Мир приключений 1978 г.

— Я хотел сказать вам, что в милиции и при первом допросе я погорячился… вначале. Кража действительно была…

— Одна? — перебил его Грошев.

— Да, но ведь мы привлекаемся только по одному эпизоду, — робко произнес Аркадий.

Николай внутренне усмехнулся: камерные юристы поработали на славу. Хромов уже знает такие специальные словечки, как «эпизод». Но ответил он жестко:

— Нет. По нескольким эпизодам. По одному вы пойманы с поличным, по остальным ведется следствие. — И он перечислил номера проверенных машин и даты этой проверки. — Вы в них участвовали?

Кадык на шее Аркадия заходил так же стремительно, как в свое время у его старшего брата.

— Да. Участвовал. Кроме одной, первой. Я тогда…

— Сейчас меня интересует не это. Сейчас я хочу знать только одно: кто брал портфели, а кто отворачивал никелированные шурупы с фигурной нарезкой на головке?

Хромов смотрел то на отвертку, то на Грошева, и выражение его глаз часто менялось. В них метался и страх, и недоверие, отчаянная решимость. Хромов решал: сказать правду или не сказать? Сдаться окончательно или еще держаться хотя бы в этом? Грошев всматривался в его осунувшееся лицо.

— Как вы понимаете, Аркадий Васильевич, втроем один портфель из машины не выносят: неудобно.

Очевидность и простота этого довода неожиданно и сразу сломили Хромова. Он глухо ответил:

— Портфель брал не я. Я багажник осматривал.

— А зачем вы осматривали багажник?

— Вадим сказал, что там может оказаться еще один портфель и вообще может быть что-нибудь интересное.

— Находили?

— Нет…

— Значит, технику вы отработали точно. Евгений открывал дверцу водителя. Так?

— Так, — облизал губы Аркадий.

— Затем он передавал ключ вам, чтобы вы открыли багажник. Кстати, кто сделал этот ключ-отмычку?

— Женька.

— Ну вот. Вы шли открывать багажник, Евгений открывал вторую дверь, и они вместе с Вадимом отвертывали шурупчики. Что они делали потом?

— Они… Они, это самое… заглядывали за боковинки.

— Зачем?

— Точно не знаю. Тоже что-то искали, но что — не говорили.

— Но вам, наверное, было интересно, что они ищут?

— Я спрашивал, но Женька сказал: «Не вмешивайся. Бери свое барахло и не мешайся».

— И вы брали «свое барахло», то есть покупки владельцев, и не вмешивались?

Аркадий потупился:

— Дурак был… И потом интересно даже — воруем нахально, на глазах у прохожих, и никто ничего. Даже смешно. От этого совсем… обнаглели.

Грошев промолчал. Он знал, что теперь Аркадий говорит правду. Преступники именно обнаглели. Безнаказанность всегда приводит к наглости, которая чаще всего кончается провалом. И когда они попадаются, то довольно быстро понимают причины провала и теряются. Так растерялся и Аркадий Хромов. Он подписал протокол допроса, и Грошев мог бы вздохнуть спокойно.

Но Грошев прекрасно понимал, что дело только начинается, и потому вздохнул тяжело и доверительно сообщил:

— Вот так-то, Аркадий Васильевич. За копейки идете в тюрьму и портите себе жизнь.

— Это уж точно… А сколько… дадут?

Несколько секунд Грошев колебался, сказать или не сказать, но потом решил не отступать от своего принципа — не кривить душой, не пугать и не задабривать посулами. Говорить правду. И он сказал правду.

— По-моему, дадут два, а может быть, и три года. Учтут молодость, первую судимость… Но только в том случае, если будет доказано, что вы не причастны к другому, связанному с этим, делу. Понимаете?

Хромов кивнул и долго рассматривал сцепленные пальцы. Потом сказал:

— Я догадывался, но точно ничего не знал.

— А что знаете неточно?

— Неточно? Вадим с Женькой ищут какие-то бумаги. Какие — не знаю. Зачем — тоже. И еще… Да нет, это могло показаться.

— Нам пригодится и то, что показалось.

— И еще они ищут ветку сирени.

— Чего-чего? — невольно вырвалось у Николая.

— Понимаете, как-то после выпивки Вадим сказал Женьке, что вся эта их затея — ерунда, легенда, трепотня и с машинами у них ничего не выйдет. Только даром теряют время и рискуют. Но Женька уперся. «Я, говорит, верю, а ты можешь отлипнуть. Но ветку сирени я все равно найду. Никуда она не денется».

Отпустив Хромова, Николай Грошев еще долго сидел в следственной камере и думал. Временами ему очень хотелось немедленно вызвать Вадима Согбаева и сразу фактами припереть его к стенке, чтобы выяснить, что же он искал в белых «Волгах». Но Николай понимал — Вадима не сломят первые дни тюрьмы. Он бывал в ней не раз. Он будет выкручиваться и молчать. Вряд ли выйдет из своей «закаменелости» и Евгений.

— Ну что ж… Придется подождать.

Он собрал протоколы, положил в папку отвертку и через проходные вахты вышел на улицу.

16

Утром в четверг по дороге на работу Грошев заехал к Ивану Грачеву. Мастер оказался розовощеким, кругленьким человеком лет сорока с лишним. От него крепко попахивало водкой. Толстяк возился во дворе собственного бревенчатого дома и лениво отругивался от наседающей на него старухи.

— Хватит, мама, не маленький.

— Вот то и беда, что не маленький, а старенький. Хоть бы женился, дурощлеп. А то, что ни заработает, все на водку выкинет.

— На свои пью! Хватит! Чужих не прихватываю. — Тут он заметил Грошева и прикрикнул на мать: — Хватит, говорю!

Николай поздоровался и несмело спросил, не сможет ли Иван Григорьевич Грачев покрасить ему машину, — говорят, что в этом деле он большой специалист.

— Битая? — деловито осведомился Грачев.

— Да нет… Бог, как говорят, миловал. Просто цвет не нравится: «белая ночь».

Грачев уже не подозрительно, а почти презрительно посмотрел на Николая.

— А вам известно, что ежели по заводской синтетике прокрасить обыкновенной нитроэмалью, так она и слезть может и блеска такого все равно не будет?

Нет, этого Грошев не знал. Начинались тонкости, известные только мастерам. Даже ради их познания и то стоило зайти к Грачеву: все, что касалось машин, Николая интересовало всегда.

— Жаль… А как же другие красят?

— Ха! Красят… Халтурщики вам все покрасят. А через месяц облезет. Сушить надо уметь. Тут вот один отставник тоже решил: «А чего тут сложного — по белой цветной красить?» Покрасил. И что? Полезла! Ко мне примчался. Пришлось смывать и все перекрашивать. А потом еще и полировать.