Мир приключений 1980 г.
Шрифт:
Он так же не спеша возвращается на свое место. Ох и спинища! Сколько он может весить? Небось под сотню. Интересно, схватись мы, справился бы я с ним с моими дзю-до и каратэ? Наверняка нет. Он бы одним этим своим взглядом меня парализовал. Удав! Нет, в таких случаях лучше вспомнить, как я когда-то бегал стометровку…
На световом табло загораются обычные предупредительные надписи: «Застегните ремни…» — и раздается бархатный голос стюардессы: «…через несколько минут мы совершим посадку в московском аэропорту Шереметьево. Стоянка один час».
Смотрю в окно. Ага, вот и аэродром. Куда хватает глаз —
Мы тяжело садимся, подпрыгиваем, снова шлепаемся, снова подпрыгиваем, наконец стукаемся еще раз так, что в самолете все звенит и трещит. Пассажиры ворчат. Они правы — нашему пилоту не самолеты, а самосвалы водить.
Словно хромая, мы катим по бесконечному пути к зданию аэропорта. Честное слово, будто поезд постукивает на стыках. Ну и пилот!
Наконец останавливаемся.
Начинается долгая обычная процедура. Замолкают двигатели, открываются двери, подкатывают трапы.
Потом, еще оглушенные полетом, выходим.
У правого колеса (ростом с меня) толпятся механики, летчики, еще какой-то народ, что-то разглядывают, качают головами, спорят, машут руками.
Мы садимся в желтые автобусы и мимо круглой, похожей на большой стеклянный гриб штуки катим к длинному серому зданию аэропорта.
Одного автобуса не хватает, подгоняют другой, но я врываюсь в первый, поскольку мои подопечные находятся в нем.
Впрочем, куда они денутся? Останутся в Москве? Сомневаюсь. Здесь, по моим сведениям, наркотиками особо не расторгуешься: русские ребята серьезные, с ними шутки плохи.
Нас приводят в транзитный зал — длинный, одна стена стеклянная. Все очень мило. Можно выпить, полистать журналы.
Бросаю взгляд на моих подопечных. И настораживаюсь. Они чем-то явно обеспокоены. Сгрудились вокруг русской стюардессы постарше — видимо, о чем-то ее расспрашивают, советуются.
Я уже собрался было подойти прислушаться, как мой сосед, какой-то толстенький человек, спрашивает меня:
— В Москве бывали?
— Нет, — говорю.
— Я-то бывал. Замечательный город! Очень интересный. Советую побывать.
— Спасибо за совет, — ворчу.
— Ну ничего, хоть снаружи увидите, по улицам проедете за те же деньги. Повезло. Если, конечно, не торопитесь.
Видя, что я не понимаю, охотно объясняет (есть, знаете, такие люди, которые обожают всем все объяснять или первыми сообщать всякие новости, особенно неприятные).
— Повреждение у нашего самолета. Не видели? С правым шасси что-то случилось. Исправлять будут. Так что рейс переносится на завтра. Сейчас отвезут в отель. Да вы не беспокойтесь — отель великолепный, «Аэрофлот», я в нем однажды ночевал. Покормят прекрасно. Все будет о’кэй. Но из отеля не выпустят, уж такой порядок — мы ведь транзитники. Я вам советую…
Он еще что-то болтает, но я не слушаю.
Вот так номер! Застряли. Но в Токио-то нас — моих подопечных и меня — ждут именно с этим рейсом. Как же теперь? Все ломается! Понятно, почему они так заволновались: у них там, наверное, все обговорено — кто встречает, как пройти таможню с их набитыми деньгами чемоданами, куда ехать. И вдруг такое дело…
Смотрю в их сторону. Что за черт! Повеселели, благодарят за что-то немолодую стюардессу, передают ей билеты,
деньги.Эге-ге! Я устремляюсь туда же. И когда мои подопечные отходят к бару, радостно болтая, а стюардесса уходит к какой-то двери, я догоняю ее и спрашиваю по-английски (по-английски какая стюардесса не говорит?):
— Простите, мои друзья, — и киваю в сторону четверки, — сказали, что вы сможете мне помочь. Они говорят, вы очень любезны. (Весь в напряжении: угадал или попал пальцем в небо?) Я выдаю ей мою обольстительную улыбку № 1, которую трачу лишь в исключительных случаях.
— Пожалуйста, — отвечает она, — вам на тот же рейс? Места еще есть, но только в первый класс. Придется доплатить.
Она сообщает время вылета советского самолета по маршруту Москва — Токио (через сорок минут), сумму доплаты, забирает мой билет, деньги и исчезает.
Я вытираю пот со лба. Ну-ну!
Еще бы немного, и Мегрэ-Леруа спокойно бы дрых в отеле «Аэрофлот», а мои подопечные благополучно летели на советском лайнере в Токио, где по прибытии растворились в пространстве.
Ну и дела!
Не проходит и двадцати минут, как появляется моя спасительница, вручает мне новый красивый зеленый билет с красным флагом на обложке, сдачу, которую я пытаюсь ей всучить и от которой она возмущенно отказывается.
В это время, словно сговорившись, из разных дверей появляются две стюардессы.
Одна забирает пассажиров нашего рейса и ведет их к автобусу, на котором они поедут в отель. Другая приглашает мою четверку и меня за собой.
Подопечные смотрят на меня сначала изумленно, потом подозрительно, о чем-то шепчутся. И вдруг к нашей теперь уже пятерке присоединяется еще один летевший с нами, такой средних лет, поджарый, с энергичным лицом. Он в последний момент, видимо, тоже перерегистрировал билет. Спешит.
Уж лучше бы он не спешил…
Мы покидаем транзитный зал, садимся в желтый автобус, подъезжаем к самолету. Нам предъявляют наши чемоданы, выгруженные из «боинга». Четверка испускает вздох облегчения. Мне наплевать — мой чемодан пустой.
Нас торопят. Мы поднимаемся в ИЛ-62. Красивый, длиннющий самолет.
Нам указывают места — у русских они нумерованы. Четверка и мы с «сухарем» располагаемся в салоне первого класса. Кроме нас, там лишь какая-то японка с ребенком.
Захлопываются двери, зажигаются табло, стюардессы, такие же хорошенькие, как наши, идут вдоль рядов, разносят конфеты, следят, чтобы все застегнули ремни.
Взвывают двигатели. Самолет долго едет по аэродрому, затем замирает, как бегун на старте, и, стремительно набирая скорость, мчится по взлетной полосе.
Мы в воздухе.
Я впервые лечу на ИЛ-62. Хороший самолет. Летит, не спотыкается. Легкость какая-то у него в полете. Отделка внутри у «боинга», конечно, лучше, зато здесь кормежка будь здоров. Даже икра!
Захожу во второй салон. Осматриваюсь — кто летит со мной?
А, черт их разберет — кто. Ну, моя четверка, я и этот «сухарь» — ясно. А так… Ага, вот японцы. Молодые красивые девушки. Мордашки прямо как фарфоровые. И ребята тоже ничего. Мелковаты, но такие жилистые, крепкие. Догадываюсь, что это какой-то танцевальный ансамбль. С ними еще две-три старухи и сморщенный старик — наверное, руководители. Ох, до чего ж пожилые японцы страшные!