"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
— Да, теперь уж, действительно, пора и нам подумать о спасении, — сказал механик и взял в рот здоровую порцию жевательного табаку.
Негр, погруженный в глубокую тоску, поднял на него большие, грустные глаза. В них была трагедия всех морей во всех временах и широтах. Одно мгновение на лице его как-будто бы появилось выражение презрения и удивления. Разве на море не было своих трагедий? О чем думали такие люди, как этот белолицый?
Теперь раздался глухой шум и пароход весь сотрясся. С одной стороны палуба провалилась, труба закачалась и упала на палубу. Снизу вырывались огромные клубы дыма. Вдруг нижняя палуба опустилась под воду и из трюма с бульканием поднялась грязная вода, смешиваясь с чистой зеленой водой, вливавшейся со всех
Китайцы-матросы и арестанты с криками бросились на корму, которая теперь высоко поднялась, обнажая зеленый, весь источенный винт и заржавленный корпус судна. Светлая вода настигала спасавшихся китайцев, которые бежали, прыгали или ползли, стесненные цепями или спасательными поясами на ногах. Три солдата все еще держали в руках ружья и стояли с неподвижными лицами, точно на страже судна, приговоренного к гибели.
«Томар» содрогался, уходя дюйм за дюймом в зеркальную воду. Мачты дрожали и качались, как тростинки. Дамсон стоял впереди на верхней палубе. Мундир его выделялся на фоне пустынного горизонта, ордена сверкали. Возле него стояли механик и юноша-рулевой. Все трое не двигались. Ни один из них не произнес ни слова.
Незаметно для других, Дамсон пододвинулся к самым перилам, приоткрыл свой спасательный пояс и снова застегнул его, прихватив железный прут перил.
Кипение воды, ужаснейшее бульканье и шипение. Корпус «Томара» лег на бок и пошел ко дну. Раздался громкий крик, в котором слилось множество голосов, но его заглушил шум волн, сомкнувшихся над палубой судна. На поверхности моря играли и плясали водовороты и воронки.
Бездна поглотила большую часть китайцев. Механик и молодой штурман исчезли первыми, но снова вынырнули и стали бороться с волнами. Возле них всплыла дверца люка. Они судорожно ухватились за нее.
Вблизи плыла фуражка Дамсона с золотыми галунами. Механик поймал ее и надел себе на голову.
Море начало выбрасывать свою живую добычу там, где минуту назад была палуба судна. Над зеркальной водой показались сотни болтающихся ног в белых чулках и сандалиях. Спасательные пояса поднимали ноги кверху и они напрасно боролись и дергались над поверхностью. Больше ста китайцев плыли головой вниз, в то время, как другие, не имевшие поясов, как безумные барахтались в воде и шли ко дну. Многих тащили под воду руки погибающих, которые судорожно искали спасенья. Скоро торчавшие из воды ноги перестали болтаться и трепетать. Но они усеяли море, тихо покачиваясь на его поверхности то в одиночку, то целыми группами. Дверца люка была настолько велика, что юноша и машинист могли держаться на воде, опираясь на нее руками. К удивлению механика, фок-мачта, на верхушке которой был привязан Ва-Хинг, не скрылась в море. Она наклонно поднималась над водой футов на пятнадцать.
— Посмотри-ка, Зарзэ, — сказал рыжеволосый механик, — судно наскочило на мели, на мели Туланга, как я и говорил Дамсону.
По лицу юноши потекли слезы. Он выпустил из рук дверцу и, казалось, готов был итти ко дну. Но механик схватил его за руку.
— Нет, нет, Зарзэ, проклятый дурак, еще не время, еще не время!
Он крепко держался одной рукой за дверцу и поплыл к мачте. Ва-Хинг странно затих. Голова его низко склонилась, лицо прижалось к мачте. Длинный канат, который Зарзэ закинул ему на ногу, свисал и плавал в воде. Механик схватил и дернул его. Это вывело Ва-Хинга из полубезсознательного состояния. Он стал с диким, пронзительным криком вырываться из канатов, привязывавших его к мачте. Он плевал на людей, державшихся под ним на воде, и трещал, как попугай. Потом в приступе бешеной злобы бросил в механика ножом. Оружие, сверкая, пролетело возле самой
головы машиниста и вонзилось в дверцу люка. Он вытащил его и засунул за золотые галуны на фуражке Дамсона, которая опустилась ему по самые уши.— Желтый бездельник висит, точно разбойник на кресте, — сказал он. — Но теперь нож его у нас и он ничего не может нам сделать.
