Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы
Шрифт:
Но Суворов утверждает, что фюрер и нанес удар по Сталину от безысходности: «Гитлер решил, что ждать больше не стоит. Он начал первым, не дожидаясь удара освободительного топора в спину» [986] . Единственное основание для утверждения, будто Гитлер боялся удара со стороны Сталина уже в 1941 г. — нацистская пропаганда. 21 июня был составлен меморандум, в котором излагалась германская позиция, оправдывавшая нападение на СССР.
В нем было все — и «подрывная» деятельность Коминтерна, и поддержка Югославии, и большевизация Европы, и претензии на Буковину, Проливы и Финляндию, и заигрывания с Турцией, Югославией и даже Румынией против Германии. Одного не было — конкретных указаний на готовность СССР напасть на Германию. Есть только расплывчатые фразы о «постоянно растущей концентрации всех имеющихся в наличии войск» и об «агрессивном характере этих русских концентраций». Советское правительство «намерено с тыла атаковать Германию» [987] . То есть, угроза Германии может возникнуть, скажем, в случае высадки на Британских островах, когда восток станет настоящим тылом.
986
Суворов В. Ледокол. С.46.
987
СССР-Германия. 1939–1941. С.169.
В тот же день Гитлер подробнее разъяснил свои мотивы товарищу Муссолини: «Дальнейшее выжидание приведет самое позднее в этом или в последующем году к гибельным последствиям» [988] .
988
Там же, С.170.
989
Там же, С.170.
Можно согласиться с О. В. Вишлёвым в том, что «Ни Гитлер, ни другие представители нацистского руководства не верили в возможность нападения Советского Союза на Германию и не располагали ни дипломатическими, ни агентурными сведениями на этот счет» [990] . Риббетроп говорил японскому послу Мацуоке: «Советский Союз желает, чтобы война шла как можно дольше. Русские знают, что сами они ничего не добьются с помощью военного нападения… Он желает длительной войны, которая утомила бы народы и подготовила бы почву для большевистского влияния» [991] . Узнав уже после начала войны о количестве танков и самолетов, которые приготовил Сталин для войны с Германией, Гитлер воскликнул: «Если бы я перед началом похода был бы осведомлен об этом, то принять решение о его необходимости мне было бы намного труднее» [992] . Это заявление опровергает версию о том, что Гитлер напал на СССР от безысходности, опасаясь сокрушающего удара Сталина. Гитлер считал СССР слабым противником, ему нужны были ресурсы и жизненное пространство. Если бы Гитлер знал об истинных масштабах советских военных приготовлений, он вынужден был бы начать оборонительные мероприятия.
990
Вишлёв О. В. Указ. соч. С.33.
991
Нюрнбергский процесс… Т.3. С.632.
992
Цит. по: Проэктор Д. М. Указ. соч. С.336.
М. И. Мельтюхов считает: «Поскольку ни Германия, ни СССР не рассчитывали на нападение противника летом 1941 г., значит тезис о „превентивных действиях“ не применим ни к одному из них» [993] . Со стороны Гитлера война превентивной не была. А со стороны Сталина? Ведь Гитлер объявил о планах нападения еще в «Майн Кампф».
Гитлер был уверен, что на границе «находятся все наличные русские войска» [994] . Это был важный просчет германской разведки. Но не сокрушительный удар по Германии беспокоит Гитлера, а давление Сталина с целью урвать себе еще один кусок Европы («нажим на юге и севере» [995] ). Захват СССР предоставит Германии продовольственную базу Украины и облегчит положение Японии. И вообще, союз с СССР тяготил Гитлера, так как «это казалось мне разрывом со всем моим прошлым, моим мировоззрением и моими прежними обязательствами» [996] . Таким образом, решение о нападении на СССР Гитлер принял не под угрозой сокрушительного нападения Сталина, а в результате общих идеологических и стратегических соображений. Ненависть к коммунизму, жажда создать идеальные условия для главного — нанесения удара по Британии, смутные опасения советской экспансии на Запад — таковы мотивы Гитлера. И эти мотивы привели его к гораздо более серьезной ошибке, чем просчет Сталина. Потому что ошибка Гитлера была смертельной.
993
Мельтюхов М. Указ. соч. С.502.
994
СССР-Германия. 1939–1941. С.171.
995
Там же.
996
Там же, С.173.
