Мир Приключений 1955 г. №1

В жарко натопленном кабинете, на втором этаже стандартного бревенчатого дома, Сергея ожидал пожилой полковник. В отличие от юноши-лейтенанта, который держался с подчеркнутой строгостью, полковник обратился к Сергею очень приветливо.

— Извините, что пришлось побеспокоить вас, — сказал он. — Я возглавляю комиссию по расследованию этого… несчастного случая. Нам хотелось бы знать ваше мнение: какие могли быть причины?

— Но я ни с кем не разговаривал. Я прямо с аэродрома проехал в больницу.

— Пусть это будет предварительное мнение, — сказал полковник мягко, но настойчиво.

— Что я могу сказать предварительно… Дело новое, могли быть всякие неожиданности и каверзы со стороны природы. Но, вероятнее всего, произошло короткое замыкание. Дело в том, что воздух — не идеальный изолятор. Иногда электропроводность его может быть очень велика. Повидимому, и на этот раз она неожиданно повысилась — и произошел пробой, как на проводах, когда изоляция испорчена. Могли быть и другие причины, более сложные… Остальное сделал атомный аппарат, когда он свалился с вышки и разбился.

— А почему электропроводность могла повыситься? Какое-нибудь загрязнение, примеси?

— Нет, дым, пыль, даже самая сильная гроза не могли нам повредить. Большей частью наши неприятности связаны с Солнцем. Электризация воздуха повышается, когда на Солнце крупные пятна, факелы и особенно — хромосферные вспышки. Как раз вчера в середине дня была вспышка. В такой день ставить опыт было трудно, почти рискованно.

— Почему же вы назначили опыт на этот день?

— О вспышках нельзя знать заранее. Известно только, что в этом году много вспышек и пятен. Приходится быть начеку. Года через два пятен будет меньше, а вспышки исчезнут.

— Почему же вы не отложили все-таки опыт, когда вспышка появилась?

— Лично я не знал об этом. У нас наступил вечер, солнце зашло, и атмосфера была благоприятная.

— А Валентин Николаевич знал?

— По всей вероятности, знал. Это основа. Начиная работу, мы запрашиваем обсерваторию о состоянии Солнца и атмосферы.

— Может быть, он волновался и поэтому упустил, забыл?

— Нет, это просто невозможно!

— Почему же? Бывают ошибки по рассеянности. У Валентина Николаевича было много обязанностей. Его могли отвлечь, он мог забыть…

— Нельзя забыть, как тебя зовут! — сказал Сергей сердито. — Если я бегу на поезд, тороплюсь и волнуюсь, я могу забыть пальто, бумажник, даже билет… Но я никогда не забуду, что еду на вокзал. Чтобы начать передачу, мы включаем рубильник и поворачиваем рукоятку реостата. Перед рукояткой — цифры. Чтобы вычислить цифру, нужно знать сопротивление воздуха. Без этого мы не начнем.

— Значит, по-вашему, Валентин Николаевич знал, что день неудобный, трудный, рискованный, как вы говорите… и всё-таки рискнул. Почему же он пошел на это?

Сергей молчал.

— Кажется, вы давно знаете Валентина Николаевича? Расскажите нам, что он за человек.

Естественно, Сергей дал самую блестящую характеристику.

— Мы так и представляли его, — сказал полковник. — Но всё-таки, были у него какие-нибудь недостатки? Может быть, он любил выпить?

— Никогда. Он ненавидел пьянство. Говорил, что уважает свою голову и не намерен затемнять её вином.

— Может быть, он нуждался в деньгах, покупал дорогие вещи?

— Да что вы! Мы не знали, куда девать деньги. Нас поставили в исключительные условия. Да и к чему нам деньги? Времени не хватало.

— А с кем водил знакомство ваш друг?

Сергей назвал несколько десятков имен.

— Не было ли среди знакомых… таких людей, которые не вызывали ваших симпатий? Не наших людей?

Сергей вспылил.

— Послушайте! — крикнул он. — Я вижу, куда вы гнете. Это бессмыслица! Валентин не мог испортить нарочно. Вся жизнь его была в этой работе. Испортить работу! Это было бы самоубийством.

— Но ведь он пришел в итоге к самоубийству. Значит, были на то причины.

— Причины? Провал работы — достаточная причина! Человек он впечатлительный, преувеличил неудачу.

— Провал, неудача!..А разве вы, я, разве любой по-настоящему советский человек уйдет из жизни из-за того, что провалилась его работа?

— Не знаю… здесь всё сложилось вместе: Валентин очень нервничал. У него была неудачная любовь. В конце концов, бывают в жизни ошибки.

— Разве вы, я, разве по-настоящему советский человек уйдет из жизни из-за неудачной любви?

Сергей замялся:

— Я не знаю, товарищ полковник. Валентин чист и честен, в этом я уверен. Он мог ошибиться. Все мы ошибаемся. Вот всё, что я могу сказать. Может быть, я сумею выяснить ещё что-нибудь, когда поговорю с людьми, работавшими здесь, в Мезени, прежде всего с заместителем Валентина — Геннадием Васильевичем.

— Вы ещё не говорили с ним?

— Нет, я прямо с аэродрома в больницу. На аэродроме он не встречал меня почему-то.

— А что за человек этот Геннадий Васильевич?

Сергей недолюбливал заместителя Валентина, но в официальной комиссии не считал возможным говорить о своих симпатиях.

— Геннадий Васильевич — хороший работник, — сказал он, — деловой, исполнительный, точный, превосходный администратор. Вне службы я его не знаю. Кажется, он холостяк, живет один, ни с кем не встречается, любит балет… Ну, вот и всё, что мне известно.

— Он был заместителем Валентина Николаевича? Может быть, он вел переговоры с обсерваторией?

— Это могло быть, но лучше спросить у, него самого.

— А он мог допустить ошибку? Забыть, перепутать?

Сергей улыбнулся:

— Это совершенно исключается. Забывают люди, у которых занята голова. Я никогда не замечал у Геннадия Васильевича посторонних мыслей. Он образец точности, ходячая пунктуальность.

— А как он поступил в ваш институт?

— Это было в самом начале нашей работы. Ему пришла в голову та же идея. Он прочел в газетах о нас и пришел консультироваться. Мы предложили работать вместе. Валентин предложил, а я не возражал. Правда, после этого у Геннадия Васильевича больше не появлялось никаких идей. Мы даже удивлялись, как в его прозаической голове возникла ионосферная передача. И Валентин писал мне об этом недавно в письме.

— Значит, он казался вам странноватым?

— Да нет, не очень… — Сергей мысленно представил себе Геннадия Васильевича и придирчиво оценил все его поступки. — Откровенно говоря, я не очень люблю его. Мне казалось, что он работает без души. Возможно, я несправедлив. Валентин говорил, что он просто не очень способный человек.

— Стало быть, Геннадий Васильевич вне подозрений?

— Нет, подозрений у нас не было. Мы бывали недовольны… делали замечания, он старался исправить…

— Вы не знаете, где он сейчас?