Мир, который построил Джонс

Вихри холодного зловещего ветра понеслись над ними. Белые волны перекатывались по поверхности существа и, казалось, заслонили собой солнце: Луи вдруг увидел, что стоит в тени, которая все более сгущалась. В панике он отступил назад. Страх его передался и двум лошадкам: только он протянул руку, чтобы влезть в тележку Дайтера, животные вдруг расправили свои крылышки и понесли. Таща за собой тележки, они упорхали прочь от этого взбесившегося теста. Он остался совсем один, беспомощный и оглушенный.

– Что это? – закричал Фрэнк.

Голос его звучал истерически. Вслед за ним стали кричать остальные, обращаясь неизвестно к кому.

– Что это? Что происходит?

Дайтер спрыгнул на землю и стоял, расставив ноги и крепко держа вожжи.

– Ну что ты там встал? – крикнул он Луи.– Иди сюда, полезай и поехали.

Когда Луи подошел, лошадка, сердито ворча, вздрогнула. Не обращая на нее внимания, он залез в тележку и свесился вниз; губы его дрожали, лицо было белым как мел.

– Похоже на яйцо,– неуверенно сказала Сид.

– Было яйцо,– поправил Луи.– Теперь это зародыш.

Да, они наблюдали оплодотворение космического яйца мужской половой клеткой. И Луи наконец понял, что такое шлынды.

– Это пыльца,– пораженный, прошептал он,– вот что это такое. А мы не могли догадаться.

Шлынды оказались пыльцой, огромными стаями скитающейся в межзвездном пространстве в поисках клетки, которую они могли бы оплодотворить. Ни шлынды, ни белая ватоподобная масса не были полными организмами: только соединившись, они образовали растущий теперь на глазах зародыш.

И он понял кое-что еще. На Земле был только один человек, который мог догадаться об этом, а именно Джонс.

Группа биологов подготовила доклад. Джонс едва взглянул на бумаги, кивнул и зашагал, погруженный в собственные мысли.

– Это оказалось именно то, чего боялись,– сказал Трилби, возглавлявший группу,– этим и объясняется их незаконченность, незавершенность, отсутствие у них пищеварительных и репродуцирующих органов. Они сами такие репродуцирующие органы. По крайне мере, половина.

– Как это называется? – неожиданно спросил Джонс.– Напомните, я позабыл.

– Метазон. Многоклеточное. С развитыми органами, обладающими различными функциями.

– И никто не видел, как это все происходит... какое оно из себя?

– Слава богу, нет,– с пафосом ответил Трилби.– Этот организм использует планету в качестве среды созревания, как чрево; мы могли наблюдать только зародыш, а также стадию, которая соответствует акту рождения. В этот момент существо сразу покидает планету. Наша атмосфера, а также гравитационное поле являются прекрасной средой для ранних стадий развития этого организма; после этого мы ему больше не нужны. Я полагаю, взрослому организму планета не нужна – он живет в межпланетном пространстве.

– В открытом космосе? – Джонс нахмурил брови.

Лицо его озабоченно сморщилось и покрылось густой сеткой морщин; он слушал ученого вполуха.

– Оно созревает на планетах... ясно, им необходимо укрытие...

– У нас есть причины полагать,– сказал Трилби,– что так называемых шлындов можно уподобить пыльце взрослого растения – если, конечно, тут уместны подобные слова. Возможно, это не есть ни растение, ни животное. Нечто среднее... во всяком случае, неспособность к самостоятельному передвижению, способ размножения – признаки растения.

– Растения,– повторил Джонс.– Значит, они не способны убивать. Они сами беспомощны и безобидны.

– В общем-то, да. Вряд ли можно допустить, что эти...

Джонс с отсутствующим видом кивнул.

– Да-да, конечно... это абсурд. На самом деле мы ничего о них не знаем.– Он устало потер лоб.– Оставьте доклад здесь. Спасибо.

Он ушел, а они еще долго стояли вокруг своего доклада, словно кучка взволнованных кур. Он миновал ряд офисов и оказался в пустом, пронизанном сквозняками коридоре, соединяющем административное здание с крылом, где размещалось полицейское Управление. Взглянув на карманные часы, он увидел, что как раз время.

Время. Он в ярости сунул часы обратно в карман – о, как он ненавидел эту круглую безмятежную и презрительную рожу циферблата!

Уже целый год он снова и снова мыслями возвращался к этому докладу. Он помнил его слово в слово – и в конце концов отдал приказ подготовить его. Они хорошо потрудились: доклад получился исчерпывающим.

Снаружи доносились какие-то звуки. Вздрогнув, Джонс остановился, смутно сознавая, что может означать это далекое бормотание. Дрожащими пальцами он тщательно пригладил волосы. Как мог, привел себя в порядок.

Сам маленький, невзрачный, в очках с железной оправой и с редеющими волосами, он был одет в простую серую униформу; на впалой груди брякала единственная медаль да плюс форменная повязка на рукаве с двумя перекрещенными бутылками. Вся жизнь его была бесконечный, изнуряющий труд. От постоянного нервного напряжения и тревог он заработал язву. Очень уж он был совестливым человеком.

Итак, он проиграл.

А толпа-то на улице и не подозревала об этом. Перед зданием она достигала колоссальных размеров. Тысячи и тысячи собрались в одну возбужденную массу, кричали, смеялись, размахивали руками, плакатами, знаменами и значками. Шум то нарастал, то стихал, чтобы снова волнами прокатиться по городу,– с небольшими передышками это продолжалось уже больше года. Всегда находился кто-нибудь, кто начинал пронзительно выкрикивать его имя. Джонс нехотя взглянул на некоторые лозунги; механически он отметил, в чем они не совпадают с его программой.

МЫ ВЕРИМ В ТЕБЯ

ЕСЛИ НЕ ТЕПЕРЬ, ТО ЗАВТРА

ДЖОНС ЗНАЕТ, ЧТО ДЕЛАЕТ

Джонс знал, это верно. Сложив руки на груди, он мрачно сделал круг по коридору; в походке его выражались нетерпение и беспокойство. В конце концов толпа, сломав изгородь вокруг здания Управления, разойдется. Приветствуя его, выкрикивая лозунги, они рано или поздно разбредутся кто куда. А твердолобые из Организации пойдут, примут холодный душ, вернутся на свои посты и станут разрабатывать дальнейшие планы великой стратегии. Но пока еще ни одна душа не знает, что Крестовый поход закончен. А через несколько дней корабли начнут возвращаться домой.

В дальнем конце коридора открылась дверь и показались двое. Это были Пирсон и вооруженный охранник в серой форме. Высокий и стройный Пирсон подошел к нему; лицо его было бледно, губы сжаты. Он нисколько не удивился, увидев тут Джонса; подойдя почти вплотную, он уставился на маленького человечка, потом оглянулся на охранника и пожал плечами.

– Давненько не виделись,– произнес Пирсон и облизнул губы.– Кажется, с тех пор, как мы вас впервые арестовали.

– И с тех пор многое изменилось,– ответил Джонс.– С вами хорошо обращались?