Глава X
Война становится мировой
Великая Отечественная война — это событие-океан. В нем есть все: героизм и трусость, умение и бездарность, деспотизм и свобода, подчинение и инициатива, организованность и стихия. Миллионы событий и ситуаций тщательно описаны, потому что за каждое уплачено жизнями. Миллионы людей были брошены в русскую рулетку, их судьба зависела от случайных обстоятельств — где прорвались танки противника, будут твои подчиненные стоять насмерть или разбегутся, решит твой начальник поберечь личный состав, или бросит солдатушек на пулеметы. Случай делил людей на живых и мертвых, но при этом судьба страны зависела от каждого. Потому что все в этой войне зависело от пространства и времени. Успеют немцы преодолеть пространство от новой границы до Москвы за время, которое отделяет конец июня от начала октября — и Советский Союз может быть поделен между Германией, Японией и их союзниками. Ф. Гальдер так описывал планы нацистов: «Северная Россия принадлежит Финляндии. Протектораты — балтийские страны, Украина, Белоруссия» [997] . Остатки — Московия в центральной России. Но дело не в формальной политической карте. Просто во всем Старом свете будут править две-три расы господ, а остальные, кто выживет, будут лишены права на развитие своей культуры и заняты рабским трудом. Как говорил Гитлер, «необычайно важно также следить за тем, чтобы какими-либо мерами не пробудить в местном населении чувство собственного достоинства» [998] . Это о тех — кто выживет. Майское совещание у Геринга пришло к выводу: «будут голодать десятки миллионов людей, если мы вывезем из страны все необходимое для нас» [999] . Вот такой «трезвый расчет». Директива экономического штаба «Ост» предписывала изъятие продовольственных излишков из оккупированных черноземных областей, что предполагало «прекращение снабжения всей лесной зоны, включая крупные индустриальные центры — Москву и Петербург… Несколько десятков миллионов человек на этой территории станут лишними и умрут или вынуждены будут переселиться в Сибирь» [1000] . Что тоже вряд ли их спасет — в Сибири нет достаточных продовольственных ресурсов для дополнительных десятков миллионов людей. Ужасы сталинского террора меркнут перед такой перспективой.
997
Война Германии против Советского Союза 1941–1945 гг. Берлин, 1992. С.42.
998
Пикер Г. Указ. соч. С.453.
999
Война Германии против Советского Союза 1941–1945 гг. С.44.
1000
Там же, С.45.
Но если что-то помешает вермахту пройти расстояние до Москвы за время до зимы — история пойдет иначе, так как Германия не готова к зимней войне. Мы знаем этот путь истории, мы критикуем его без устали, потому что мы в нем живем. Мы родились в несовершенном мире, и нам крупно повезло. Потому что «совершенный» мир, придуманный Гитлером, не справился с пространством Советского Союза до зимы 1941 г. И каждый, кто ценой своей жизни задержал продвижение вермахта хотя бы на минуту, был в этой трагедии героем первого плана.
Каждый из этих героев достоин книги, и
многие из этих книг уже написаны. Такая многоплановая трагедия с трудом поддается обобщению. Если взглянуть на ход войны с высоты географической карты, она очень проста. Синие стрелы разрезают ткань советского фронта и тянутся к Москве, Ленинграду и Киеву. Укрепрайоны обойдены. Маленькие стрелки советских контрударов — как бесполезные уколы.Если спуститься на уровень каждого конкретного боя — русская рулетка. Советские танки заняли удобную позицию, обстреляли немецкую колонну, раздавили артиллерийскую позицию, остановились из-за поломок и нехватки горючего. Экипажи скрываются огородами. Или — немецкая танковая группа разгоняет едва окопавшуюся пехоту, врывается на станцию, перегруженную боеприпасами и горючим. Подоспевшая следом немецкая пехота занимает близлежащие деревни и расстреливает из автоматов толпы новобранцев, которые с самоубийственным героизмом идут под огнем через поле, чтобы прорваться к своим. И еще тысячи и тысячи вариантов.
Для нас среди всего этого кровавого многообразия важно пространство и время. Можно ли было с той полусобранной военной машиной, которую имел Сталин на 22 июня 1941 г. (а не, скажем, на 22 августа, когда ее детали были бы доставлены в нужные места и худо ли бедно подогнаны друг к другу) задержать противника меньшей кровью? С этими командирами, с этими солдатами, с этими изначальными просчетами в оценке оперативных планов противника.
Сначала авантюра Гитлера скорее удивила, чем шокировала советских лидеров. Немцы нанесли какой-то неправильный удар. Тем хуже для них. Уже в ночь на 22 июня в войска была передана директива Наркома обороны, которая предписывала занять огневые точки укрепленных районов, привести в боевую готовность войска и ПВО. Некоторые части не успели получить эту директиву. Но, учитывая военные приготовления июня, первый удар немцев был неожиданным скорее не сам по себе — неожиданным был его массированный характер и направления главных ударов, где противником был создан подавляющий перевес. Если бы война началась, как на французском фронте, неторопливо, то советское командование имело бы хотя бы минимум времени, чтобы подтянуть к границе мехкорпуса, дособрать ударный механизм, нацеленный на Краков, где был создан перевес в пользу РККА. А теперь нужно было парировать сильные удары вермахта, когда твои части разбросаны на разных расстояниях от мест прорыва. Эта разбросанность создала у немецких генералов впечатление о глубокой эшелонированности приграничной группировки советских войск. «22 июня 1941 г. советские войска были, бесспорно, так глубоко эшелонированы, что при таком их расположении они были готовы только для ведения обороны» [1001] , — вспоминал Э. Манштейн. Создавалось впечатление, что в приграничных округах советское командование заранее выстроило несколько эшелонов, рассчитывая на жесткую оборону у самой границы. Это подтвердило предположение немцев, что Красная армия не готовилась к наступлению в 1941 г., и что достаточно разгромить многоэшелонированную оборону у границы, чтобы выйти на оперативный простор вплоть до самой Москвы. В действительности «многоэшелонированное» расположение советских войск было вызвано тем, что они были застигнуты в движении, место и время вступления в бой определялось не каким-то планом, а тем, где застала дивизию война, и сколько ей нужно времени, чтобы дойти до ближайшего немецкого прорыва. А в это время новый эшелон РККА выстраивался в районе Могилева. И это несло плану «Барбаросса» смертельную угрозу, потому что он был рассчитан на разгром основных сил Красной армии в приграничном сражении.
