Мир приключений 1974 г.

— Теперь вы, надеюсь, признаете себя виновным в преступлении против государства, выразившемся в активной поддержке бандита Роке Лопеса.

— Нет! — решительно ответил учитель. — Нет! В который раз говорю вам: я никогда — и теперь вижу, что к сожалению, — не только не помогал, но и никогда не видел Роке Лопеса в глаза.

— Да, конечно, позвольте, ваша честь! — Роке поднялся и повернулся и полоборота к публике.

От его взора не ускользнуло то обстоятельство, что в задних рядах зрители зашептались между собой, кивая в его сторону.

— Сеньор судья, вы только поглядите внимательней на обвиняемого, и вы поймете, что величайшим преступлением будет незаслуженное осуждение ни в чем не повинного человека. Не станем сейчас говорить о том, сколь преступны те, кто знакомы с Роке Лопесом, не станем обсуждать и сомнительности свидетельских показаний, хотя вы очень скоро, сеньор судья, убедитесь сами, что свидетели раньше, как и обвиняемый, никогда в своей жизни не видели Роке Лопеса. Я призываю вас, сеньор судья, лишь еще раз внимательно поглядеть на хорошо вам известного учителя. Посмотрите, сколь искренно выражение его лица. Мы все это видим. Вес мы видим на его лице то же удивление, что и на лицах хефе политико, председателя муниципалитета, — Роке Лопес жестом указал на ложу, — на лицах членов их семей. По выражению лица моего подзащитного — бедного, скромного учителя и беспредельно честного человека, как, кстати сказать, и по выражению вашего лица, сеньор судья, не трудно сделать безошибочное заключение, что местный учитель видит меня в первый раз. Вот почему я отказался вчера от предварительной встречи с моим подзащитным. Согласитесь, что обвиняемый, свидетели и вы, сеньор судья, видите меня впервые.

— Конечно! Мы ведь живем в провинции, сеньор лиценциат, — очевидно, интуитивно предчувствуя приближение беды, смутился судья.

— Так вот, вместе с тем не все в этом зале видят меня впервые. Я не хочу указывать ни на кого конкретно во избежание в дальнейшем для них неприятностей, но, бьюсь об заклад, в задних рядах меня узнали. Узнали, сеньор судья, в отличие от лжесвидетелей обвинения, которые, как вы еще через секунду убедитесь, никогда раньше меня не видели. Я Роке Лопес, сеньор судья, к вашим услугам.

Педро и два партизана, чинно сидевшие в первом ряду среди публики, выхватили из-под жакетов револьверы и вмиг обезоружили жандармов, охранявших учителя.

В помещении суда наступила абсолютная тишина. Черпая адвокатская мантия соскользнула с плеч «адвоката». Перед оцепеневшей от изумления публикой Роке Лопес предстал в расшитом серебром костюме чарро. Он, по своей привычке, широко расставил ноги, положил обе руки на рукоятки револьверов и спросил:

— Можно ли теперь признать учителя виновным, сеньор судья?

— Нет! — осипшим голосом выдавил тот.

— Тогда позвольте мне, ваша честь, считать дело выигранным?

Вместо ответа судья молча кивнул. Педро и его товарищи втолкнули жандармов в комнатку для заключенных. Из нее дверь вела прямо во двор. Вслед за ними на улицу вышел и Роке. Рядом у крыльца уже стоял Хуан с лошадьми.

Через дорогу, из окна дома напротив за моментом их отъезда наблюдали братья Роке и Барраса. Когда они увидели из окна, как Роке с товарищами благополучно сели на коней, то в свою очередь поспешили в кораль, где находились их лошади. Но не успели они выйти, как были окружены жандармами.

Фернандо выходил последним. Он увидел жандармов, когда Антонио и Висенте побежали от них. Фернандо толкнулся в чулан, оттуда в хлев. На его счастье, в хлеву оказалась щель под крышей. Он подтянулся, протиснулся в отверстие, опустился в соседний двор. Одним прыжком очутился на крыше, а с нее спрыгнул на улицу, смешался с толпой, валившей из помещения суда, прошел немного и скрылся в показавшемся ему подходящем доме. Кроме детей, в нем никого не было. Фернандо прошел в кораль, к лошадям. Он вынул из кармана все деньги, которые были с ним, сунул их в руки растерянному мальчугану, вскочил на коня и вылетел за околицу.

