Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
— Вот-вот, — искренне сказал Яснов. — Черт их разберет. С нами не посоветуются, поразгонят, а потом слезы. Оказывается, какой-то там нравится, да вот не так получилось.
— В точности, как у моей. Строитель тут ей один нравился. Приезжал сюда несколько разов — ничего, видный мужчина, рослый, чернявый такой, суровый на вид. Так я примечал, что дело у них клеится. Опять нет. Вот уже месяца два все хмурая ходит. А то в городе ночевать остается, у подруги... Да куда ж они, черти, провалились?!
— Да ладно тебе, отец, не ищи.
— Нельзя, дорогой товарищ. Боеприпасы.
Старик
— А на лыжах вы тут ходите? — спросил Грошев.
— Я не хожу. Грудь у меня заходится. А дочка шастает. Тут в хороший день — что твоя лыжная база. И с ее работы приходят передохнуть, и с аэродрома. Ну ты скажи — и тут нету! Куда ж я их задевал? И главное, с жаканами: самые опасные патроны.
— У нее и свои лыжи есть?
— Да, и свои, и еще две пары торчат. Один шофер бросил. Стаська. Все грозил приехать, да вот нет и нет. А вторые даже не знаю кто. Может статься, тот самый строитель и оставил. Они тут все катались вдвоем.
— А сейчас не катаются?
— Да вишь ты, что-то там у них произошло, не знаю, а она ж молчит. Вот и стоят лыжи-то... дожидаются.
— Она сегодня приедет?
— Сегодня ее не дождемся.
— Это ж почему?
— Да видишь, у нас с ней такой договор... Так она приезжает часов в шесть, ну в семь. И если до восьми нет, значит, уже не приедет. Ночует в городе, у подруги. Утром я ей звоню. Проверяю.
— Так ведь сейчас... — Грошев взглянул на часы.
— Знаю. Есть и другой договор: если загодя решает остаться, она звонит в диспетчерскую и просит мне передать. А я как домой иду, справляюсь.
— Выходит, сегодня звонила?
— Выходит...
— Жаль, — очень натурально вздохнул Грошев, — хотелось бы поговорить с ней: я ведь тоже заядлый лыжник.
Николай шепнул Яснову:
— Надо изъять патроны... Жарко у вас, — продолжал Николай, — пойду подышу кислородом.
Грошев вышел в сени, а Яснов, откашлявшись, нарочито сурово сказал:
— Ладно, Зорин, не ищи свои патроны. Нашлись.
— Где? — выпрямился старик.
— Вот они. — Яснов показал ружье. — Не делом занимаешься, товарищ Зорин. Не делом.
— Я что-то не понимаю... — растерялся старик. — Вроде бы я их не заряжал...
— Главное не в том, что заряжал или не заряжал, а главное, что нельзя такие патроны хранить. Вот в чем беда. — И натурально вздохнул: — Могут быть неприятности.
— Так я ж не знал... Купил ружье, зарегистрировал...
— Надо было и с правилами познакомиться. Мы-то, старики, конечно, понимаем, а вот молодые... — Яснов кивнул на дверь в сени, — Они быстрые. Им все нужно.
— Ну раз нельзя, так я разве против. Бери их, к шуту, чтоб не мозолили глаза.
— Так-то лучше, чтоб не было неприятностей, — повеселел Яснов, вынул патрон и гильзу из стволов.
— Может, чайку согреть? — спросил старик. — Опять вроде примораживает.
— Подождем, что напарник скажет.
Грошев от чая отказался. Он спешил. Он уже осмотрел все три пары лыж и на алюминиевых палках одной пары отметил некую странность. Палки не имели ремней, а там, где
крепятся эти ремни, явственно проступали продольные полосы, как будто одну палку вставляли в другую.Грошев составил постановление на выемку и, оформив протокол, увез с собой ружье с патронами и лыжи.
Утром следующего дня Николай помчался в прокуратуру еще затемно, надеясь побыть до начала работы одному. Очень хотелось собраться с мыслями, продумать предстоящий разговор с Зориной, подготовить необходимые документы.
Но в кабинете уже сидел Ивонин. Когда Грошев взглядом спросил у него, что случилось, Петр Иванович нарочно замедленно, как и все, что он делал последнее время, махнул рукой:
— Так... Дома непорядок... Нашел что-нибудь интересное?
Выслушав Николая, Петр Иванович закурил и задумчиво потянул:
— Очень интересная ситуация... Очень... А если добавлю к ней, что вчера звонили из тюрьмы и сообщили, что Ряднов подружился не с кем-нибудь, а с официальным, так сказать, главарем банды, в которую когда-то входил и Андреев, — с Косым.
— Как же они очутились вместе?
— Удивляться нечему. Ведь они пока что не были связаны. Или, вернее, еще неизвестно, связаны они или не связаны.
— Но теперь...
— Да и теперь это еще только подозрения. Крепкие, надежные, почти бесспорные, но все-таки подозрения. А встретились они так. Косой проходит совсем по другому делу. Вот его и привезли в тюрьму из колонии. Попал в камеру с Рядновым совершенно случайно. И подружились.
— А не рассадить ли их все-таки? — подумал вслух Грошев.
Ивонин пожал плечами.
— Пока, собственно, нет оснований. Ряднов, если верить нашей же версии, не столько преступник, сколько бедолага, неудачник.
Николая удивила несколько непривычная, мягкая манера разговора Ивонина, и он нетерпеливо заерзал на стуле.
— Ты желваками не играй. Научись терпению, — грустно, «лирически» усмехнулся Петр Иванович. — Терпение тебе еще пригодится. Первое. Ряднов не только явно оказывает на него влияние. Косой в чем-то изменился, но в чем, пока еще непонятно. Это влияние настораживает. Ты тоже так думаешь?
— А как же иначе?
— Значит, все правильно. Второе. Ряднов отказался от свидания со своей женой. Больше того: отказался принимать передачи и от жены, и от Петровой. А ты, вероятно, знаешь, что передачи в его положении очень и очень желательны, ведь в тюрьме разносолами не балуют.
— Это понятно...
— Вот. А Ряднов отказался. И знаешь почему? «Не хочу, говорит, чужие жизни заедать. Я все равно списан, а они пусть живут». Странно?
— Странно...
— Это что! Это все еще полбеды. А беда наша в том, что Ряднов официально попросил встречи со следователем, который вел его дело. Ему предложили написать обо всем. Он отказался, говорит, что нужно побеседовать лично по очень серьезному делу. Вот такая-то ситуация, товарищ Грошев. Вопросы будут?
— Вопросы? Понимаете, Петр Иванович, я даже не знаю... Вот складывается так, что если сегодня выяснится, что Зорина... Ну, словом, если Ряднов опять выскользнет, так я... Я не буду сдавать государственных экзаменов.