Мир, в котором тебя нет

— Кто ты такой?

Второй вопрос Сирх задал не о сыне. Но сделал он это умышленно, чтобы не дать незнакомцу понять, насколько сильно взволнован и обеспокоен исчезновением Килоса.

— Имя мое тебе ничего не скажет, — негромко произнес Бурдюк. — Но тебе следует знать, что я из отряда вольных.

— Что? — Левая бровь Сирха приподнялась вверх. — Я не ослышался? Ты из того сброда, что, засев в горах, не дает спокойно жить мирному населению Йера? Ты разве не знаешь, как правосудие поступает с разбойниками и бандитами?

— Судьба твоего сына тебя не интересует? — перебил преподобного Бурдюк.

Взгляд Сирха уперся в переносицу вольного.

— Что с Килосом?

— Он в нашем лагере. Мы схватили его, когда он охотился в лесу… — От внимания Бурдюка не укрылось, как побелели суставы на кулаке Сирха, в котором он сжимал медальон Килоса. — Он жив, преподобный.

Сделав шаг вперед, Бурдюк протянул Сирху письмо.

Сирх быстро развернул бумагу и пробежал глазами по строчкам. Складка между его бровями на мгновение расправилась, после чего сделалась еще более глубокой.

— Откуда мне знать, что вы не убили его сразу же после того, как заставили написать это письмо? — снова перевел он взгляд на вольного.

— Зачем же нам убивать его? — как будто удивившись такому вопросу, слегка развел руками Бурдюк. — Мертвый он ровным счетом ничего не стоит.

— Что вы хотите в обмен на его жизнь?

— Нам известно об операции по уничтожению лагерей вольных, которую готовит наместник. И мы хотим, чтобы ты убедил его повременить.

— Как долго?

— Пока не завершатся переговоры.

— Какие еще переговоры? — недоуменно и нервно спросил Сирх.

— Между наместником и представителями вольных, — спокойно ответил Бурдюк.

— Это ты, что ли, представитель? — Вообразив Бурдюка за одним столом с наместником, Сирх не смог удержаться от смешка.

— Я пришел только для того, чтобы договориться с тобой о встрече, — невозмутимо ответил ему Бурдюк. — Человек, который будет вести переговоры с тобой, а затем и с наместником, находится здесь же, неподалеку. Если ты готов встретиться с ними, то должен позаботиться о том, чтобы тайно доставить его и еще двоих наших спутников в свой дом.

— Почему они не могут прийти открыто, так же как и ты? — недовольно взмахнул рукой Сирх. — Или же твоя жизнь по сравнению с их жизнями вообще ничего не стоит?

— Моя жизнь в данный момент оценена в жизнь твоего сына, — спокойно напомнил Сирху Бурдюк. — Так что можешь сам решить, насколько это дорого.

Заложив руки за спину, Сирх быстро прошелся от стены до кровати и обратно. Как ни крути, а хозяином положения все же оставался этот разбойник с безобразно оплывшим лицом.

— Допустим, я проведу твоих приятелей в свой дом, — снова повернувшись к Бурдюку, сказал Сирх. — Сделать это будет совсем несложно. Допустим, я переговорю с ними и найду, что их предложения вполне обоснованы и реалистичны. Но я не могу сказать заранее, как отнесется к идее таких переговоров наместник. Он может приказать казнить этих людей, даже не взглянув на них.

— Это станет смертным приговором и для твоего сына, — сказал Бурдюк.

Сам того не ожидая, Сирх сорвался на крик:

— Но причем здесь Килос?!

— Совершенно ни причем, — спокойно и невозмутимо развел руками Бурдюк. — Ему просто не повезло.

— Не повезло… — Сирх заскрежетал зубами. — Когда мне вернут сына?

— Об этом ты сможешь поговорить с главой нашего посольства, — ответил Бурдюк.

— С главой посольства… — криво усмехнулся Сирх. — С таким же вахлаком, как и ты?

— Ты с ним знаком, — все так же спокойно, пропустив оскорбление мимо ушей, сказал Бурдюк. — Это Граис из Сиптима.

— Что?! — Остановив свое бесконечное кружение по комнате, Сирх в изумлении уставился на Бурдюка. — Граис сейчас в Халлате?

Едва заметная улыбка, тронувшая губы Бурдюка, потонула в кожных складках его лица. Ему доставляло несказанное удовольствие, как легко и просто он беседовал не с кем-нибудь, а с самим преподобным Сирхом.

— Граис из Сиптима будет представлять интересы вольных на переговорах с наместником, — многозначительно произнес он.

— Граис будет выступать от имени разбойников, которые, чтобы добиться своего, приставили нож к горлу невинного юноши? — В голосе Сирха звучало одновременно недоумение и недоверие. — А как же его излюбленный принцип «Не убий»?

Бурдюк молча пожал плечами.

— Куда катится этот мир! — всплеснул руками Сирх.

Глава 15 ДВА ФИЛОСОФА

— Тихо! Кто-то идет. — Грудвар поднял руку, и Граис замер на полуслове.

— Бурдюк? — Он пытался заглянуть Грудвару через плечо.

Раздался условный свист, и Грудвар, соблюдая осторожность, вылез из дыры, где они прятались.

— Мы здесь, — окликнул он Бурдюка.

Ловко пробираясь среди обломков, Бурдюк через мгновение оказался в объятиях друзей.

— Ну как там? — нетерпеливо спросил Грудвар, осторожно выглядывая наружу.

— Полный порядок, — снова широко улыбнулся Бурдюк. — Сирх готов предоставить нам кров и даже прислал повозку, чтобы доставить дорогих гостей в дом.

— А как насчет еды? — спросил Слим. — Я чертовски голоден.

— Все будет, — заверил его Бурдюк. — Сирх, как выяснилось, в своем сыночке души не чает. В лепешку расшибется ради него.

— Ты сказал ему обо мне? — спросил Граис.

— Конечно, — кивнул Бурдюк. — Как и договаривались, не сразу.

— Ну и что Сирх?

— Он согласился принять нас и попытаться устроить нам встречу с наместником еще до того, как узнал о тебе. Правда, с оговоркой, что за исход дела он не ручается. Но когда он услышал твое имя… — Наклонив голову к плечу, Бурдюк посмотрел на Граиса так, словно видел его впервые. — Не пойму, что в тебе такого, что одно твое имя способно внушить ужас самому преподобному Сирху?

— Продолжай, — нетерпеливо махнул рукой Граис.

— Ну, сначала он, значит, испугался. Аж побледнел. Но потом… — Бурдюк снова глянул на Граиса как-то странно. Впрочем, на этот раз ничего не спросил. — Потом мне показалось, что он даже обрадовался, что увидит тебя. Сразу же позвал слугу и велел не мешкая отправлять за вами повозку.

— Ты уверен, что Сирх не хитрил с тобой? — настороженно поинтересовался Грудвар.

— Я же говорю: ребенку даже ясно, что судьба сына ему далеко небезразлична, — ответил Бурдюк. — И он прекрасно понимает, от чего зависит, будет его сын жить или умрет.