Мир После

— Монстр почти убил меня. И вдруг, откуда не возьмись, появляется она и спасает меня.

Сэнджай смотрит на меня с уважением. Я беспокоюсь, что она может рассказать о Раффи, но оказывается, что она потеряла сознание сразу же после того, как увидела меня и умирающего скорпиона. Так что у нее не очень много воспоминаний о том дне.

Ужасное состояние Клары разъедает меня изнутри, словно кислота, пока мы пробираемся через обломки. Сэнджай садиться рядом с ней на тротуаре, спрашивая что-то тихим голосом и делая заметки. Утешение таких людей, как она, было бы обязанностью моей сестры в Мире До.

Мы находим нескольких мертвых скорпионов, но не обнаруживаем ничего от самих ангелов. Ни капли крови, ни частицы кожи. Ничего, что помогло бы нам узнать о них больше.

— Одна маленькая ядерная бомба, — говорит Тра, пробираясь через завалы. — Это все, чего я прошу. Я не жадный.

— Да, и еще нам нужен детонатор, — говорит Тру, разгребая ногами обломки бетона. Его голос полон отвращения. — Неужели им так необходимо было прятать от нас ядерное оружие? Мы бы просто играли с ним и взрывали пастбища, полные коров или чего-то такого.

— О, парень, — говорит Тра. — Это было бы круто. Можете себе представить? Бууум! — Он изображает в воздухе гриб от ядерного взрыва. — Муу!

Тру посылает ему страдальческий взгляд.

— Ты такой ребенок. Ты не можешь потратить ядерную бомбу впустую. Нужно рассчитать траекторию так, чтобы после взрыва на твоих врагов посыпались радиоактивные коровы.

— Прямо на них, — говорит Тра. — Одних раздавят, других заразят.

— Конечно, ты должен будешь расставить коров вокруг эпицентра взрыва, достаточно близко к нему, чтобы они взлетели, но достаточно далеко, чтобы они не превратились в радиоактивную пыль, — говорит Тру. — Я уверен, что после небольшой практики мы сможем направить коров правильно.

— Я слышал, что израильтяне сбросили на ангелов атомную бомбу. Их унесло прямо в небо, — сказал Тра.

— Это ложь, — ответил Тру. — Никто бы не взорвал целую страну из-за надежды взорвать нескольких ангелов, находящихся в это время в небе. Это просто безответственная трата ядерного оружия.

— В отличие от радиоактивных коров, — говорит Тра.

— Именно.

— Кроме того, — продолжил Тра. — Они могут быть единственными антисупергероями, которым не страшна радиация. Возможно, они бы просто поглотили радиацию и стреляли бы ей обратно в нас.

— Они не супергерои, ты, идиот, — говорит Тру. — Они просто люди, которые могут летать. Их разорвет на осколки точно так же, как и кого-либо другого.

— Тогда почему здесь нет ангельских тел? — спрашивает Тра.

Мы стоим в центре развалин и смотрим в отверстие, которое раньше было подвалом.

Переломанные человеческие тела разбросаны по всему периметру развалин, но ни у одного из них нет крыльев

Поднимается ветер, бросая на нас холодные капли дождя.

— Возможно, они просто ранены или мертвы и находятся под завалами, — говорит один из парней, приехавший на другой машине. — Может такое быть?

Мы переглядываемся, не желая озвучивать свои мысли.

— Они забрали с собой некоторые тела, — наконец произносит Тру.

— Да, — говорит Тра. — Но, насколько мы знаем, они могли быть просто без сознания.

— Где-то здесь должен быть мертвый ангел, — говорит Тру, отодвигая один осколок и смотря вниз.

— Согласен. Там должно что-то быть.

Но там ничего нет.

Глава 10

В итоге единственное, что мы принесли обратно — это останки нескольких мертвых скорпионов, которых мы обнаружили разбросанными под каменной кладкой, и одну спасшуюся жертву — Клару.

Когда мы припарковываемся напротив школы, Сэнджай отходит с ней, чтобы, не привлекая внимания, задать несколько вопросов. Мне не нужно спрашивать, чтобы узнать, что она хочет найти своих мужа и детей. Все, кто смотрит, как она уходит, выглядят так, будто считают, что она заразная.

Когда я вхожу в наш класс истории, вонь тухлых яиц ударяет сразу же, как я открываю дверь. Подоконники заставлены коробками со старыми яйцами. Моей маме каким-то образом удалось найти тайник с ними.

Мама вышла. Я не знаю, что она делает или где находится, но это довольно нормально для нас.

Пейдж сидит на своей кроватке, опустив голову, так, что ее волосы прикрывают шов, и я могу почти не притворяться, что не замечаю его. У нее блестящие и здоровые волосы, как у любого семилетнего ребенка. Она одета в платье с цветочным рисунком, колготки и высокие розовые кроссовки, которыми болтает возле края кроватки.

— Где мама?

Пейдж мотает головой. Она больше ни слова не сказала с тех пор, как мы нашли ее.

На кресле перед ее кроваткой стоит кружка куриного супа с торчащей из нее ложкой. Похоже, что маме так и не удалось ее покормить. Когда в последний раз Пейдж ела? Я беру чашку и сажусь в кресло.

Поднимая полную ложку супа, я подношу ее к ней. Но Пейдж не открывает рта.

— Иии… паровозик заезжает в тоннель, — я по-клоунски улыбаюсь, когда пихаю ей в рот ложку, — Чу-чу! — Это срабатывало, когда она была совсем маленькой.

Она украдкой глядит на меня и пытается улыбнуться. И прекращает, когда стежки начинают изгибаться.

— Давай же, это вкусно.

Он с мясом. Я ввела правило и объявила, что, как только у нас начнутся проблемы с поиском пищи, Пейдж больше не будет вегетарианкой. Может, это удерживает ее от того, чтобы попробовать суп?

А может, и нет.

Пейдж качает головой. Она не отказывается, но и есть тоже не будет.

Я кладу ложку обратно в чашку.

— Что случилось, пока ты была у ангелов? — спрашиваю так мягко, как только могу, — Можешь об этом рассказать?

Она смотрит в пол. Слезинка искрится на ее ресницах.

Я знаю, что она способна говорить, ведь она звала меня «Рин-Рин», как тогда, когда была маленькой, и «мама» или «мамочка». И «голод». Она произнесла это несколько раз.

— Это останется между нами. Больше никто не услышит. Ты хочешь рассказать мне, что случилось?

Она медленно кивает, разглядывая свои ноги. Слеза падает ей на платье.

— Окей, мы не будем разговаривать об этом прямо сейчас. И никогда не будем об этом говорить, если ты не захочешь, — Я ставлю чашку на пол, — Но ты знаешь, что можешь есть?

Она вновь кивает. «Голод». Шепот такой тихий, что я еле слышу его. Ее губы с трудом открываются, чтобы говорить, но я успеваю заметить ее бритвенно острые зубы.

Мои внутренности сжимаются.

— Ты можешь сказать, чего ты хочешь? — Часть меня отчаянно желает узнать ответ. Но все остальное во мне в ужасе от того, что она может сказать.