Мир итальянской оперы
Шрифт:
ГЛАВА 17. «ПЛАЩ»
Первую строчку партитуры оперы "Плащ" Пуччини сопроводил такой ремаркой: "Занавес поднимается, прежде чем заиграет музыка".
Это одна из тех находок композитора, которая может оказаться исключительно выразительной и в других случаях, и я с удовольствием использую ее там, где это уместно. А уж в опере "Плащ" подобное начало не вызывает сомнений. Оркестр молчит, действие еще не началось, и публика мгновенно проникается настроением и атмосферой драмы.
Музыка, сочиненная Пуччини, настолько ярка и многокрасочна, что сразу же завладевает слушателем - он погружается в мир, где не осталось места для улыбки. С первых же нот она течет, подобно реке, на которой разворачиваются события мрачной драмы, и контрастная сумеречная атмосфера, отраженная в звуках
Это суровый мир, где безжалостная борьба за существование погасила искорку надежды, где страсти, будто ночные тени, ползут по стенам. А когда приходит рассвет, на согбенные спины людей ложится тяжесть однообразных и унылых забот грядущего дня.
Реакции героев замедленны и грубоваты, диалоги не отличаются легкостью, как нелегка сама их жизнь. Жоржетта говорит: "Как трудно быть счастливой". Каждый погружен в свои невеселые думы и почти не обращает внимания на окружающих. Как правило, мечты этих людей примитивны или пронизаны безысходностью. Грузчик Тинка нашел для себя выход. "Вино - это приправа к жизни, - заявляет он.
– Когда я пью, я перестаю думать. Думы делают меня несчастным".
Тальпа, другой грузчик, в отличие от своей жены Фруголы в основном помалкивает. Для него жизнь воплощена в привычной очередности изнурительной работы, относительно сытного ужина и сна.
Луиджи, младший и самый жизнерадостный из грузчиков, мечтает о другом. Он влюблен в Жоржетту, жену Микеле, капитана баржи, своего хозяина. Луиджи и Жоржетта родились в одном из предместий Парижа. Они частенько вспоминают о той, другой жизни, оставшейся в прошлом, более счастливой и радостной; эти сами по себе невинные воспоминания опасны, так как они неминуемо вступают в противоречие с мрачным существованием на барже.
Необходимо отдавать себе отчет в том, что действие оперы от начала и до конца разворачивается буквально на двух уровнях. Над причалами и берегами Сены высится Париж, с его мидинетками, счастливыми влюбленными. Продавцом песен. Шарманщиком, беспечными прохожими. Не все они богачи, но на долю каждого выпадают свои нехитрые радости и мгновения счастья.
Внизу, на барже, пришвартованной к берегу реки, - другой мир, в котором лениво, будто вода в Сене, влачат свои дни и ночи смятенные души отверженных. На закате этот мир погружается в сонное забытье, тогда как Париж возрождается к жизни, наполняясь нехитрым вечерним весельем. Лишь вспышка потаенной страсти на какой-то миг озаряет погруженную в темноту баржу.
Издалека доносятся гудки судов, плывущих вверх и вниз под мостами Сены. С набережной - этого подобия горизонта - долетают звуки автомобильных рожков, хохот, веселые песенки о любви; они напоминают тем, кто внизу, что жизнь на этом "верхнем уровне" все-таки интереснее, воздух и тот там чище. Внизу он густой, как туман, и людей изо дня в день посещают одни и те же безотрадные мысли.
В начале действия оперы на барже царит обычная суета. Мужчины заняты погрузкой и разгрузкой, Жоржетта развешивает на палубе выстиранное белье. Она выглядит усталой и раздраженной. Микеле молча сидит на носу баржи. Погруженный в свои думы, он курит трубку и рассеянно смотрит на заходящее солнце. Когда она за чем-то обращается к нему, он встает и осторожно пытается ее обнять, но Жоржетта уклоняется от поцелуя. Уязвленный этим, не говоря ни слова, Микеле спускается в трюм.
Наверху, на набережной, появляется Шарманщик - очевидно, он бредет домой после утомительного дня. Луиджи окликает его, и Шарманщик, установив инструмент на подставке, начинает механическим движением вращать ручку. Мысленно он уже там, где ждут его возвращения. Убогая старая шарманка вполне соответствует покорному выражению лица и добрым глазам ее владельца. Его чуть сгорбленная спина говорит о нелегком жизненном пути. Но Шарманщик не лишен благородства, он производит приятное впечатление, как и тот изящный, хотя и с фальшивинкой, вальс, мелодия которого доносится из музыкальной машинки. Очень непросто художественными средствами выразить "ничтожность" того, что делает на сцене старик, но музыка превосходно передает его смиренную осанку, тонко оттеняя зреющие в душе у Жоржетты и Луиджи мятежные чувства.
