Мир приключений 1959 г. № 4

Если бы мы имели возможность посмотреть на нашу планету со стороны, то увидели бы приблизительно следующую картину: в пространстве вращается огромный земной шар, а вокруг него описывают замысловатые петли два маленьких черных тела.

Эти петли — траектории спутников, образно говоря, — наматываются на планету, как нитки на шпульку, не задевая ось Земли. Можно легко заметить, что смещение этих петель связано с вращением Земли.

Что это значит? Несложный анализ показал нам, что на спутники действует кориолисова сила, которая у нас в Северном полушарии подмывает правый берег рек, сильнее изнашивает правый рельс и помогает лекторам демонстрировать вращение Земли: та сила, которая сдвигала траектории спутников МГГ, запущенных не по параллели. Эта кориолисова сила действует на все тела, сохранившие инерцию земного вращения, то есть на тела земного происхождения. Величина ее существенно зависит от географической широты местности: на разных широтах она придает спутникам различные смещения по параллели. Это и приводит к искривлению их орбиты в пространстве.

Таким образом, мы утверждаем — и каждый, обладающий элементарными познаниями в механике и математике, может нас проверить, — что эти так называемые космические спутники, прежде чем подняться в ионосферу, находились на Земле; что они запущены с Земли в меридиональном направлении и, вероятнее всего, из приэкваториальных широт…»

Последовало редчайшее в истории печати событие: все газеты поместили чертежи и интегральные выкладки Блеккета и Рамсея.

Выкладки были обстоятельны, логичны и недвусмысленны; они показывали, что траектория спутников есть не что иное, как баллистическая кривая снарядов, выброшенных в атмосферу каким-то земным устройством со скоростью 8 км/сек.

«Человечество проникается тревогой, — писала английская либеральная газета. — Если о марсианах, в существовании которых несколько дней назад никто не сомневался, а теперь никто не верит, мы не имеем оснований думать скверно, то от жителей Земли во второй половине XX века можно ожидать всего… Если спутники запущены с Земли (а это неопровержимо доказано), то почему ни одна держава не спешит объявить об этом большом событии? Почему мир не знал о материалах такой огромной плотности, как в спутниках? Почему спутники имеют форму снаряда крупного калибра? И еще множество „почему“.

И, наконец, в течение одного дня по планете распространилось то, что позже журналисты назвали „цепной реакцией подозрительности и напряженности“».

Неизвестно, кто первый выпустил эту сенсацию, но ни одна газета, ни одна радио- и телевизионная компания не оказалась в хвосте у других. Черными буквами заголовков грянуло сообщение:

«НАД ЗЕМНЫМ ШАРОМ КРУЖАТ АТОМНЫЕ СНАРЯДЫ!!!»

В каждой стране, в каждом городе оно произвело такое действие, будто снаряды уже упали в этом городе и взорвались…

Снаряды можно было видеть уже не только при восходе или на закате солнца — радиолокационные измерения показали, что они снизились до 70 километров.

В ясном небе невооруженным глазом можно было увидеть маленькие черные пульки. Они прочерчивали небо, как реактивные самолеты: днем за ними оставался тонкий сине-голубой след раскаленного воздуха, ночью — тонкая серебристая нить, которая медленно таяла.

Сами снаряды по-прежнему оставались темными. Предположение, что они раскалятся от трения об воздух и сгорят, не оправдалось. За сутки они дважды облетели все материки Земли, как бы предоставляя возможность еще раз посмотреть на них.

Ученые предполагали, что они упадут в Северном полушарии: именно здесь был перигей спутников, и здесь они сильнее всего тормозились атмосферой. Северная, наиболее населенная часть Земли… По расчетам, первый снаряд должен упасть через две или три недели, когда его скорость уменьшится до 7,9 км/сек.

