"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
— Учитель, учитель, спаси меня! — закричал я в отчаянии.
— Встань и иди! — ответил он.
И тотчас же я твердо встал ногами на поверхности воды.
— Учитель, скажи мне кто ты и почему я иду за тобой по воде, тогда как даже с верой в Аллаха я не мог делать этого? — крикнул я.
И, обернувшись, он ответил:
— Я — шамси (это слово по-древне-персидски означает — свет, истину, солнце). Когда ты познаешь меня, ты будешь всемогущ, ты сможешь ходить
— О, Шамси, Шамси! — шептал я в восторге.
Мы перешли реку, миновали равнину и взошли на холм. Перед нами был город, где я часто бывал и где меня хорошо знали.
— Возьми эти две серебряные монеты, купи в городе бутылку вина и принеси ее мне, — сказал Шамси.
— Аллах! — воскликнул я пораженный. — Но разве не знаешь ты, о, Шамси, что пророк запретил правоверным не только пить вино, но даже ходить по тем улицам, где оно продается!
— Иди и купи, — повторил он.
И снова взгляд его сверкал и горел неземным огнем, приказывал и манил. Я взял монеты и пошел. На краю города я встретил амбала (чернорабочего) и, подарив ему одну монету, попросил на другую купить мне вина.
Он принес его и я, спрятав бутылку под абу (верхняя одежда), принес ее Шамси.
Он встретил меня суровым, презрительным взглядом:
— Ты обманул меня, — проговорил он. — Трус, способный обманывать, не может писать честную книгу. Возьми эти две монеты и сам купи мне вино.
Я колебался, но взгляд его снова покорил меня. Подойдя к городу, я дождался послеобеденного времени, когда все почтенные люди отдыхают у себя дома и улицы пустеют, быстро пробежал до погреба, купил бутылку вина, спрятал ее под абу и побежал назад.
— Что несешь ты, мулла? — спросил меня встретившийся знакомый, заметив под абой горлышко бутылки.
— Уксус, — соврал я.
Но Шамси встретил меня еще суровее. — Ты дважды обманул на этот раз, — сказал он. — Ты обманул меня, купив вино украдкой, и обманул ближнего, сказав, что несешь уксус. Иди, войди при всех в погреб, утверди незакупоренную бутылку с красным вином на своей белой чалме и, приплясывая, возвращайся ко мне. Или… возьми в бассейне свою фальшивую книгу. Ты не напишешь лучшую.
Я страдал. Послушаться Шамси — значило навсегда порвать с прошлым, с тем, во что я верил, потерять уважение людей, бросить вызов Аллаху.
Но я взглянул на Шамси и… пошел.
Я выбрал самое людное время, вошел в погреб, купил красного вина и, утвердив бутылку на белой чалме, вышел и, приплясывая, пошел по улице. И вино, плескаясь, заливало белую ткань, и все видели, что я несу вино. Надо мной издевались, меня ругали, в меня кидали камни, но я не чувствовал ни обиды, ни боли. Наоборот, чем больше оскорбляли и били меня, тем радостнее становилось у меня на душе.
На холме стоял Шамси. Лицо его сияло, как солнце, на губах играла неведомая улыбка и сам он казался каким-то прозрачным, сотканным из неведомых, дивных нитей.
И, словно шум ручья, прозвучал его голос:
— Теперь ты чужд предрассудков. Ты познал меня — истину. Иди же и пиши свою книгу.
— О, Шамси, Шамси! — воскликнул
я со слезами на глазах.Но Шамси таял. Он становился светлее, прозрачнее, и, наконец, совсем растворился в солнечных лучах…
Осел и пчела
В одно прекрасное утро пасся на лугу осел. Тут же, перелетая с цветка на цветок, маленькая пчела собирала душистый мед.
Осел был в хорошем настроении, потому что был сыт, и даже удостоил пчелу своим приветствием.
— Благословен Аллах, доброго утра, козявка!
— Да благословит Аллах и тебя, — ответила пчела.
— Что делаешь ты здесь? — спросил осел.
— Я собираю мед.
— Мед? Никогда не слыхал про мед! — удивился осел. — Разве он лучше травы?
— Высунь, осел, язык и я дам тебе попробовать, — предложила пчела.
Высунул осел язык, а пчела положила на него кусочек меда. Почавкал осел:
— Вкусно. Как же ты делаешь этот мед?
— Моим хоботком я собираю из цветочных чашечек сладкие соки и превращаю их в мед, — скромно ответила пчела.
— Бесстыжая врунья! — рассердился осел. — Разве ты не знаешь, что я каждый день пожираю пудами эти самые цветы? Почему же у меня выходит из них не мед, а только навоз?!
— Но пойми, о, великий осел, что я выбираю из цветков только сладкие соки, одну эссенцию сладости…
— Дура! — закричал осел. — А я разве не пожираю вместе с цветами и эту самую эссенцию?! Почему же у меня не выходит из пуда цветов, ну, скажем например, пять фунтов меда и тридцать пять фунтов навоза, а выходит лишь сплошной навоз?! Ты просто наглая обманщица и хочешь показать, что я ничего не понимаю!
И сколько ни билась пчела, сколько ни объясняла, осел только больше злился.
— Врешь! — кричал он. — Если бы ты говорила правду, я понял бы. Но ты дуришь мне голову и зато кади (судья) пусть обдерет твои крылья. И он потащил пчелу к кади.
В то время кади у зверей был верблюд. Он был животное добродушное, трепетал за свою поляну, которую получал в виде жалованья, и не любил, чтобы кто-нибудь замечал, что он чего-то не понимает. И поэтому он старался судить так, чтобы не обидеть ни того, ни другого.
— О, мудрый кади, накажи эту наглую врунью! — воскликнул осел.
И он рассказал кади свою историю.
— Что скажешь ты на это? — спросил верблюд пчелу.
И пчела рассказала, как она делает мед.
— О, кади! Разве ты не видишь, что она смеется надо мной и над тобой? Разве сам ты не жрешь по три пуда травы и цветов и разве у тебя выходит хоть фунт меда?
— Я не знаю, кто из вас прав, — глубокомысленно решил кади. — Правда, я тоже пожираю цветы и по виду у меня выходит похожее на сладкие финики, но… гм… на вкус они, кажется, не сладкие…