации. Вашей – и ваших людей. Под утро вы разойдетесь по своим отрядам и расскажете то, что увидели. Постарайтесь сдержать ваших номеров – особенно тех, кто непосредственно задействован в операции. Это будет нелегко – но вы должны сделать это любыми способами. Успокаивайте. Уговаривайте. Убеждайте. Говорите, что наше время настанет уже совсем скоро. Через сутки мы начнем.

– Ты уверен? – спрашивает вдруг Док – и я вижу, что он догадался, куда собирается вести нас Комбриг. – Уверен, что они сумеют сдержать крысюков?

– У них нет выхода.

– Фабрика?

Комбриг кивает, и Док странно дергается лицом и бледнеет.

– Ну… тебе виднее.

– Перед финальным актом нашей драмы нужна точка катарсиса, – усмехается Комбриг. – И ты знаешь, что это Фабрика. Идем.

Док поворачивается к нам.

– Значит так, мужчины… и женщины. На дворе ночь, возле Фабрики работают разные системы, и смотреть на всю херню мы будем через решетки вентиляции. Ведем себя тихо, без выкриков с мест, проклятий и прочих проявлений организма. Без проявлений – и без выделений. Предупреждаю особо: если кто нажрался вдогон к ужину – предлагаю два пальца в рот и шагом марш вон в то ведро. Я вам честно говорю – легче будет.

Желающих «вон в то ведро» нет. Но мы переглядываемся и видим, что каждому из нас даже не то чтобы интересно – а как то-уже даже жутковато-таинственно. Куда поведут нас наши вожди и какую истину покажут?

Идем мы недолго – наша цель тут же, в Центральном модуле, и потому путешествие не затягивается. Затруднено оно лишь потому, что приходится вести узкими кишками четыре десятка народу. И постоянно следить, чтоб никто не отстал и не затерялся. Наконец, мы на месте. Мы стоим в узкой каверне, спрятанной между стенами Гексагона и уходящей дальше форменной крысиной тропой, где по одному едва протиснешься. Помещение небольшое – но сорок человек вполне вмещаются.

– Дальше идем по десять человек, больше там не поместится, – говорит Комбриг. – И это нихрена не развлекательная экскурсия. Я остаюсь – я просто не протиснусь в скафандре. Док с вами. Если кому-то станет хреново – тащите его как хотите.

Док морщится в ответ на это предложение, но деваться ему некуда, и мы – я, Смола, Технолог, Желтый, Пан, Шашлык, Гадюка, Красный, Дрозд и Сивый – ныряем в узкую каверну потерны.

– Щупайте стены, – говорит впереди Док. – Когда начнут теплеть, а потом запахнет мясом – значит, пришли.

Мы идем в темной кишке, слыша только друг друга. Бетонные коридоры холодят тела и души, здесь, оставшись в темноте, мысли принимают какой-то другой оборот. И мне вдруг хочется просто выбраться отсюда, уйти в Медотсек, ставший за эти дни уже почти родным, и лечь на свою мягкую теплую койку. Впрочем, я гоню эти мысли. До покоя ли сейчас? Да и теплая постель теперь только через революцию…

– Тихо всем! – шипит впереди Док. – Ни шороха!

Света становится больше – он течет внутрь через решетки в половину человеческого роста. Мы выходим в огромные короба вентиляции, под потолком Фабрики – сквозь решетку снизу смутно виднеется ползущая лента конвейера и четкие движения автоматизированных станков и агрегатов. И… почему-то густо воняет мясом. Точно, именно мясом. Откуда? Что за херня?!..