Мир приключений 1969 г.

— Вы хорошо придумали, Флике.

— Но радист замолчал. Последняя радиограмма, кажется, расшифрована.

— Да? — Коссовски чуть не выронил планшет, который держал в руках.

— А вы разве не знаете? — удивился Флике.

— Я уехал до того, как расшифровали телеграмму, — медленно произнес Коссовски.

«Они следят за мной, — подумал он. — Неужели стало что-либо известно об Испании? Кто выдал — Пихт или Зейц? Или они вместе?»

Коссовски несколько раз хотел рассказать в абвере об убийстве связного Канариса подполковника Штайнерта, но не хватало духа пройти всего три квартала до всемогущего управления разведки вермахта. Несколько раз он садился за бумагу и рвал ее, не дописав строчки. Из троих он был самым виновным. Он приговорил Штайнерта, Зейц исполнил приговор, Пихт остался свидетелем... Если кто-то из них связан с Мартом, Коссовски будет очень трудно их обвинять.

Впрочем, нет, Коссовски найдет выход, лишь бы только напасть на след этого Марта. Резидент в Аугсбурге и, возможно, другой в Берлине снимут с него вину пятилетней давности. Даже сам Канарис...

После Флике Коссовски навестил Зейца.

— У вас под носом работает подпольная станция, — прямо объявил он, — загадочный Март шлет в Москву телеграмму за телеграммой, в Лехфельде авария за аварией... Кто их делает? Вайдеман? Только ли он один?

— Я не понимаю вашего тона, Коссовски. С каких пор служба безопасности стала подчиняться контрразведке люфтваффе?

— Говорю я об этом потому, что у нас с вами одна задача — обеспечить секретность работ на заводах Мессершмитта. Мне необходимы все данные о служащих фирмы.

— Я не могу их дать вам, Коссовски.

— Меня интересует весьма узкий круг лиц, так или иначе связанный с секретными материалами, — как бы не слыша, продолжал Коссовски настойчивым тоном. — Весьма узкий...

— Кто же, если не секрет?

— Зандлер, Вайдеман, Вендель, Гехорсман, секретарша Зандлера, Пихт и вы, Зейц.

— По-вашему, кто-то из этих — Март?

— У меня нет еще доказательств. Но если вы дорожите своей головой, вы поможете их достать...

Вдруг в кабинет вошел шофер и молча протянул Коссовски радиограмму от Лахузена. Начальник II отдела абвера требовал немедленно выехать в Берлин.

От перегретого мотора тянуло теплом. О том, что может произойти в Берлине, Коссовски не думал. Мало ли какая идея осенит Лахузена? Он вспоминал кое-какие нащупанные нити, связывающие те или иные события. Обескураживал Коссовски вчерашний разговор с Пихтом. Пауль вел себя в высшей степени высокомерно.

— Может быть, тебе стоит вспомнить Испанию? — спросил Пихт прямо.

— Это уже давно забылось, — стараясь быть спокойным, проговорил Коссовски.

— Напрасно ты так думаешь, Зигфрид.

— Сейчас меня интересуют аварии с «Альбатросом», — насупился Коссовски. — Ты знал, когда должен лететь Вайдеман?

— Разумеется. Я же его сопровождал в первых испытательных полетах.

— Но почему однажды перед полетом вы напились?

— Напился не я, пить хотел Вайдеман. Он боялся этих испытаний.

— Тогда пусть он поищет более спокойное место.

— Вот и скажи ему сам об этом.

— Вайдеман говорил об испытаниях в Рехлине? — спросил Коссовски.

— Я не интересовался. Кроме того, ты осведомлен, разумеется, о приказе, запрещающем должностным лицам разглашать время и место испытаний?

— Но Вайдеман мог поделиться этим с другом...

— Коссовски, ты считаешь меня дураком. Вайдеман всегда выполняет любой приказ с безусловной точностью, независимо от того, пьян он или нет.

— Ты допускаешь возможность, что в Рехлине самолет взорвался от мины, скажем, с часовым механизмом?

Пихт откровенно захохотал, глядя на Коссовски:

— Тебе ли не знать, Зигфрид, о том, что с тех пор, как появился первый аэроплан, в авиации потерпело аварию две тысячи триста семнадцать самолетов. Не сбитых в бою, а просто потерпевших аварию из-за туманов, гроз, плохих аэродромов, слабой выучки, а главное, от несовершенства конструкций. «Альбатрос» — нечто новое в самолетостроении. И я не знаю, сколько еще аварий и катастроф произойдет с ним, пока он как научится летать. И если такие бдительные контрразведчики, как капитан Коссовски, будут искать в них мину и подозревать пилотов в шпионаже, клянусь, он никогда не взлетит.

...Машина со скрежетом тормозов остановилась. У шлагбаума стояли два жандарма с блестящими жестяными нагрудниками на шинелях. Шофер предъявил пропуск. Жандарм осмотрел машину и, козырнув, разрешил ехать дальше.

Берлин, как обычно, был погружен во тьму. Машина помчалась мимо черных громад зданий.

— Остановитесь у абвера, — сказал Коссовски, когда «оппель» выехал на Кайзервильгельмштрассе.

Коссовски думал, что Лахузена он не застанет, но тот, оказывается, ждал его.

Лицо полковника абвера выражало крайнее недоумение.

— Проходите и садитесь, капитан, — проговорил Лахузен, собирая со стола документы. — Вы устали, конечно, но придется еще поработать. Невероятное дело! Из ряда вон...

— Не понимаю вас, господин полковник.

— Ах да! В руки гестапо попал человек. У него выколотили признания. Он оказался связным «Роте капеллы» — красной подпольной организации. Он шел к Перро. И знаете, кто им оказался? Майор Эвальд фон Регенбах!

Если бы Коссовски не сидел в кресле, у него, наверное, подкосились бы ноги. Он мог подозревать Регенбаха, как подозревал в измене и второго коричневого фюрера — Гесса, когда тот перелетел в Англию, но то, что неуловимый, всезнающий, загадочный Перро — это Регенбах, никак не укладывалось в его сознании.

— Мы узнали об этом утром. Канарис уехал к Гиммлеру, потом докладывал рейхсмаршалу Герингу. Ведь Геринг рекомендовал Регенбаха на высшие курсы штабных офицеров люфтваффе. Тот дал согласие на арест совсем недавно: от улик не уйдешь.

— Какая же роль уготована мне в этом деле? — спросил Коссовски.

— Самая первая. Гиммлер по старой дружбе обещал Канарису передать Регенбаха нам. За его домом установлена слежка. Вы с тремя нашими людьми его арестуете. Сейчас.

— Неужели даже среди таких немцев могут быть красные?

Лахузен развел руками.

— Теперь от Перро нас поведет прямая дорога к Марту с его рацией в Лехфельде... — жестко проговорил Коссовски.

— Вот поэтому мы и решили дать вам первую роль, так как вы наиболее преуспели в этом деле, — сказал Лахузен. — От того, насколько удачно вы проведете операцию, будет зависеть ваше повышение по службе.

— Я всегда служил рейху и фюреру... — начал, поднявшись, Коссовски.

— Да-да, — перебил его Лахузен. — Вы были исполнительным работником. Только не поскользнитесь сейчас. Регенбаха нужно взять живым. Пароль «Изольда».