Мир приключений 1962 г. № 8

Иванов помог Зое слезть с коня, ослабил седельную подпругу, разнуздал Серко и пустил пастись.

Зоя, держа шпильки во рту, возилась со своими непокорными волосами, укладывая их в тугой жгут на затылке, и глядела на Ложкина. В ее больших карих глазах светилось участие, трогательная забота, почти нежность.

Ложкин подошел, прихрамывая на обе ноги, улыбнулся и рухнул на землю.

Зоя поспешно вытащила шпильки изо рта — волосы волной рассыпались по стеганой куртке.

— Что с вами?

Ложкин устало улыбнулся:

— Да ничего. Привал. Какое блаженное состояние — лежать не двигаясь. Я никогда прежде не замечал, что это так приятно. А как ваш Серый?

Зоя умоляюще посмотрела на старшину. Иванов насупил брови:

— Снимай сапог, вояка! Какую ногу натер?

— Кажется, ту и другую.

— Разувайся!

Морщась от боли, Ложкин снимал сапог. Старшина, стоя, наблюдал за этой операцией.

— Так и есть! — Старшина злорадно усмехнулся. — Посмотрите, Зоя Ефимовна, где у него портянка! Что я говорил? Он ею, как шарфиком, лодыжку обернул. — Лицо старшины приняло строгий, начальственный вид. — За это под суд надо отдавать!..

Зоя торопливо раскрывала сумку. Обернулась. Глаза ее сверкнули.

— Под суд надо отдавать старшину, который не научил бойца носить портянки!

— Я не научил? Спросите его самого… Учил я тебя? Ну, говори, учил?

— Учил, Зоя Ефимовна. Я прослушал целый курс в двенадцать лекций. И великолепно их помню. Вот пожалуйста: портянка образца тысяча семьсот двадцать шестого года служит на предмет предохранения ноги от ушибов, потертостей, а также придает мягкость подошве, чем ласкает солдатскую лапу. Существует восемнадцать способов употребления данной портянки. Первый способ: замотка с носка, второй — с пятки. Существует гвардейский способ, способ младенческий, это когда нога пеленается, как малое дитя. Есть способ артиллерийский, есть саперный, а также способ гусарский…

Зоя, улыбаясь, смазывала и забинтовывала кровоточащие раны на ногах Ложкина.

— Самый лучший способ — генеральский, — продолжал Ложкин. — Когда портянка из козьего пуха или из шленской шерсти…

— Молчи, этого я тебе не говорил. И вообще, откуда ты взял, что портянка образца тысяча семьсот двадцать шестого года? Просто скажи, что ты бестолковый человек!

— Согласен: бестолковый.

Зоя и Ложкин захохотали. Старшина сделал удивленные глаза, махнул рукой и пошел к командиру роты.

Быстро прошел короткий отдых. Командир роты, взглянув на часы, поднялся. Солдаты притихли, ловя каждое движение своего командира, но никто не двинулся с места, пока старшина не крикнул:

— Становись!..

— Вы сядете на коня, — сказала Зоя Ложкину.

— Нет, что вы! У меня ноги нежатся сейчас в вате. Прямо как по облаку иду.

— Нет, сядете!

Подошел старшина.

— Садись, раз приглашают. Кавалер!.. — Поймав коня, он стал подтягивать седельные подпруги.

Рота двинулась дальше. Ложкин, вскинув винтовку на плечо, бодро зашагал, помахав Зое рукой.

— Я говорю вам, слышите! У вас ноги… Вы не дойдете!

Ложкин вернулся и сказал очень тихо:

— Не срамите меня, Зоя Ефимовна, перед ребятами. Ведь половина роты натерла ноги. Почему же я должен ехать, как рыцарь печального образа?

— Половина?!

— А что вы думаете? Заметили, сколько солдат переобувались?

— Боже мой, а я только вам сделала перевязку! Вот бестолочь!..

Иванов подвел расстроенной Зое коня. Помог ей сесть в седло. Серко на этот раз зашагал бодро, потягивая ноздрями воздух.

— Деревню почуял, — сказал Иванов.

— Наверное, речка близко: Серко пить хочет, — заметил Ложкин.

— Да, чайку бы…

— С медом… — сказала Зоя.

Иванов усмехнулся:

— Ишь чего захотела!

Ложкин не отставал, держась возле стремени.

— Как — ничего? — шепнул Иванов Ложкину, кивая на ноги.

— Дивно. Кроме того, почему я должен тащиться в хвосте? Ведь все равно мне надо пройти столько же!

— Вот именно. Догонять да ожидать — самое гиблое дело.

Они пошли рядом, перебрасываясь короткими фразами, которые тут же забывались, оставляя между ними тоненькие, как паутина, нити симпатии. Иногда оба глядели на Зою.

Девушка как-то боком, неловко сидела, покачиваясь в седле. Она чувствовала взгляды, поворачивала голову, застенчиво улыбалась.

Девушка им нравилась. И в другое время эта ее смущенная улыбка могла вызвать неприязнь, ревность, но сейчас, на пороге неизвестности, улыбка еще больше сближала их.

Дорога, петляя, вползала на возвышенность, к подножию кургана со свежими воронками по склонам.

Командир роты остановился, вытащил из планшетки карту, развернул ее. Все, что на ней было запечатлено в схематических линиях, фигурах, знаках, оживало, стоило лишь перенести взгляд на панораму, открывавшуюся с гребня возвышенности.

Пестрели поля, зеленели кущи садов, скрывая избы деревень, серой ниткой теплилась река. На юго-западе, там, где на карте веером расходились прямоугольники кварталов небольшого городка, стояла стена черного дыма.

По проселкам и по шоссейной дороге, влево от кургана., двигалась пехота, машины. Поток людей и машин медленно, но неудержимо стремился на запад.

Солдаты подходили к капитану, опускались на землю, пользуясь короткой передышкой. Мало кто из них любовался величественной панорамой осенних полей. Взгляды солдат притягивала зловещая стена дыма, за которой гремели пушки.

— Сахарный завод горит… — сказал огромный солдат с противотанковым ружьем. Пудовое ружье он держал играючи на плече, словно охотничью двустволку. — Я работал на этом заводе, хороший был завод…

— Больно дым черен, наверное, нефть полыхает, — сказал старшина.

— Какая нефть? Откуда она здесь? Сахар тоже копоть дает, — возразил солдат с противотанковым ружьем, печально глядя на черную стену дыма.

Командир роты сложил карту, сунул ее в планшетку, показал рукой на церковь, белевшую вдалеке среди садов.

— Вон наша Чумаковка. Там заночуем. — Он хотел продолжать путь, но остановился, прислушиваясь.

Раздались приглушенные голоса солдат:

— Немцы!

— Где?

— Да вон летят!

— Шесть штук. — «Юнкерсы»…

— Ишь паразиты!..