Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
Но и Арзамасцев и второй партизан уговаривали его дождаться утра. Да и растроганный Ян Ткач настойчиво просил отведать душистой сливовицы, чтобы как-то отметить встречу.
Чтобы не обидеть старого лесника, Мурзин согласился. А через пять дней он уже был в отряде Степанова.
...К середине января зима окончательно вступила в свои права. Ослепительно белый, искрящийся снег покрывал теперь не только вершины Бескидских гор, плотным слоем улегся он на пологих скатах, в ущельях и просторных долинах. В бодрящем морозном воздухе все чаще слышался звенящий перестук автоматных очередей, гулким эхом перекатывались в горах
В партизанской бригаде имени Яна Жижки с радостью восприняли весть о новом наступлении Советской Армии. Войска Первого Украинского и Первого Белорусского фронтов прорвали оборону противника и устремились в Силезию. Геббельсовская пропаганда, трубившая о крупных успехах германской армии в Арденнах, заговорила о вынужденном сокращении линии фронта на востоке. Остатки разгромленных гитлеровских частей отступали под ударами советских танков. Некоторые из них отводились на отдых и пополнение в Чехию и Моравию. Но и здесь солдат фюрера настигали пули чехословацких патриотов. Воодушевленные успешными действиями советских войск, партизаны Моравии усиливали удары по вражеским коммуникациям.
Мурзин уже окончательно оправился после ранения. Опираясь на сосновую палку, он все чаще покидал гостеприимный домик матки Чешковой, ходил на встречи с представителями подпольных организаций, принимал связных с донесениями от командиров партизанских отрядов и батальонов.
Из Украинского штаба партизанского движения регулярно поступали радиограммы. Генерал Строкач придавал огромное значение разведке, да и сам Мурзин прекрасно понимал, какие ценные сведения он может сообщать советскому командованию, находясь в глубочайшем тылу германской армии. Поэтому с особым вниманием он выслушивал сообщения разведчиков о перевозках гитлеровских войск, о местах дислокации воинских гарнизонов и баз снабжения. Эти данные немедленно передавались в Киев, генералу Строкачу.
Но чем бы ни занимался Мурзин, из головы не выходил Ян Ушияк. «Где он? Что с ним случилось? Неужели попал в руки гестапо?» Эти мысли не давали покоя. Мурзин уже направил несколько партизан в район горы Княгиня с поручением выяснить судьбу командира бригады. Со дня на день он ожидал их возвращения, а потому так взволновался, когда ему доложили, что трое неизвестных пришли в село Гощалково и хотят разговаривать только с ним.
— Веди их сюда! — приказал Мурзин связному.
Вскоре в землянку вошли трое — двое мужчин и женщина. Рваная одежда, измученные, исхудалые лица, ввалившиеся глаза... Мурзин не сразу узнал тех, кого всего полтора месяца назад отправляли они вместе с Ушияком в глубь Моравии для организации нового партизанского отряда. Только когда тусклый свет керосиновой лампы упал на бледное лицо женщины, Мурзин разглядел большие карие глаза, длинные ресницы и узнал Ольгу Франтишкову, которую уже считал погибшей. Вместе с ней пришли чех Пепек и Сергей Жуков.
Опершись о палку, Мурзин торопливо поднялся со стула, обнял девушку:
— Молодец, Ольга! Молодец, что живая! А я уж думал, что никогда тебя не увижу... Где же вы, черти, так долго пропадали?
— Мы вас уже две недели разыскиваем, — ответила за всех Ольга. Голос у нее был хриплый, видимо основательно простыла во время многодневных скитаний по зимнему лесу. — Пришли на гору Чертов млин, а там только ветер в бункерах. С большим трудом ваш след отыскали.
— Та-ак! Хорошо хоть нашли. Чего же мы стоим? Садитесь на топчан. Степанов! Принимай гостей, — усаживал партизан Мурзин. — А теперь рассказывайте.