— Взгляни-ка, Зарзэ, — продолжал он, показывая на ноги, которые постепенно несло течением к мачте. — Вот они возвращаются домой, счастливые простофили. Им повезло! Они спаслись, по крайней мере, от меча палача. Они сами сыграли с собой глупую штуку, но для них счастье эта смерть, в сравнении с тем, что их ожидало на берегу.
Юноша с оливковым лицом молчал. Он думал о Дамсоне, который был ему как отец, — о большом, представительном Дамсоне, тело которого было приковано к перилам палубы, которая находилась теперь глубоко под водой. Механик пытался ободрить юношу и говорил короткими, безсвязными фразами.
— Смотри, смотри, как они пляшут, точно джигу на ярмарке. Наше общество им, верно, нравится. А вот опять пара ног отправилась в плавание на север, к Нинг-По. Может быть, они желают явиться там палачу, ха, ха! Это нагнало бы на него страху и он, пожалуй, отказался бы от своего славного, сытного ремесла. Сколько голов — столько денег. Да, если бы не этот чорт там на мачте, ты бы не полез на верх и мы никогда не наткнулись бы на разбитый корабль.
— Моя вина, моя вина, — рыдал юноша, — Дамсон всегда мне говорил, чтобы я остерегался разбитых кораблей. Это моя вина, моя вина!
— Ты тут не при чем, — возразил механик, — старик уже много лет ждал этого и надо было предвидеть такой конец.
Он закинул голову и продолжал:
— Этот чорт что-то совсем затих.
Они уже часа два держались за мачту и дверцу люка. Безжалостное солнце жгло им головы. Они обильно смачивали головы водой и по очереди одевали фуражку Дамсона. Кули на верху не двигался и не кричал, а безжизненно висел на мачте.
Машинист снова заговорил:
— Смотри, Зарзэ, наши друзья, китайцы, покидают нас! Они тонут, голубчик, они тонут вместе со своими спасательными поясами! Видел ты когда-нибудь такие чудеса? Слыханое ли дело, что пробка тонет!..
Это, действительно, было странно. Ноги китайцев постепенно стали исчезать под водой. Голые желтые пятки и ноги в сандалиях медленно скрывались в темнозеленой прозрачной глубине. Скоро с морской поверхности убрались все повстанцы из Фокианга. Судьба не пожелала, чтобы они вставали на колени перед палачом в Нинг-По. Механик ломал себе голову над разгадкой тайны спасательных поясов, которые не держатся на воде. Но судовой поставщик из Шанхая, купивший пояса на судне на Тихом океане и перепродавший их старому Дамсону, легко бы мог открыть эту тайну. Дело в том, что пояса были не из пробки, а из «туле», толстой, пористой тростниковой сердцевины. Этот тростник растет на болотах Калифорнии и некоторое время держится на воде.
Вдруг механик переменил шутливый тон и в голосе его послышался ужас.
— Скорей, скорей, Зарзэ, — крикнул он. — Залезай, залезай выше!
С отчаянным напряжением сил он стал помогать юноше лезть на мачту. Потом и сам последовал за ним, но медленно и с трудом. Зарзэ протянул ему руку и втащил к себе маленького машиниста. В это мгновение под ними разступилась вода и высунулось нечто длинное и черное, раскрылась красная пасть с мелкими, острыми зубами, всего в нескольких дюймах от ног машиниста, — и снова закрылась.
— Акулы! — задыхаясь крикнул механик. — Я увидел, как ее плавники разрезали воду. Где появилась одна, должны быть и другие.
И, действительно, море кругом стали бороздить острые, трехугольные плавники. То тут, то там сверкало белое, отвратительное брюхо, и свиные глазки холодно поблескивали, глядя на людей. По временам акула выскакивала из воды, точно ракета и делала попытку схватить машиниста за ногу. Механик плюнул в морду чудовищу и табачная слюна попала ему прямо в глаз. Механик засмеялся.