Мир Приключений 1965 г. №11

— Что так долго? — спросил командор.

— Дрова посуше старалась найти, — бросив валежник и отдуваясь, ответила Марина.

Петр поднял палец:

— Усталость — плод эмансипации.

— Петька, не цепляйся, — проворчал Тимофей. Он сидел шагах в десяти и копался в моторе.

Было еще достаточно светло.

— Никто не цепляется, — сказала Марина. С первых дней путешествия она заметила: Тимофей взялся опекать ее, а Марине это не нравилось. Она подумала о том, как плохо влияет опека на дисциплину группы, а виноват в этом Тим.

Командор пожал плечами, достал из кармана куртки пикетажку. Это была настоящая пикетажка — среднего формата блокнот из бумаги-миллиметровки, переплетенный в черный муслин. Пикетажку подарил Петру главный геолог треста. Петр считался одним из самых сведущих любителей геологии в школе. Поэтому он и стал командором. Записи Петр вел только простым карандашом: тогда написанное не размывается водой, коли пикетажка упадет в реку или намокнет под дождем.

Марина загляделась на сверкающий камень, который рассматривал командор. В отсветах костра на гранях вспыхивала радуга.

Неожиданно Петр сказал:

— Тебе, Тима, скоро надоест получать щелчки?

Тимофей поднялся, подошел к Петру. Но, прежде чем он успел сказать что-либо, Марина нарочно неловко повернула ветку в костре.

— Ой!

— Что случилось? — Тимофей сразу оказался рядом с Мариной.

— Да вот!.. — Марина посасывала обожженный на костре палец.

Дзолодо, отвлеченный вскриком от своих мыслей, произнес:

— Надо рассуждать логически…

— А пошел ты со своей логикой, — буркнул Тимофей, возвращаясь к мотору.

— Будет вам, мальчишки. Ну, устали… Еще несколько дней — и мы будем на месте. Отдохнем. Мы устали. Вот и все.

Чайник, висевший над костром, заплевался и выфыркнул пену в огонь.

Командор вздрогнул от неожиданности и сердито бросил Марине:

— Занималась бы ты своим делом.

— Ребята, давайте пить чай. А? Выпьем чаю, где же кружка, сердцу будет веселей! — пропела Марина. — Ну, подсаживайтесь.

— Не хочу, — сказал Тимофей.

Дзолодо подполз к огню:

— Чай не пьешь — откуда сила? Чай попил — работа сгнила! Налей-ка мне, Марина.

— Тим, не бунтуй, — сказал Петр. — Ну, сорвалось…

— Я правда не хочу, — не очень убедительно проговорил Тимофей.

Марина налила полную кружку и отнесла ее упрямцу:

— И чтобы без капризов!

— Ну, чего вы? Приду сейчас…

Как всегда во время ужина, Петр включил транзистор. Передавали веселую музыку. Муслим Магомаев пел песню Бабаджаняна о Москве, написанную в ритме твиста, потом исполнили “Черного кота”. Марина отбивала такт ложкой по кружке. Дзолодо поманил ее пальцем и громко сказал на ухо:

— Сиди смирно! А то командор увидит, что ты веселая, — завтра еще какое-нибудь поручение даст. Тсс!

Петр засмеялся, и все тоже.

Потом долго варили кашу. Ели ее полусонные.

Утром Марина поднялась первой. Костер еще тлел. Подбросив валежника, она достала из кармашка куртки зеркальце и долго рассматривала свое лицо, распухшее от бесчисленных укусов мошки. Оно показалось ей просто безобразным.

Спрятав зеркальце, Марина занялась хозяйственными делами, позавтракала первой, потом подняла ребят и сказала, что уходит на разведку.

— Делай зарубки по пути. Мы выступим через час, а ты можешь не возвращаться в лагерь. Бей тропу и жди нас за заломом, — сказал Петр.

Не прошло и получаса, как Марина показалась на скальном гребне.

— Эй! Эй, сюда! Мальчишки! — издали закричала она.

— Жди нас там, у реки! — приказал Петр.

Но Марина побежала к лагерю.

— Балда! — Командор безнадежно махнул рукой. — Стояла бы да ждала. — Но, увидев нахмурившегося Тимофея, Петр добавил: — А… Ну не умею я с девицами обходиться, Тим. Я же не со зла, так…

Марина остановилась перед ними, махала руками. У нее перехватило дыхание от быстрого бега, и она не могла произнести ни слова. Потом помотала головой и прошептала:

— Пожар…

— Чего? — недоверчиво протянул командор.

— Там, ниже по течению, — пожар!

11 июля

Теперь Косых увидел дым пожара, едва поднялись над аэродромом. Так, по крайней мере, считал он, хотя в знойном мареве, дрожавшем над тайгой, вряд ли можно было разглядеть пал за двести километров. Он был уверен в том, что видит и дым и яркую полоску пламени. Косых считал: начальник поступил неправильно, послав его на розыски заблудившихся туристов, и дав приказ в случае особой необходимости совершить прыжок для оказания помощи.

“Заблудились… Как бы не так! — хмыкал Антон. — Убежали! Запрятались поодаль. Отсиживаются. Потом ночью проскочат в город”.

Вчера они до полной темноты рыскали на малой высоте вдоль берегов реки Солнечного луча, где должны были находиться туристы.

Глянув вниз, Косых с удивлением заметил едва ли не под крылом, чуть позади, аэродром, с которого они взлетели, полосатый — черно-белый — колпак конуса и раздраженно поглядел в обтянутый кожаным шлемом затылок пилота, будто тот был виноват в тихоходности самолета.

— Какая скорость? — окрикнул Косых пилота.

— Двести.

— Метров в секунду?

— Километров в час.

— Километров?

— Там люди! — Ванин покосился на пожарника. — Поджигатели!

— Пусть поджигатели…

Косых стал глядеть вниз, не обратив на взгляд пилота никакого внимания:

“Пусть поджигатели… Если человек по собственной дурости, а может, и нарочно, подожжет дом, в котором живет, и потом не сможет — опять-таки по-глупости — выбраться, виноват только он сам. И никто больше. А кто еще? Эх, да что с Ваниным спорить! Пусть летит быстрее. И то хорошо. Скорее найдем этих идиотов, сбросим на парашюте продукты и вернемся. Они сами выберутся”.

Никогда еще летнаб не слышал такого высокого звука работающего мотора. Вся машина словно билась в нетерпении. Вскоре Косых действительно разглядел на горизонте дым пожара.

— Пойдем сразу в верховья Лосиной? — спросил Ванин.

Косых положил на колени планшет с картой. На ней вилась река с притоком, подобно голубому деревцу, и его, будто опухоль, очерчивал красный карандаш — район пожара. Река Солнечного луча была почти свободна от пала, а вот Лосиная, узкая, с крутыми берегами, оказалась перехваченной огнем.