Глава VI УТРАТА И КАРА

Антонио, Висенте и Баррасу доставили в Бадирагуато со связанными руками и петлями на шеях. В селение, где стояли три кавалерийских эскадрона и батальон пехотинцев, их ввели за веревки, притороченные к седлам лошадей жандармов. Командир воинского соединения, выполняя полученный по телеграфу приказ, выставил усиленные заслоны вокруг Бадирагуато и ждал подхода еще одной части, чтобы затем доставить задержанных в Кулиакан. Такая предосторожность объяснялась тем, что хефе политнко из Лас-Едрас, не получив достоверных сведений, донес губернатору по телеграфу, что задержан сам Роке Лопес.

О том, что произошло в суде, хефе политико решил сообщить генералу Капьедо по почте, рассчитывая, что к тому времени происшедший скандал забудется, так как все будут заняты предстоящей расправой над Роке Лопесом.

Однако ликование властен, местных и провинциальных, оказалось кратковременным. Уже в середине следующего дня по городу распространился слух о нападении Роке Лопеса на селение Амакул. Лопес, у которого в отряде было уже более сотни всадников, захватил алькальда, весь состав муниципального совета, хефе местной жандармерии, судью, четырех армейских офицеров и направил губернатору телеграмму с предложением немедленно освободить его братьев и Баррасу в обмен на плененных им офицеров и правительственных чинов в Амакули.

Губернатор думал, а тем временем подполковник Сантос Мурильо со своим отрядом настиг конвой в Косала, где установил, что схвачены братья Лопеса, а не он сам. Подполковнику сообщили и о предложении Роке Лопеса обменять задержанных им в Амакули тринадцать видных жителей и четырех офицеров на его братьев. У Сантоса Мурильо тут же родился коварный план.

Пользуясь тем, что он был старшим по званию среди офицеров конвоя и имел специальные полномочия в борьбе против Роке Лопеса, подполковник взял командование на себя. Он распорядился привести к нему Баррасу и сам допрашивал связанного партизана. Допрос с пристрастием длился три часа. Баррасу вывели от подполковника еле живого — так он был избит. К вечеру, когда конвои уже собирался выступать дальше, подполковник распорядился вывести Антонио, Висенте и Баррасу за пределы селения. Там, в глубоком овраге, без суда и следствия Антонио н Висенте были расстреляны. Баррасе каким-то чудом удалось бежать.

— С ними можно разговаривать только языком петли и пули, — сокрушенно произнес Роке Лопес, когда узнал, какая судьба постигла его братьев.

Роке глубоко переживал гибель Антонио и Висенте. С тех пор никто не слышал от Роке ни одной шутки. Губы его плотно сжались, меж бровей на лбу пролегли две резкие складки.

Заложников судил партизанский трибунал. Когда осужденных поставили к стенке, они повалились на колени, плакали, предлагали все свои богатства в обмен на сохранение им жизни. Исключение составили капитан и лейтенант, два офицера из четырех: они держались с достоинством, не выказывая страха перед смертью, и лишь попросили разрешения написать письма женам. В последнюю минуту Роке Лопес. посовещавшись с членами трибунала и получив у этих офицеров честное слово немедленно оставить армию, даровал им жизнь. С остальными он был неумолим:

— Вас осудил народ. Ваши братья по классу не пожелали сохранить вам жизнь…

С тех пор не проходило дня, чтобы о гряд Лопеса не совершал дерзких нападений. Расстрел заложников из Амакули, как на то и рассчитывал Сантос Мурильо, вызвал бурю негодования в конгрессе штата, и губернатор был вынужден согласиться с требованиями военных предоставить им большую власть в районах ведения боевых действий против партизан. Командующий войсками штата генерал Анхель Мартипес присвоил Сантосу Мурильо очередное звание полковника.