Мир Дому. Трилогия

Серёга, подумав немного, кивнул. Почему нет? С кадавров боезапаса на порядок меньше – но ведь помимо стрелковки есть и другие необходимые вещи. Комбезы и обувь, пассивники, снаряга, рационы питания, дозиметры, фильтры… да те же протезы, которыми у многих киборгов заменены конечности или потроха. И даже оружие у них зачастую куда интереснее, чем у механизмов. К примеру, свой СКАР^[34] Серега именно с кадавра когда-то и снял. Значит, на юг идти, нелюди в тех краях куда чаще встречаются.

– Ладно, решили, – подытожил он. – Возвращаемся домой, сутки на отдых – и за мясом.

– Все, братва, кончай базар, – ставя точку в дележе, тотчас же подключился Злодей, четко уловив настрой командира. – Отдыхаем, переснаряжаемся, выходим. Часовая готовность!

Вышли через полтора часа – Железный Дровосек задержал. Пашка мужичина хоть и здоровый – а после той гранаты еще и страшен, как Квазимода, – но внешность, говорят, обманчива. Внутри – добрый, непосредственный, словно ребенок. Все как и должно быть согласно поговорке: сильный человек – добрый человек. А еще – недотепистый какой-то, несобранный… Перед самым выходом приспичило ему. Пока ходили с Енотом в соседний зал – один гадит, другой караулит; пока он жопную броню экзы на место водворял; пока вторую ленту снарядил – продрых весь отдых, даже не почесался – так дополнительные полчаса и ушли. Правда, Серёга обойму не торопил, не горит, можно немного подождать – но Злодей его чуть вместе с пулеметом не сожрал. Досталось на орехи.

Двигались в походном построении. Впереди, в сотне шагов, – передовой дозор. Работала тройка Ставра: он сам, Прапор и Енот, ПКМ и два триста восьмых калаша^[35]. УПЗО не использовали – ресурс всегда старались беречь, да и глаза не казенные, им тоже отдых нужен; шли с прожектором, бившим метров на триста пронзительным бело-голубым светом, освещавшим коридор, казалось, до каждой трещинки в стене. Дальше – ядро: командир, зам, наука, Наставник, тройка Немого. Ядро использовало один единственный фонарь на минимальной мощности, да и тот был уперт в потолок и давал рассеянный свет, накрывающий людей призрачной желтоватой дымкой – не светить же в спину передового дозора, обрисовывая силуэты и делая бойцов легкой мишенью. Света хватало лишь на то, чтоб худо-бедно различать очертания предметов или свои руки, но большего и не требовалось. Куда важнее безопасность. И замыкала построение платформа, на которой за щитком автоматической пушкивосседал Дровосек, прикрывая заднюю полусферу, и тройка Маньяка, готовая работать с флангами. Время от времени тройки менялись местами – ротация была необходима, чтоб не слишком утомлять людей. В передовом дозоре самая адова работа – смотреть во тьму, слушать тишину галереи, пытаясь вычислить притаившуюся впереди опасность. Поработаешь полтора-два часа – и на отдых. Иначе чувство опасности притупляется, человек, убаюканный тишиной и спокойствием, бдительность теряет – и вот они, контр'oллеры, тут как тут.

– …так он к нам и хочет, – шагая рядом, вполголоса рассказывал Злодей. Разговор шел про новичка в обойму. Перед самым выходом запросился в группу парнишка, но Серега пообщаться с ним не успел, откомандировал Пашку. Тот поговорил – и вроде бы остался доволен. И теперь, как время нашлось, рассказывал командиру о своих впечатлениях. – Я говорю: а почему именно к нам? В ПСО семь обойм, а ты третью выбрал. Знаешь, какие у Карбофоса правила? Знаю, говорит. Дисциплина, единоначалие, приказы не обсуждаются, а выполняются. Ну и?.. Все равно? Да, говорит, все равно. Вы дальше всех ходите и почти всегда в полном составе возвращаетесь. Добыча у вас хорошая. Командный дух сильный. Я бы, говорит, к вам хотел…

– Так и сказал про командный дух? – усмехнулся Петр Иванович. Он шел слева и слушал очень внимательно. И про командный дух, которому уделял едва ли не первостепенное место, ставя по своей внутренней шкале даже выше, чем индивидуальную подготовку бойца, ему очень понравилось. Да и как могло не понравится, если большая часть заслуг в этом – его, Наставника?..

– Так и сказал, – кивнул Пашка.

– Что умеет? – спросил Серёга.

– Тяжелый пулемет.

– Активник? – заинтересовался Сотников.

– Да, чип уже стоит.

– Хм… неплохо…

– На подхвате будет, если что.

– Да это понятно. Но опять ведь им заниматься…

– Примем – заточим под себя, – сказал Петр Иванович. – Ты подумай, Сергей. Смену нужно заранее растить. Тем более парень уже с чипом. Потом будешь локти кусать…

Серёга и думал. В обойме пятнадцать человек, считая Наставника. Почти предел, по его меркам. Большую обойму, как те же Гвоздилычи, он собирать не хотел. Больше людей – больше хлопот с личным составом, сложнее управление в бою. Большая группа неповоротлива, инерционна. Даже элементарно – от толпы шуму больше. А у него все на своем месте, все при деле. Тем более парнишка новичок и значит за Внешним Периметром бывал не дальше дневного перехода. Возись с ним, воспитывай, обучай, показывай… С другой стороны – нужно и о будущем думать. Это сейчас все хорошо складывается, когда в группе полный комплект. Но удача переменчива: сегодня ты добычу богатую домой несешь, а завтра тебя самого везут. И если потеряли, к примеру, того же Дровосека или Одноглазого – не дай бог, конечно! – где замену искать? Ждать, пока молодой в группу войдет, заматереет? Или все же загодя человека найти? Тем более парень – активник, уже чип в башке, посредством которого человек с активной экзой контачит. Их ведь редкий организм принимает, и потому дефицит активников страшный. А в третьей обойме сразу два будет! Нет, все же прав Наставник, как всегда прав. Нужно брать.