Луиджи просит старика сыграть еще что-нибудь, и Жоржетта, вдруг развеселившись, что с ней случается редко, танцует с одним из мужчин, журит его за неуклюжесть и сразу же переходит к Луиджи,
когда тот обнимает ее. Они кружатся в страстном танце. Эту сценку прерывает возвращение Микеле; Шарманщик принимает от Луиджи деньги и не спеша уходит.Почти сразу же после этого эпизода на "другом уровне" исполняется небольшой изысканный скетч, как бы нечаянно вступающий в полное противоречие с тем, что происходит на палубе баржи, где нарастает напряжение. Из глубины сцены медленно выходит Продавец песен в окружении группы хохочущих мидинеток. Один или два раза он останавливается, с тоской в голосе напевая песню, напоминающую лейтмотив Мими из "Богемы". Девушки смеются и комментируют пение, в то время как внизу, на барже, Жоржетта и Микеле обмениваются односложными репликами: это диалог двух людей, бесконечно далеких от беззаботного веселья, царящего наверху.
Когда вся группа вслед за Продавцом песен медленно покидает сцену, появляется жена Тальпы, Фругола, и Микеле, раздраженный тем, что она прервала его разговор с Жоржеттой, тут же уходит.
Фругола - имя, которое объясняет характер занятий этой женщины: именно так называют человека, который бродит по улицам и аллеям парков, подбирая всякий хлам, мусор, роется на свалках в поисках старых вещей. Фругола мечтает о небольшом домике в деревне. Разумеется, ее мечта несбыточна, но она не оставляет жену Тальпы. Как бы то ни было, женщина не унывает, радуется домашнему уюту, проводя время со своим любимым полосатым котом Капралом, которого описывает с неподдельной симпатией, вполне понятной любому человеку, когда-либо в жизни имевшему кошку, куклу или плюшевого медвежонка.
Мне представляется, что Фругола благородна в своей нищете. В ее движениях ощущается еще не совсем забытое изящество, может быть, в прошлом она была артисткой кабаре. Она всюду подбирает цветастые тряпки, и костюм ее достаточно театрален для того представления, которое она сейчас разыграет. Фругола уверена в своих словах и поступках и проявляет необыкновенную щедрость, раздавая направо и налево лучшее из того, что находит среди хлама.
Роясь в своем мешке, она достает из него подобранные ею вещи и сочиняет истории, связанные, по ее мнению, с той или иной тряпкой. Свои рассказы она сопровождает изящными жестами и живой мимикой. Фругола смеется резким смехом, голос у нее с хрипотцой - вероятно, оттого, что она любит иногда пропустить стаканчик рома. Но я категорически возражаю против попыток играть ее этакой потаскушкой, разражающейся грубым хохотом. Она самый чистый из всех персонажей - может быть, не в буквальном смысле, но по своему нраву. Рассказывая о любимом коте, она должна испытывать волнение и излучать нежность. Кошачьи интонации в ее исполнении - это ласковое подражание мурлыканью кота-философа, а не злобное ворчанье. Ничто в партитуре не дает оснований режиссеру повсюду акцентировать ритм паровой машины, который стал едва ли не традицией - причем абсолютно неприемлемой - для постановок этой оперы.
Сидя на палубе в ожидании своего мужа, Фругола рассказывает Жоржетте о том, что страстно мечтает приобрести когда-нибудь домик. Жоржетта, напротив, вспоминает о прошлом, о жизни в Бельвиле, где родились она и Луиджи. Он тоже вступает в разговор, и оба мыслями переносятся в Бельвиль, где молодые люди не знали никаких забот. А мы испытываем душевную боль, понимая, насколько Жоржетта тяготится однообразной жизнью на барже, как жаждет порвать с ней. Ей смертельно надоело плавать по реке вверх и вниз, опротивело это унылое существование, лишенное малейших проблесков радости.
Диалог, в котором Жоржетта и Луиджи обмениваются воспоминаниями, производит впечатление любовного дуэта, несмотря на присутствие Фруголы и грузчиков. На какое-то мгновение Фругола заражается их мечтами о другой жизни, столь красочно ими описанной, но затем, вновь вернувшись к своим собственным грезам, она собирается идти домой вместе с мужем.
Фругола и Тальпа поют по дороге песенку "Я мечтала о маленьком домике". Ее надо исполнять с грустной улыбкой в голосе, придерживаясь ритма музыки. Именно грустную улыбку вызывает у этой четы прекрасная, но несбыточная мечта. Это не тарантелла и не танцевальная народная песня, музыка проникнута печальным, безысходным настроением, которое становится все более отчетливым по мере того, как песня стихает вдали. За улыбкой в голосе угадываются слезы. Научить артиста передавать страдание и горе не так уж сложно, гораздо труднее дается улыбка, скрывающая печаль. Опера, в которой бушуют безжалостные страсти, озаряется изумительным проблеском человечности...