ДНЕВНИК ИНЖЕНЕРА

Наблюдения астрономов, равно как и сенсационные газетные сообщения, отражают только внешние эпизоды этой истории. К сожалению, не все события, связанные с ней, могут быть описаны полно: часть сведений вместе со многими очевидцами погибла в пыли двух атомных взрывов, часть еще надежно хранится за семью замками секретности.

Достаточно связное, но неполное изложение этих событий можно найти в дневнике тех лет Николая Николаевича Самойлова, ныне крупного специалиста в области ядерной техники, а тогда — молодого инженера, только что окончившего институт. Вот эти тетради, исписанные неровным почерком человека молодого и увлекающегося.

«Без даты. Дневники обычно начинают в приступе любви и кончают, когда любовь проходит. Размякшие молодые люди неискренне кривляются в этом „зеркале чувств“, преувеличенно и неумело описывают свои радости и жестокие переживания… Хватит с меня одного такого дневника… Пусть второй будет не таким.

Пусть это будет дневник инженера, потому что уже три недели, как я инженер. И пусть он повествует о моей работе инженера-исследователя. Я еще мало занимался исследовательской работой, но все-таки представляю, что в ней могут возникать чувства, не менее сильные, и переживания, не менее сложные, чем вызванные любовью к женщине. „Любовь к науке, — когда-то сказал в своей вводной лекции по общей физике Александр Александрович Тураев, ныне академик и директор того института, куда я направлен, — это любовь, которой не изменяют“.

Пусть будет так!

15 апреля. Сегодня все в последний раз: в последний раз запереть пустую комнату студенческого общежития, сдать внизу ключ вахтеру, выйти в последний раз из студгородка… Студенчество кончилось! Все уже разъехались. Я последний. Да еще Яшка Якин. Он направлен туда же, куда и я, в Физический институт на Украину. И нас обоих задержало оформление документов.

До отъезда еще часа полтора, можно не спешить. Вечер, хороший апрельский вечер в студгородке. Напротив, в корпусе электриков, за освещенными окнами, обычным порядком идет многоэтажная студенческая жизнь. На пятом этаже какой-то первокурсник склонился над чертежной доской. В соседнюю форточку выставили динамик мощной радиолы, и воздух содрогается от хрипловатых звуков джаза. Этажом ниже четверо „забивают козла“. Внизу энтузиасты доигрывают в волейбол при свете фонаря. Смех, удары по мячу; через недельку коменданту придется заново стеклить несколько окон… Все идет своим порядком, но я уже лишний в этом движении.

Грустно уезжать, и все-таки славно. Последние дни не покидает ощущение, будто впереди меня ждет что-то необыкновенное и очень хорошее. Например, начну работать и сделаю какое-нибудь открытие. Какое? Неважно… Или встретится там, в новой жизни, необыкновенная женщина — „та самая“, и мы полюбим друг друга… Впрочем, — стоп! — о женщинах договорились не писать.

Ого! Уже девять. Пора собираться. Итак, прощай, Москва! Прощай, город моего студенчества! Я уезжаю…

20 апреля. Приехали. Город называется Днепровск, и примечателен он, в основном, тем, что расположен на Днепре. Днепр здесь великолепен — полуторакилометровой ширины, с двухэтажными мостами, маленькими пароходиками и желто-зелеными островками. Город весь в полупрозрачной апрельской зелени, вывески на не столько непонятном, сколько непривычном украинском языке, необыкновенно безлюдные после Москвы улицы.

Устроились мы с Яшкой в общежитии и вчера пошли оформляться в институт. Волновались, конечно, и даже Яшка, против обыкновения, не острил. Спустились вниз, к реке, прошли огромный парк и за ним увидели величественное восьмиэтажное здание, целиком из стекла и стали; оно было похоже на гигантский аквариум. Около стояли дома поменьше. Было утро, и передняя стена „аквариума“ блестела солнечными лучами. Высокая чугунная ограда, ворота, и по правую сторону золоченая вывеска: „Физический институт“, а слева — такая же по-украински.