Мир Гаора
Шрифт:
Во двор вышел Гархем, и Старший, утерев рукавом лицо, прячась за парапетом, побежал к суетившимся вокруг застрявшего контейнера грузчикам.
– Кого?
– выдохнул навстречу ему Тарпан.
– Рыжего, - ответил Старший и заорал, - какого хрена колупаетесь?!
Стоя посреди двора, Гархем удовлетворённо оглядывал внешне беспорядочную, но подчинённую внутренней логике рабочую суету. Как же вовремя продали Рыжего, потрясающее чутье у полковника.
В этом он убедился окончательно буквально на следующий день, когда старший
– Благодарю, - отпустил его Сторрам и посмотрел на Гархема.
– Воистину, всё, что ни делается, то к лучшему.
Гархем сокрушённо покачал головой.
– Я же ездил с ним и с его бригадой. И ничего не заметил. Теряю квалификацию, полковник.
– Ну-ну, Гархем, я тоже вижу такое впервые. Надо признать, остроумно. И на неплохом техническом уровне. Ну-ка, давайте проверим.
Они встали у окошка, проверяя обзор.
– Удобно стрелять в затылок.
– Да, и пассажиру, и водителю. Делали, конечно, не для этого, но...
Гархем усмехнулся.
– Кровь есть кровь. Наследственность - великая сила, полковник. Что делать с его бригадой? Они не могли не знать.
– Начнём копать, только раздуем, нет, Гархем, просто не выпускайте их в город. Вообще на внешних поездках будем держать только вольнонаёмных, - Сторрам улыбнулся, - пока.
Гархем кивнул.
– Думаете, Махотка надёжнее?
– Он прирождённый, они покорнее, и не думаю, что его познакомили со всеми, как говорят алеманы, кунштюками.
– Механик утверждает, что парень глуповат и непременно проболтался бы, если бы знал.
– Поверим механику, Гархем. А трейлер... пусть постоит, я, кажется, знаю, кому его предложить.
– Да, с таким... усовершенствованием любитель и знаток даст хорошую цену, - засмеялся Гархем.
И уже когда они, отдав все необходимые распоряжения, вышли из гаража, Гархем тихо спросил.
– Вы известите капитана?
– Зачем?
– искренне удивился Сторрам.
– это теперь его проблема, пусть сам с ней и справляется.
В большом хозяйстве с несколькими сотнями служащих, постоянных и временных, свободных и рабов, исчезновение одного заметно только живущим или работающим рядом, а круговерть гигантского торгового комплекса заставляет думать о сегодняшнем, ну от силы завтрашнем, но не о вчерашнем. Старший разделил оставленные ему сигареты и фишки между близкими друзьями Рыжего, в обед и ужин у его места стояла миска каши с воткнутой в неё ложкой, а вечером тихонько, чтоб не придрались надзиратели, Рыжего отвыли. Но не смертной, парень-то молодой и в полной силе, а угонной.
– Уж ты, мило мое дитятко, - выпевала Мать, - Ты бессчастное родилося, бессчастное бесталанное!
– Ты куда спешишь-торопишься?
– так же тихо вторила ей Матуня.
– Без тебя, да милый мой, отемнеет светла светлица! Опустеет дом-подворьицо!
–
И лёжа на своей койке, почти беззвучно шевеля губами, выговаривал памятные с детства слова Старший.
– Ты подёшь, да малый братец мой, во работу подневольную, да во службу во господскую.
Два дня пустовала койка Рыжего, а потом привезли Грача с филиала, день шёл за днём, и памяти бы о Рыжем не осталось, если бы... Если бы не шахматы, самодельные прописи, шпильки с цветочками, колечки и браслетики, что в черёд носили женщины и девчонки, да... да много от Рыжего осталось. И Махотка гордо говорил помогавшему ему мыть машину новокупленному белобрысому Бельку.
– Меня ещё Рыжий учил, во мастер был!
И Белёк завистливо вздыхал.
В укромном месте у матерей хранилась грибатка на пять сил, что поможет и спасёт, если в сам-деле не попусту призвать.
Ворон играл с Мастаком в шахматы, и Юрила ждал своей очереди. Тарпан уже с десяток обдул в шашки и обогател, понимашь. Моргунок в который раз рассказывал желающим слушать, как на Новый год голозадые весь город лампочками увешивают - в город-то теперь никто не ездил.
* * *
До Рабского Ведомства ехали долго, с остановками, где к ним в кузов подсаживали всё новых и новых рабов. Как быстро догадался Гаор, машина собирала предназначенных к продаже разными владельцами. Все были взрослые, опытные, у всех торги не первые, разговаривали тихо, но без особого страха. Кто да откуда, да у кого работал. Говорили, перемешивая ихние слова с нашенскими, и Гаор с невольным удовольствием, ощутил, что понимает всё и в речи от соседей не отличается. И что он обращённый - в этом пришлось признаться, ведь родного поселка у него нет - тоже сошло. Спросили только, давно ли, и, услышав, что не новик, а третий год пошёл, приняли как своего.
Выгрузили их в подземном гараже, и Гаор понял, что опять не увидит солнца, пока новый хозяин не выведет его наружу. Опять конвейер обыска, сверки номеров, проверки клейма и, наконец, камера. Тогда он был в седьмой, а теперь его отправили в третью.
Номер другой, а камера такая же, и даже камерный старший хоть и звался по-другому - Большаком, но сильно смахивал ростом и комплекцией на памятного по той камере Слона.
Войдя в камеру, Гаор поздоровался выученной ещё тогда, но ставшей привычной и совершенно понятной фразой.
– Мир дому и всем в доме.
На него посмотрели с интересом, но вполне доброжелательным, поинтересовались, откуда.
– От Сторрама.
– А это чо за хренотень?
– Завод, что ли ча?
– Нет, - улыбнулся Гаор, - это магазин большой.
– И кем работал?
– Шофёром.
– Это чо? Водила?
– Да.
Нашлось место на нарах, и Гаор продолжил - он мысленно усмехнулся - пресс-конференцию, уже сидя со всеми мыслимыми в камере удобствами.