— Пусть Серко Жуков докладывает. Ему легче по-русски, — смущенно сказала Ольга.
—
Серко? По-своему, значит, переименовали? Ну пусть будет так, — засмеялся Мурзин. — Давай, Серко, докладывай!— Тогда я по порядку, — сказал тот, глянув на Ольгу. Девушка согласно кивнула. — Так вот. Почти неделю добирались мы до границы Вышковского района. Под горой Боржи наткнулись на деревню Немоховицы. Здесь и нашли пристанище. Потом жители Немоховиц с гордостью говорили своим соседям, что в их деревне есть партизаны.
— Не очень хорошее начало, если вас так рекламировали, — вмешался Степанов.
— Нет, нет, о том они шепотом говорили. То не для бошей, а для своих, — вставила Ольга.
— Так вот, — продолжал Жуков. — Именно в Немоховицах, в домике Поспешилов, и родился наш партизанский отряд «Ольга». В этот домик сносили мы добытое оружие и прятали его в стене, здесь отдыхали после операции. В погребе Поспешилов устроили госпиталь для раненых.
— Значит, вы и повоевать успели? — не вытерпел вновь Степанов.
— Подожди, Иван! — вмешался Мурзин. — Пусть рассказывает все по порядку.
— Пришлось и повоевать, — ответил Жуков. — Первым к нам в отряд пришел чех Каменный. Он скрывался от мобилизации в Германию. Потом хозяин нашего домика Поспешил, и Милан Диас из ближайшей деревни Бранковице, и еще кое-кто из местных — словом, больше десяти человек стало в отряде. Однажды вечером собрали мы всех партизан у Поспешилов. Я развернул советский флаг, который сделал из красного ситца. И перед этим флагом все принесли присягу: поклялись, что будут верно служить своей родине и беспощадно уничтожать фашистских захватчиков, что будут карать смертью предателей и никогда не сдадутся живыми фашистам.
На другой день мы выехали в лесничество и отобрали там у лесников ружья, которыми вооружили отряд.
Постепенно к нам приходили новые люди. Среди них Тимофей Гончаров, родом откуда-то из-под Омска. Из плена бежал. Сейчас у нас в отряде двадцать один человек. В Нижковицах разоружили полицию и достали для всех оружие. Имели бой с полицейскими в лесничестве «Золотой олень». Убили четырех жандармов и потеряли одного партизана.
— Его раненого захватили. Ему был только двадцать один год. Он был студент экономической школы в Пржерове, — тихо сказала Ольга.
— Да, его, раненного, стали пытать, — продолжал Жуков, — топтали ему пальцы кованым сапогом, а наш Иржи Ировский молчал. Только когда стало невыносимо больно, он крикнул палачу: «Перестань, собака! Не видишь, я умираю». И умер, так и не выдав наше пристанище. За этим фашистом наши партизаны теперь охотятся. Хотим отомстить за Иржи Ировского.
— Ему только двадцать один год был, — добавила Ольга. Видно было, что она с трудом сдерживает слезы.
— А тебе-то сколько? — спросил Мурзин.
— Мне уже двадцать два.
— Три партизана были легко ранены в этом бою, — продолжал Жуков. — А однажды наш связной из Морковиц Иржи Глоза сообщил, что на запасных путях между Морковицами и Незамыслицами гитлеровцы держат несколько вагонов с боеприпасами. Мы посовещались и решили совершить диверсию. Поздно вечером шесть наших партизан арестовали служащих вокзала в Морковинах, в том числе и начальника станции. Тот сообщил, что на путях стоят тридцать четыре цистерны с горючим. Охрана — всего несколько венгерских солдат. А вагоны с оружием уже отправлены. Тогда мы решили выпустить бензин из цистерн. Сняли охрану. Гаечными ключами открыли краны цистерн, и очень весело было смотреть, как вытекало на землю горючее. Бензин прямо рекой лился по железнодорожным путям. На двадцать восемь миллионов крон бензина вылили.