Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
Такой вывод и старший следователь Ивонин, и его товарищи сделали на том основании, что расстояние между ними было неодинаковое: иногда человек останавливался.
Эти следы, не доходя до посадок, обрывались — человек потоптался и пошел обратно, ступая в свои же следы. Об этом свидетельствовали двойные отпечатки подшитых, с каблуками валенок. По характеру обратных следов можно было предположить, что человек тот спешил.
Повторный осмотр трупа тоже не дал никаких обнадеживающих результатов. Убитый лежал ничком в глубоком снегу между рядами сосенок и так, словно в смертную минуту пытался перевернуться на спину или хотя
Когда его перевернули и осмотрели карманы, то обнаружили права шофера второго класса на имя Роберта Сергеевича Андреева, паспорт, военный билет, из которого явствовало, что убитый не призывался в армию по болезни, семьдесят два рубля тридцать четыре копейки денег, и больше ничего: ни записных книжек, ни писем, ни записочек.
Следователь Ивонин, поджарый, сорокалетний блондин, в этот день был зол. И потому отсутствие прямых улик расценил как продолжение невезения.
Дело в том, что утром он поссорился с женой и дочерью — обе упрекали его в жадности: он ни за что не соглашался с их решением купить дочери, студентке-первокурснице, новое зимнее пальто. Зима была теплой, шла к перелому, и великолепно можно было проходить и в старом. За лето же, не спеша, следовало сшить настоящее, модное зимнее пальто. Тем более, что весной предстояла покупка еще и демисезонного. Но ни жена, ни дочь не принимали никаких доводов, упрекали его в пристрастии к сыну, который, как стало известно вчера вечером, получил двойку по математике и, что хуже всего, был пойман с сигаретой в школьной уборной. Теперь классный руководитель вызывал родителей.
Наконец, только вчера Ивонин закончил следствие по сложному делу о хищении автомобильных покрышек со склада легкового автохозяйства, и ему очень хотелось хоть несколько дней не то что отдохнуть, а хотя бы ликвидировать бумажные завалы в служебном столе. Когда ведешь крупное дело, на мелочь просто не хватает времени и накапливаются служебные документы, требующие внимания, ответов и решений.
Но, пожалуй, самым неприятным было сознание, что он так и не сдал «хвост» в заочном юридическом институте, на последнем курсе которого учился.
Все, вместе взятое, заставило Петра Ивановича неожиданно для себя вспылить, когда начальство предложило ему провести следствие по делу об убийстве в районе поселка Южный.
Начальство к вспышке Ивонина отнеслось мудро: оно нахмурилось, но мягко, доходчиво разъяснило, что ему, начальству, и самому ясно, что Ивонину такое дело не по душе, но поскольку все остальные товарищи заняты, а он как раз свободен, то следствие он все-таки проведет. Борьба с хищением — дело важное и нужное, но жизнь человека есть жизнь и поэтому...
Вот почему злой, а потому деятельный Петр Иванович действовал быстро, толково, коротко и вовремя отдавал нужные распоряжения. Отправив медицинской машиной труп на вскрытие, он сразу же приступил собственно к следствию.
Естественно, что прежде всего Ивонин попытался изучить следы того, кто подходил к посадкам и почему-то вернулся обратно. Ивонин встал рядом с местом, где этот неизвестный топтался, словно устраивался поудобнее.
Впереди сквозь сплошную стену густых сосен-подростков пробивалась тропка. Ивонин, а значит, и тот неизвестный,
что топтался здесь, видел тропку значительно дальше того места, где был обнаружен труп. Следовательно, он мог видеть и человека, идущего через посадки по тропинке.Потом Ивонин по следам прошел вдоль изгороди рядновского огорода, но ничего нового, кроме свежей стежки не то лисьих, не то собачьих ямочек, не обнаружил.
За огородами и молодыми садами стояли новые, преимущественно четырехоконные дома, многие с летними мансардами. Дома были какие-то сытые, ухоженные и потому несколько горделивые. Почему сытые? Ивонин и сам не знал. Просто они казались не то что солидными или богатыми, а именно сытыми — приземистые, крепкие. И только один дом, прищуренно нацеливающийся на тропку в сосняке наполовину заколоченным фанеркой окном, Ивонину не понравился. Он не казался ни сытым, ни ухоженным. Его гладкая серая стена выглядела затаившейся, недоброй. И это, единственное окно с фанеркой, тоже сразу не понравилось Петру Ивановичу — будто дом подглядывает за тропкой, неусыпно следит за ней.
Ивонин прежде всего пошел к этому дому и никого в нем не застал. На стук вышел сосед, поздоровался и сказал, что хозяин приходит домой только под вечер.
— Если, конечно, не ночует где-нибудь в другом месте.
Ивонин строго спросил:
— Это ж в каком таком другом месте? — Ему сразу не понравился сосед.
— А кто ж его знает... Может, в милиции, а может, так... у кого еще.
— А что ему жена по этому поводу говорит?
— Так жена его бросила, бил он ее вроде.
— Так... Вы не скажете, а в последние дни он ночевал дома? — И тут только Ивонин поймал себя на том, что не знает, о ком расспрашивает, и потому добавил: — Кстати, фамилия его... — и потер лоб, словно вспоминая фамилию.
— Ряднов. Андрей Яковлевич Ряднов. Каменщик, — не торопясь, но уважительно сообщил сосед, и Ивонин подумал, что слишком точен в ответах рядновский сосед.
Но потом решил, что сосед не хочет дополнительных расспросов и заранее выкладывает все, что знает. Поэтому мгновенная настороженность следователя прошла.
— Насчет того, ночевал он или не ночевал, не знаю: мы с ним не больно дружим, — усмехнулся Липконос. — Да и то сказать, я живу здесь не так уж давно и чересчур в друзья никому не набиваюсь.
— Понятно. А вчера, позавчера ничего такого... подозрительного не замечали? — И быстро уточнил: — Я говорю не столько о поведении Ряднова, сколько вообще... в округе.
— Да нет, вроде все тихо, мирно. У нас тут народ все больше пуганый, осторожный. Так что... Да, нет... — Липконос подумал и с явным сомнением в голосе досказал: — Разве вот только... Приходил ко мне вчера Ряднов и просил взаймы стекла: говорит, выбил окно.
— Вы ему дали?
— Да нет, не дал. Нету у меня его, запасного стекла. Я ж говорю: здесь все пуганые, и я тоже стал... осторожным.
Липконос смотрел прямо, и в его маленьких глазках — прямых и острых — таилась веселая усмешечка. Ивонин заметил ее, и усмешка не понравилась ему. Она заставляла разгадывать Липконоса в то время, когда мозг был занят совсем иной работой. И чтоб переключить внимание, он спросил:
— Чем же это вы напуганы? Хулиганы, что ли?
— Зачем? Я же говорю — народ у нас тихий, семейный. Солидный народ. Кроме вот только... соседа. А пуганный вашим братом, прокуратурой.