Мир Гаора

В отличие от врачебного кабинета, на сортировке их смотрели одновременно и разные, так что на время Гаор потерял Лутошку из виду. Сам он опять приседал, отжимался, отвечал на вопросы об образовании, фронте, шофёрской работе, опять получил два укола - в спину и в ягодицу - и услышал вердикт: "Первая полная, на аукцион по максимуму". Конечно, говорил это лейтенант не ему, а как бы самому себе, занося данные в его карточку. Так что обошлось. Джадд был мастером и нигде кожу ему не порвал, хоть покатался он на "кобыле" за эти полтора года достаточно, так что рубцов и шрамов не прибавилось, а в остальном в своём возрасте, здоровье и умениях он был уверен. Немного встревожило, что его уже осмотрели, укололи, выгнали в тамбур, велели одеться и повели в камеру, а Лутошки и видно не было. Как бы не разделили их. Мальцу тогда хреново придётся.

В камере он, кратко ответив на вопрос братанича, что получил полную первую, лёг на своё место навзничь и закрыл глаза. Как ни держись, а после сортировки тебе и хреново, и дерьмово, и надо отлежаться. Кто-то рядом сказал Пацану.

– Не трог его. Апосля сортировки человек не в себе.

Узнать говорящего Гаор не успел, проваливаясь в черноту забытья.

И почти тут же, как ему показалось, пришёл в себя от лязга решётки. Точно, привели Лутошку. Зарёванного, как после порки.

Гаор сразу спрыгнул вниз, обнял его, прижав на мгновение к себе, и тут же погнал умываться.

– Голову облей и рот прополощи.

– Точно, - одобрили остальные.

– Слушай что говорят, малец.

– Хоть и не материна вода, а всё вода.

Лутошка послушно умылся, прополоскал рот и вылил две пригоршни себе на голову, бормоча заклинания. И вроде, отошёл немного.

Когда они опять разместились на нарах, Гаор спросил.

– Ну, что получил?

– Два один один, - ответил Лутошка, - Рыжий, это чо?

– Вторая у тебя по возрасту, семнадцати-то тебе ещё нет, цветень - это май, а сейчас январь. А по здоровью и использованию первая. Это хорошо.

– Рыжий, а у тебя?

– Полная первая. Ещё что сказали?

– Мне?
– удивился Лутошка.

– Да нет, о тебе, слышал ещё что?

– Это... ау...акци...

– Аукцион, - подсказал Гаор.

– Ага, - обрадовался Лутошка и стал рассказывать, как его смотрели, заставляли приседать, проверяли, как он читает и считает, и даже про правила, ну, дорожные, спрашивали, и про моторы, и что делать, если тормозная педаль западает.

Гаор кивнул.

– Значит, у тебя в карте написано, что грамотный и автомобиль знаешь. Про максимум говорили?

– Да. Это чо такое, Рыжий?

– Максимум, значит, наибольший, больше всего. Значит, цена у тебя высокая. Это хорошо. А теперь ложись и спи, или ещё что, а меня не трогай.

Лутошка хоть и успокоился вроде, но лег рядом с ним и тут же заснул, вздрагивая и всхлипывая во сне. И значение категорий Пацану объясняли без них.

От врача Пацан пришёл хоть и малость обалдевший, с намазанными мазью лбом и шеей, но всё же человеком. А с сортировки... белый с голубыми губами, войти-то вошёл и рухнул без сознания.

– Быват, - с лёгким сочувствием сказали в камере, помогая Гаору поднять и уложить Пацана на нары.

Придя в себя, Пацан сказал, что получил полную первую.

– Про аукцион говорили?

– Да.

– Это хорошо.

– Да, нас вместе теперь?

Гаор пожал плечами. Он тоже уже думал, что их - трёх шоферов - могут выставить на один аукцион, а вот попадут ли они к одному хозяину... Он так и сказал Пацану, и тот тоскливо вздохнул.

– Я с тобой хотел...

– Хо!
– фыркнул Гаор.
– Да такого, чтоб по желанию было, такого и в армии нет. Забудь, Пацан, хотеть или не хотеть - это ты раньше мог, а теперь к кому попадёшь, там и будешь. Не трусь, ты грамотный, шофёр, зазря тебя уродовать не будут.

А в целом, жизнь шла спокойно. Блатяг к ним не подсаживали, шума и драк не было. На прогулку, правда, тоже не водили, но это, как объяснили Гаору, и к лучшему: холодно сейчас, а прогулочный двор сверху только сеткой прикрыт. А ну как поморозишься, тады чо? На утилизацию сразу, здесь тебе не то что трёх дней, ночи на лёжку не дадут.

И наступил день, когда сразу после утреннего пайка надзиратель пришёл со списком и стал вызывать. Вызвал десятерых и Гаора с Лутошкой в том числе. Пацан проводил их тоскливыми, полными слёз глазами.

Накануне, будто предчувствуя, Гаор, как и ему самому когда-то Седой, уже ночью шёпотом передал заповеди: не подличай, не предавай, помоги слабому, и главную - выживи, но не за счёт других. За прошедшую неделю Пацан оброс короткой тёмной, но очень густой щетиной, на голове волосы уже не топорщились ёжиком, а ложились на лоб, отойдя от первого страха, сам сообразил, что надо подстраиваться под новый говор, оказался памятливым и с ходу перенимал словечки и ухватки. "Так что не пропадёт Пацан", - успел подумать Гаор, выходя из камеры.

И снова марш по лестницам и коридорам. Отделили троих и добавили пятерых, ещё добавили, снова отделили...

Комната, где они сбросили в ящики одежду, расставшись с последним из прошлой жизни... остановка перед душевой... ни его, ни Лутошку стричь не стали...

И опять мучительное ожидание под душевыми рожками. Что пустят: воду или газ? Лутошка мелко дрожал, уткнувшись лбом в его плечо. Да и сам он с трудом удерживал рвущийся наружу страх.

Но пустили воду. И они, гогоча и горланя, мылись, отскрёбывая себя и других от налипшей за эти дни грязи.

– Живем, браты!

– Как есть живем!

– Ох, и хорошо-о!

– Баньку бы!

– Да ещё бабу, чтоб попарила!

Смех, необидные звучные шлепки мокрой мочалкой по голому телу... приступ безудержного истерического - всплыло вдруг определение - веселья. Гаор помнил это состояние ещё по фронту, как они, выжившие в атаке или под обстрелом, чудесили после, вытворяя такое, что в обычное время в голову бы не пришло.