– Ладно. Придем – захвачу Железного, побеседуем. Будем смотреть по знаниям.

– Я посмотрел, – усмехнулся Злодей. – Отличник боевой и политической…

– Тогда понятно, почему он тебе понравился, – улыбнулся Петр Иванович.

– Как у него с экзой?

– Порядок, – кивнул Паша. – В наличии. Настроена, откалибрована.

– Ладно. Поглядим, – снова повторил Серёга, закрывая тему.

Сменились раз. Сменились второй и третий. Полных шесть часов дороги. Тяжеловато. Все время настороже, все время вглядываешься вперед, вслушиваешься в тишину галереи, готовый среагировать по любой из наработанных схем, высадить длинную очередь в опасном направлении, упасть, укрыться или прикрыть огнем товарища. В коридорах – все внимание вперед и назад, с флангов здесь опасности нет, стены; а вот в залах – там уже все четыре стороны смотри, внимание на темные провалы. А их может быть и два, и три, и десять. Если же узел попадется – скопление комнат в два-три этажа – вообще где угодно может подстерегать. И каждый зал, каждую комнату на пути нужно осмотреть и обшарить. Есть ведь такие, которые шаром покати – а есть и те, где агрегатов понаставлено будь здоров либо кучи всякой дряни навалены. И в этих-то завалах тоже смерть таилась, ждала своего часа. Даже если не контр'oллер – то же зверье: крысы, ящеры, змеюки здоровенные... Одно слово – Джунгли.

И тем не менее, обратная дорога проходила на удивление спокойно. Тишина вокруг, ни единого опасного звука. Посвистывает воздух в коробах вентиляции под потолком; глухо шлепают по полу крупные капли воды, пробившиеся кое-где меж стыков плит; пощелкивает возле ледяных лужиц дозиметр, чувствуя тяжелую воду^[36] ; шуршит временами за толщей стен неведомое; да где-то внизу, глубоко-глубоко, казалось, за тысячу горизонтов, ворочалось что-то невообразимо огромное, напоминая о себе отдаленным гулом, эхом и редкими толчками, расходящимися по паутине. Словом – ничего настораживающего, лишь те звуки, что сызмальства знакомы и привычны каждому.

Сергей уже два раза доставал коммуникатор и сверялся с пройденной дорогой. В среднем получалось два-три километра в час – скорость более чем удовлетворительная. Пятнадцать километров минус. Еще немного, и будет выход в западную транзитную, там можно найти подходящее место и встать на привал. День хоть и удачный, но и сил забрал немало. Отдохнуть ночь, и с новыми силами дальше. И если так пойдет – через троесуток дома будут.

Ночь – это, конечно, понятие чисто субъективное. Здесь, во тьме паутины, не существовало дня и ночи. Хотя люди знали, что раньше в мире был день и была ночь, был свет и тьма. И так было всегда. Но что-то случилось потом, и время разделилось на До и После. Свет ушел, оставив только тьму рядом с человеком. Непроглядную тьму, которую мог разогнать лишь свет фонаря, прозреть ПНВ или тепловизор. Время теперь измерялось по часам – наручным ли, механическим или электронным. С шести до двадцати двух – день, все остальное – ночь. Так повелось с самого Грохота. А что было до него – в точности никто и не знал. Даже древний старик Никита, хранитель Библиотеки, о котором шептались, что он невероятно стар да и вообще, кажется, родился уже стариком, – и тот путался в обрывках воспоминаний. Молодежь же и подавно считала это сказками.

– Обойма – стоп! Движение прямо!

Сергей едва лишь опознал голос Ставра – а тело уже отреагировало вбитыми в подкорку рефлексами. Упав, он перекатился влево, укрываясь за торчащим в стене бетонным блоком и выставляя ствол в сторону опасности. И не он один. В мгновение ока коридор оказался пуст, лишь верблюдпосередине. Впрочем, на платформе тоже не зевали: Одноглазый, мгновенно погасив фонарь, лежал на полу кабины в обнимку с винтовкой; Дровосек, развернув пушку по ходу движения, сосредоточенно смотрел в узкую прорезь щита.

– Ставр – Карбофосу. Расстояние? Что видно? – выходя на канал, запросил Сотников передовой дозор.

– Сто пятьдесят метров, – отозвался шепотом комод^[37]. – Теплокровное. Там, кажись, коридор в зал выходит, в зале и шевелилось.

Теплокровное – это еще ничего не значит. Может, животное, а может, и кадавр. А может, на своих же наткнулись, нередко такое бывало. Встретятся две обоймы в паутине – и ну в горячке друг друга колбасить, на общем канале не запросив. После уж разберутся, кто и что – да поздно, двух-трех человек нет.