Мир, в котором тебя нет
Шрифт:
— А сохранились ли в Йере последователи истинного учения о Пути к Поднебесному? — с затаенной надеждой спросил Граис.
— О да, учитель, — ответил Фирон. — Только теперь это маленькие тайные группы, передающие твои слова из уст в уста. После того как в Йере указом наместника были запрещены любые философско-религиозные учения, помимо учения самого преподобного Сирха, ты стал для людей символом борьбы против власти Кахимской империи.
— Как так? — удивленно поднял брови Граис. — В основе моего учения лежит идея о непротивлении злу. Я всегда был противником любого
— В народе распространился слух, что ты был тайно казнен за то, что стоял во главе заговора, целью которого было убийство наместника, захват Халлата, а затем и освобождение Йера от владычества Кахимской империи. После этого во многих произнесенных когда-то тобою словах открыто зазвучали призывы к борьбе.
— Например?
— «Если народ не боится смерти, то что его смертью пугать?» — по памяти процитировал Фирон.
— Но я говорил еще и так: «Если народ не боится власти, Тогда придет еще большая власть».
— Эти твои слова трактуются так, что на смену власти Кахимской империи должна прийти власть самого Йера.
— Любопытно… — Чуть склонив голову к плечу, Граис взглянул на Фирона немного лукаво. — И кто же будет осуществлять эту власть на практике?
— Народ Йера! — незамедлительно ответил Фирон.
— Храни нас Поднебесный от такого! — ужаснулся Граис. — Я вовсе не это имел в виду! Смысл моего высказывания сводился к тому, что, если начать бунтовать против существующей власти, власть сделается еще более жесткой и жестокой по отношению к народу!
— Я это понимаю, учитель, — мягко улыбнулся Фирон. — Но простой народ, не имеющий тех знаний, которые в свое время ты дал нам, своим ученикам, видит в твоих словах только то, что хочет видеть.
— Так, значит, в народе зреет бунт?
— Похоже на то, — кивнул Фирон. — В горах скрываются отряды объявленных вне закона йеритов, называющих себя вольными. Пока они только копят силы, и лишь время от времени для пополнения запасов провизии и оружия совершают нападения на караваны империи. Но, судя по тому, что в последнее время шалеев на улицах стало значительно больше, наместник уже воспринимает вольных как реальную угрозу для власти Кахимской империи.
— А что же Сирх?
— А что может Сирх?
— Он может предотвратить бунт, призвав людей к повиновению!
— Сирх? — Фирон едва не расхохотался. — Сирх уже ничего не может. Чего стоят слова проповедника, слушать которого народ сгоняют силой? Я удивляюсь, как еще наместник, который, как говорят, человек совсем неглупый, до сих пор не нашел Сирху замену? Учитель, — подавшись вперед, Фирон навалился грудью на край стола, — тебе надо снова начать проповедовать! Народ пойдет за тобой!
— Куда он за мной пойдет? — чуть поморщился Граис.
— Да куда угодно! Хоть против Кахимской империи!
— Пойми, Фирон, — с болью в голосе произнес Граис, — Йер не имеет достаточно сил для того, чтобы выступить против империи. Это будет бессмысленная бойня, которая закончится уничтожением большей части йеритов.
— Да все я понимаю. — Тяжело вздохнув, Фирон снова откинулся на спинку стула. — Вот только невыносимо жить под пятой завоевателей.
Порою думаешь: вот хотя бы раз вдохнуть воздуха свободы, а после можно и умирать.— Так может говорить человек, который думает только о себе, а не о своем народе, — ответил ему Граис— Нет большего преступления, чем попустительствовать стремлениям. Я скажу тебе даже больше, Фирон: сейчас власть империи — благо для Йера. Завоеватели не раздавили эту страну, а, напротив, заставили сплотиться прежде разрозненные кланы йеритов, которые, должно быть, впервые за всю свою историю почувствовали себя единым народом. Сегодня на базаре меня называли северянином, но это звучало не оскорбительно, как прежде, когда под словом «северянин» подразумевалось «дикарь». Теперь оно звучит, как слово «друг». Если бы Йер не захватила империя, то его растащили бы на куски воинственные соседи.
— И что же дальше? Так и жить с Кахимской империей, сидящей на загривке?
— Ни одна империя не может существовать вечно. Ее раздирают изнутри собственные противоречия. Кахимская империя, как и многие другие до нее и после нее, вскоре рухнет, и тогда Йер станет единым сильным государством.
— И сколько же ждать падения Кахима?
— Все во власти Поднебесного, — развел руками Граис. — Возможно, что даже мы еще успеем это увидеть.
Фирон покачал головой и залпом осушил свою кружку.
— И что же ты собираешься делать? — спросил он Граиса после долгой паузы.
— Я должен помочь Сирху вернуть доверие народа, — сказал Граис.
— Неблагодарное занятие, — криво усмехнувшись, заерзал на скамье Фирон.
— Быть может, ты слишком строго судишь Сирха, — мягко и даже немного вкрадчиво произнес Граис.
— Как уж заслужил, — резко отозвался Фирон, и глаза его злобно блеснули.
— Замените великого мастера-плотника — и вряд ли найдете такого, кто не поранит себе руку, — сказал Граис.
На это Фирон ничего не стал отвечать, только как-то неопределенно головой покачал.
— Пойми, Фирон, Сирх сейчас единственный в Йере, кто может свободно нести свое слово людям, — сказал Граис, словно бы оправдываясь за слова, произнесенные перед этим. — А время не ждет. Бунт, как ты сам говорил, может вспыхнуть не сегодня, так завтра. Поэтому приходится выбирать меньшее среди двух зол: возвышение Сирха или гибель Йера.
— Учитель, — преданно посмотрев на Граиса, сказал Фирон, — я пойду за тобой, куда бы ты ни приказал и что бы ты ни сказал.
— Ах, Фирон, Фирон, — с досадой покачал головой Граис. — Ты разве забыл, что я всегда требовал от своих учеников не слепой веры, а понимания моих слов.
— Умом я понимаю: то, что ты говоришь, — правильно. Но сердце мое, — Фирон всплеснул руками, — отказывается принимать такую правду!
— Через слабость побеждают силу, — сказал Граис. — Через мягкость побеждают твердость.
— Хорошо, учитель… — Фирон не успел закончить начатую фразу.
Дверь, распахнутая ударом ноги, с грохотом ударилась о стену, так что один из троих пьяниц даже вскинул голову, которая, впрочем, через миг снова упала с глухим стуком на доски стола.