Мир приключений 1967 г. №13

— Амба, — сказал Валька, вытирая лоб.

— Кранты, — подтвердил Коханов.

«И откуда только у них этот древний жаргон?» — подумал Грот и подошел к машине.

— Зачем вы затеяли этот эксперимент? — спросил он строго. — Или с самого начала вам не было ясно, что ничего не получится?

Валька промолчал, а Коханов промычал что-то весьма неопределенное.

— Неужели его ничем не возьмешь? А, Савелий Осипович? — спросил Валька.

Грот хмыкнул и пожал плечами.

Он забыл уже те благие намерения, с которыми пришел сюда, в лабораторию.

«Может быть, оно волны такие испускает, которые на психику действуют?» — подумал Грот. Но это был последний акт самоконтроля с его стороны. Ему во что бы то ни стало захотелось хоть как-нибудь воздействовать на проклятое яйцо. И почти неожиданно для самого себя он сказал:

— А что, если попробовать экранировать его от полей?

— Прекрасная идея! — немедленно восхитился Коханов.

— Ни черта не выйдет, — минуту спустя отозвался Валька.

— Почему? — повернулся к нему Грот.

— Квант электромагнитного поля фотон, а фотоны оно отражает. Я же еще тогда пробовал…

— Вероятно, вы правы, Валя, — сказал Грот, кивая головой, — но, может быть, оно отражает не все фотоны? Ведь вы пробовали лишь в узком диапазоне видимого света.

— Не только видимого. Я и инфракрасные лучи пробовал.

— Да, да, помню… Когда измеряли температуру скважин. Вы мне рассказывали.

Валька молча кивнул головой.

Коханов сосредоточенно думал, как развить идею шефа. Он хотел показать, что в его лице Грот обрел если и не очень талантливого, то, во всяком случае, преданного ученика.

— А если взять жесткое рентгеновское излучение? — сказал Коханов и подвинул Гроту кресло.

Грот кивком поблагодарил его и сел.

— Над этим я уже думал, Олег. Но так ничего и не решил. Рискованное это дело, ребята. Кто его знает, что это за штука. Как бы не было беды…

— Да, да, конечно, — как эхо, отозвался Коханов и понимающе вздохнул.

— А почему, собственно, рискованная? — спросил Валька. — Что может произойти?

— Да мало ли… — сказал Коханов. — Ты же сам не можешь заранее сказать что! Ни ты, ни я — никто не может.

— Ну и прекрасно! — Валька взмахнул руками. — Давайте тогда попробуем, вот и станет все ясно.

Валька взглянул на Грота. Шеф молчал. Тогда Валька решил обратиться непосредственно к нему:

— Савелий Осипович, чего нам бояться? Либо поток лучей отразится назад, либо проникнет в вещество. Какие еще могут быть последствия?

— Вот меня и волнует, что будет в том случае, если гамма-лучи проникнут в яйцо. Вы можете мне сказать, что будет?

Коханов покачал головой.

— Да ничего не будет! — Валька рубанул воздух ладонью. — Измерим энергию лучей на выходе и хоть приблизительно сможем судить о структуре яйца. Больше ничего не будет!

— Как знать, — вздохнул Грот.

Валька разгорячился, увлекся и перестал следить за своими словами.

— Да что это вы все опасаетесь?! — возмущенно закричал он. — Кто мы, ученые или перестраховщики?

Грот внимательно посмотрел на Вальку и ничего не сказал. Коханов воспринял это молчание как сигнал.

— Да как ты смеешь так говорить? — подскочил он к Вальке, возмущенно насупив брови. — Знаешь ли ты, что Савелий Осипович…

Но Грот остановил его движением руки. Он поморщился, как от зубной боли.

— Успокойтесь, Олег. Валентин Алексеевич отчасти прав. Наука не может двигаться вперед без риска. Другое дело, что этот риск не должен быть слепым. Но мы еще вернемся к этой теме. Вы мне напомните как-нибудь на досуге, и я расскажу вам одну историю… Но обратимся к теме нашего разговора. Я хочу предостеречь, Валя, от безрассудства. Даже — я не боюсь употребить это слово — от авантюризма.

Грот поднялся с кресла и, подойдя к Вальке, положил ему на плечо свою огромную, тяжелую руку. Валька едва доставал головой до ключицы шефа, и вместе они представляли собой довольно комичное зрелище.

— Видите ли, Валя, — с легкой тенью усмешки сказал Грот, — возможно, с годами я и стал перестраховщиком и даже консерватором. Это естественный процесс. Такой же естественный, как ваш безрассудный авантюризм, который с течением времени, я надеюсь, исчезнет… Так вот, обе эти крайности весьма опасны. Настоящий ученый находится где-то между мною и вами. Поэтому не будем ссориться и постараемся сублимировать обе наши крайности в нечто полезное. Согласны?

Валька хотел кивнуть головой, но овладевший им бес сказал Валькиным голосом:

— Выходит, что настоящий ученый нечто вроде манной каши пополам с малиновым вареньем: наполовину консерватор, наполовину авантюрист?

Грот, напротив, был сегодня ангельски сдержан и терпелив. Он даже улыбнулся:

— Кроме суммы арифметической, мой друг, есть еще и сумма диалектическая — некое новое качество, возникшее на базе единства двух противоположных свойств.

Коханову было непонятно долготерпение шефа. Он бы давно поставил возомнившего о себе щенка на место.

— Боюсь, Савелий Осипович, что для Вали это очень сложно. Ему нужно растолковать диалектику на уровне манной каши. Иначе не поймет.

Грот с интересом, так, по крайней мере, показалось самому Олегу, взглянул на Коханова, но ничего не сказал.

В лаборатории наступила тягостная тишина непонимания и какой-то скрытой вражды. «До чего же все получилось не так, как надо!» — с досадой подумал Грот и громко сказал:

— Ну что, продолжим наши игры?

Эти слова прозвучали настолько фальшиво, что Грот поморщился и махнул рукой.

— Вспомните ваш опыт с лазером, Валентин Алексеевич, и представьте себе на секунду, что яйцо усилит отраженный луч гамма-частиц. Вот вам одна из сотен мыслимых возможностей. Так что давайте попробуем экранировку и, пожалуй, низкие температуры.

Валька хотел возразить, но Грот жестом руки остановил его:

— Облучение рентгеном или гамма-лучами я запрещаю. Это все! Продолжайте работать.

Грот открыл дверь и вышел из лаборатории. Воцарилась тишина.

«И почему я с ним сцепился? — подумал Валька. — Идея жесткого облучения пришла ему самому, высказал ее Коханов. Потом роли переменились — я вдруг стал горячим поборником эксперимента, а Грот его запретил. Типичный парадокс. Так сказать, идейная перезарядка. Живой пример диалектики, которую я могу понять лишь на уровне манной каши. До чего же все нехорошо получилось! И глупо».