Мир Сестёр. Дилогия
Шрифт:
– Так я вроде, в Шлёсс сейчас службу несу. – испытующе посмотрел я на кузнеца.
– Плевать! Хоть где, кроме столицы, конечно, можешь дурью маяться, но ты, как был из Кнара, так до самой смерти и будешь его частью. Народ тебя помнит и любит.
– Раз любит – тогда ждите! Посидим! – с улыбкой сказал Герулу.
Я сдержал данное обещание, хотя и припёрся к костру Кнара позже всех – маленькие проблемки и делишки не дают покоя даже в выходные. Моёпоявление было дружно встречено пирующими и не успел я усесться на освободившееся место на бревне, как Селла сунула мне
– Ну, что? – громко сказала она, – Теперь все в сборе! Пусть Егг-Орр, из-за моей дурости и недоверия, сжёг знак Кнара на своём плече, но никто не посмеет сказать, что он нам чужой. Выпьем за Висельника! Хочу пожелать не ему, а нам, чтобы, когда-нибудь, он снова вернулся в наш замок как к себе домой! Все знают насколько я перед ним виновата и сейчас хочу перед вами, публично попросить у него прощения. Наедине я это сделала, но стоит повторить и прилюдно, так как опозорила его я тоже прилюдно! Извини! От чистого сердца извини! Мой поступок был мерзок и разрушил много хорошего, но ты своими делами научил меня быть другой. Прошлого не вернуть, только давай смотреть в будущее! Смотреть честно и доверяя тем, кто рядом!
– Хороший тост! Правильный! – довольно пробасил Герул, – Верно говорит, Владетельная! За будущее!
Все дружно выпили, и я встал с ответной речью, понимая, что её ждут.
– За Кнара, друзья! За его неповторимых людей и Хозяйку! В моём мире говорят: "За битого дурака, двух небитых дают"! Пусть наши ошибки послужат нашей силе!
После того, как народ с удовольствием приложился после моего "алаверды", внезапно раздался делано-возмущённый голос Селлы:
– Меня, кажется, сейчас дурой назвали, а ещё за это ещё и выпила!
– Нет, подруга! – преувеличенно вежливо ответила ей Нирра, – Висельник парень культурный и не посмел бы так потомственную аристократку обозвать. Вот "дураком" – это было, а дурой и не думал!
– А…Тогда ладно! Была Селла-Солнце, а стала Селла-Дурак! Это же не обидно, правда? – заключила Хозяйка Кнара наивным голоском под общий смех.
Последние осколки скованности прошли и мы стали от души веселиться, вспоминая прошлое и делясь новостями.
Ближе к концу пикника неожиданно появился, слегка пошатываясь, Юрка с каким-то музыкальным инструментом за спиной.
– Вот ты где! – довольно воскликнул он, – А ну, подвиньтесь!
– Земеля! Какими судьбами?! Тебя от Нест отлучили, раз к нам припёрся? Или сожрал там всё подчистую? Как нашёл-то в этом бедламе?
– Легко, Берец! Легко! Подходил к кострам и спрашивал: "Этого Заразу не видели?". И, заметь! Никто не переспросил, кого имею ввиду! Все сразу пальцем тыкали, куда идти! Меняй имидж пока непоздно! В Нест всё хорошо – душевно налакались, только чувствую, что нескоро так просто с тобой посидеть получится, вот и решил не упускать момент.
– Правильно сделал, дружище! – хлопнул я его по плечу, – Кстати! Что за балалайка у тебя за плечами?
– Вурта. – пояснила за него Селла, – Я слышала от Агги, что ты на ней умеешь играть.
– Для того и принёс, чтобы устроить “культурную программу”. – кивнул ей Юрка.
Потом взял инструмент
в руки и запел такую знакомую, слегка переделанную песню, которая как нельзя лучше подходила к нашему застолью:– "Изгибы вурты лёгкой ты обнимаешь нежно.
Струна осколком эха пронзит тугую высь.
Качнётся купол неба большой и звёздно-снежный.
Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались… "
Мы слушали, растворяясь в звоне струн и сильном голосе моего друга, боясь пошевелиться. Внезапно наступило такое единение душ у всех, находившихся у костра, что, казалось, будто сами Сёстры спустились к нам, чтобы соединить наши судьбы и сберечь тепло сегодняшнего костра в сердце.
Ещё долго после окончания песни мы молчали, уставившись, кто на огонь, а кто на звёздное небо над головой.
– Тень… – первой не выдержала Махха, утирая слёзы, – Это колдовство? Да? Мне так хорошо и светло давно не было.
– Опять "колдовство". – недовольно сказал Юра, – Хотя… Да! Хочешь тоже так играть?
Хозяйка Фаль резко вскочила и подбежала к нему, с жаром произнеся:
– Конечно! Ещё спрашиваешь?! Пусть и колдовство, но очень хочу!
– Тогда держи! – протянул он ей вурту, – Потри по струнам тряпочкой и приговаривай: "Что мешает танцору, то помогает певцу"! Три раза громко произнеси!
Я уткнулся в кружку, сжав её край зубами, чтобы не заржать, "спалив" розыгрыш друга.
Махха жадно взяла протянутые тряпку и инструмент. Нежно протёрла струны, три раза с восторгом и выражением повторив "заклинание". Потом села и, зажмурив глаза, попыталась сыграть. Какофония противных звуков разлилась по округе. Даже стрекочущие ночные жучки и паучки, заткнулись на полуслове, услышав подобное непотребство.
– Не получается… – огорчённо сказала Махха, – Может, ещё что-то сделать надо?
– Конечно! – невозмутимо ответил Земеля, – Прибить жопку к стулу и тренироваться несколько сезонов!
– Тогда, зачем я его тёрла? – ещё не "врубившись" в происходящее, спросила она.
– Инструмент нужно в чистоте держать! Молодец! Струны аж блестят!
Громкий смех чуть не затушил костёр. Все с удовольствием потешались над незадачливой музыканткой.
– Ну вас! – надулась та, – Я ж к тебе, Тень, как к человеку…
– Не обижайся! Если живы останемся, то приезжай к нам Нест – научу!
– Смотри! Я запомнила! А чего за слова такие странные ты меня говорить заставил?
– Да так… – отвёл Юрка в сторону глаза, – Поверь! Тебе это не грозит! Не та эта… Комплекция! Вот!
Я хихикнул, слыша его "отмазку". Заметившая это Селла, шёпотом попросила меня:
– Рассказывай…
Тихонько на ушко, я передал ей смысл этой фразы, после чего хихикала уже она, передавая мои объяснения на ухо Нирре. Пошла цепная реакция смешков и шепотков, пока не добралась до самой Маххи. Вопреки моим опасениям, она не обиделась, а весело засмеялась во весь голос, присев на землю и хлопая ладонью по траве.