1001
Манштейн Э. Утерянные победы. Смоленск, 1999. С.198.
Если командованию вермахта понадобится месяц, чтобы понять свою ошибку, то советское командование заблуждалось по поводу происходящего всего три дня. Но это были самые важные дни.
События разворачивались невероятным образом, опровергая все столь логичные расчеты Сталина. Микоян вспоминал: «Когда на рассвете 22 июня война все-таки разразилась, мы, члены Политбюро ЦК, сразу же собрались в Кремлевском кабинете Сталина. Он выглядел очень подавленным, потрясенным» [1002] . Гитлер сумел перехитрить. Но на что он рассчитывает? Как собирается действовать? В обстановке неопределенности советское руководство пыталось действовать по намеченному плану, хотя силы для его осуществления не были собраны. Утром была выпущена директива Наркома обороны № 2, в которой предлагалось разгромить противника, вторгшегося на нашу территорию. В это время в Москве еще сохранялась иллюзия, что противник атакует относительно небольшими силами с двух основных направлений, и советская приграничная группировка имеет перевес. Переходить на территорию противника пока было признано нецелесообразным — а вдруг Гитлер решил спровоцировать советский удар, пока Сталин не завершил приготовлений. Для наступления на Москву у Гитлера, конечно, нет сил. Но обескровить советский контрудар вермахт вполне в состоянии — советская разведка постоянно фиксировала оборонительные приготовления немцев накануне войны. Но к вечеру 22 июня стало ясно, что Гитлер замыслил не хитрую провокацию, а наступление. Поэтому вечером 22 июня была принята директива № 3, которая предписывала переход в контрнаступление. План 15 мая должен был быть приведен в действие, хотя и не все предусмотренные им силы еще были собраны. Б. Н. Петров считает, что «задачи, поставленные директивой наркома обороны № 3 от 22 июня, являлись попыткой привести в действие наступательный план, разработанный перед войной» [1003] . От Западного фронта требовалось окружить Сувалкинскую группировку противника и 24 июня войти в Сувалки. Также предполагалось разгромить и люблинскую группировку врага. Если бы немецкие группировки были сосредоточены только в Сувалках и Люблине, это было бы не худшее решение. Но в тыл Западному фронту, парировавшему удар с северо-запада, выходил танковый клин из района Бреста. А его не замечали, потому что с точки зрения наступления по ожидаемому варианту стратегических «клещей» малые клещи в центре фронта означали невероятную группировку сил.
1002
Цит. по: Куманев Г. А. Указ. соч. С.99.
1003
Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера? С.70.
А. М. Соколов, обобщая сообщения оперативных сводок Генштаба за 22 июня, пишет: «На основании донесений фронтов нарком обороны и начальник Генерального штаба сделали заключение, что в основном бои ведутся вблизи границы, а самые крупные группировки противника — это сувалкинская и люблинская, именно от их действий и будет зависеть дальнейший ход сражений. Мощную немецкую группировку, наносившую удар из района Бреста, советское Главное Командование из-за дезориентирующих докладов штаба Западного фронта явно недооценивало…» [1004] . Конечно, во всем виноват штаб Западного фронта. Это еще в июле 1941 г. установил НКВД, за что и расстрелял начальника штаба Климовских вместе с командующим Павловым. Но вот неувязочка: уже 22 июня на Западный фронт прибыла самая большая группа представителей Сталина во главе с заместителями наркома обороны Шапошниковым и Куликом. И даже мудрейший Шапошников не заметил опасного удара от Бреста. А ведь именно этот удар и обеспечил окружение Западного фронта — самой по себе сувалкинской группировке это было не по силам.
1004
Великая Отечественная война. 1941–1945. Кн. 1. С. 138–139.
Наступление вермахта по направлению Брест — Минск казалось невероятным именно потому, что оно никак не укладывалось в вариант стратегических «клещей» и означало, что главный удар наносится в центре. Удар в районе Бреста означал невиданное распыление сил, отвлечение их от главных направлений — северного и южного. Только через три дня Сталин понял, что речь идет не о Прибалтике и Украине, а о самом существовании СССР, о Москве.
22 июня Молотов выступил по радио: «до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к советскому правительству… Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось, советским правительством дан нашим войскам приказ — отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей Родины». Молотов призвал советских людей еще теснее сплотиться вокруг партии, правительства, «вокруг нашего великого вождя товарища Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами» [1005] .
1005
«Правда», 23.06.1941.