Мир в моих руках

Вздохнув, мужчина уточнил:

— Так это море. Небо сверху.

Задумчиво подняла голову. Ой, да…

— Так… постой…

— Мм? — передразнил он меня.

— Мы, что же, стоим на воде?

Он хулигански улыбнулся.

— Нет, скажи! Ты умеешь ходить по воде?

Кьякью продолжал улыбаться. И не отвечал.

Возмущённо дёрнула его за клык, так что он покачнулся, всплеснул руками, теряя равновесие… его губы скользнули по моему лицу…

— Мм… хорошо… — восхищённо прошептала я.

Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Осторожно обвив его голову руками, потянула к себе. Мне отчего-то захотелось губами прикоснуться к его губам… у него были нежные губы… тёплые… Со вкусом местного вина. Вина, настоянного из каких-то душистых и терпко-сладких трав… каких-то ягод вроде нашей рябины… и морской соли… А море под ногами было холодное, но его руки, обнявшие мою талию, были тёплые… И его тело было тёплое… Небо… море… казалось, они в этот миг слились воедино… и оба перестали существовать…

Хьа поднялась, недоумённо посмотрела на своё тело без одежды. Взгляд её скользнул в сторону. И она с ужасом уставилась на своё отражение в воде. Она сидела прямо на воде! Словно та стала землёй. Ну, такой, мягкой. Чуть прохладной. Ровной. Она сидела на воде и не тонула! Какой странный сон…

Хьа встряхнула головой — взметнулись мои длинные густые чёрные волосы — и осторожно прикоснулась к необычной поверхности рукой. Чуть прохладная. И такое же лёгкое, нежно прикосновение к коже, как от воды в ручье, куда опускала туда руки и ноги.

— Интересно? — насмешливо осведомились сбоку.

Повернулась в другую сторону, куда раньше не смотрела. И растерянно замерла.

Кьякью, её воин, как оказалось, лежал рядом. Тоже без одежды. Смотрел на неё и улыбался.

Радостно выдохнула:

— Кьякью! — и метнулась к нему.

Ласково скользнула кончиками пальцев по его щеке.

Это был странный сон. Первый сон спустя долгое время, где он снова пришёл к ней из страны духов. Сон, где они снова были вместе.

— Кьякью…

Он приподнялся, обхватил её сильными руками, притянул к себе. Осторожно коснулся губами её губ…

Сон, который хотелось растянуть навечно…

Застонала, вцепившись в ткань над животом. Согнулась от боли. Такое чувство, словно кусок мяса выдирают из меня!

Твёрдая тёплая рука сжала моё запястье. Почему-то от её прикосновения боли стала меньше.

С трудом разлепила глаза.

Кьякью стоял возле моей постели на коленях и взволнованно смотрел на меня.

— Как ты, Надя?

— Я… кто?

Он, нахмурившись, сел с краю твёрдого каменного ложа, застланного шкурой. Помог мне сесть. Чуть подвинул, туда, где у его кровати стояла большая глиняная миска с водой. С поверхности воды на меня смотрела девочка лет девяти или десяти. Черноволосая, глаза серые, но зауженные, как у азиатов, веки однослойные.

Потом снова боль завозилась где-то внутри. Перегнулась с края. И меня вырвало. В миску и мимо. Было плохо. Очень плохо. Молодой мужчина исчез вместе с миской. Вернулся, держа другую, поменьше, со свежей водой. И чистое полотенце из простой ткани. Намочил полотенце, осторожно протёр моё лицо. Я легла почти у самого края каменной постели. Не было сил, чтоб сдвинуться с места. Он молчал, стоя где-то рядом, но я его не видела. И в просторной пещере было как-то страшно и одиноко.

— Я… отравилась? — спросила тихо, надеясь, что он всё ещё здесь и заговорит со мной.

— Хуже, — глухо ответил Кьякью.

— Заболела?..

— Нет.

Приподнялась, ища его глазами. Творец чужого мира сел рядом, помог мне сесть. Уткнулась ему в плечо лицом. Он пах какими-то травами. И моя одежда — тоже.

— Я… не больна… но… всё… плохо… Я… умираю?..

Мужчина вздохнул, потом судорожно обнял меня. Ответил едва слышно:

— Возможно, ты умрёшь, — и, чуть погодя, сдавленно, добавил: — Прости! Прости меня, что я не понял и тебя не сберёг!

Мы молчали, долго. Он был тёплый. Только… что-то горячее капало мне на голову. Стекало по лицу.

— Ты плачешь, Кьякью?..

— Прости! — глухо повторил он.

— Но что… случилось?..

Он ответил не сразу, то ли думая, как ответить, то ли вообще не хотел говорить. Но потом всё-таки решил выполнить мою просьбу.

— Я напился и перестал себя контролировать. Не проверил, откуда ты взялась. Думал, ты и правда взрослая сестра Нади. Думал, что ты в меня влюбилась. Ну, я хотя бы был тебе симпатичен. А ты была так похожа на неё, живая, близко, тянулась ко мне… Я взял тебя как женщину. В том теле ты была взрослой. Но потом, когда тебе стало дурно, я понял, что ты воспользовалась плотью моего мира, чтобы сделать себе второе тело, взрослое. В моём мире использовала одновременно два разных тела. К одному твоя душа привыкла за нынешнюю жизнь, второе было подобно тому, к которому она привыкла с прошлой жизни. Ни у кого не должно быть двух тел одновременно. Даже я стараюсь оставить только одно тело, когда ухожу с душой в новую жизнь. Если просыпается другая часть моей душу, вызывает к жизни прошлое моё тело, их удержать тяжело. И Посланники Небес, которых я приводил сюда, или являлись в своём теле, или приходили только душой, а я давал им новое тело из плоти моего мира. Но у тебя два тела. Твоя душа разрывается между ними. Она может выбрать одно из них или отторгнет оба. Тогда у тебя останется только твоя душа, а тела твои, став бездушными, начнут разрушаться. Ты умрёшь.

Но у меня же есть своё тело, хотя и детское. Какая разница, что я не смогу иметь иное, второе тело, если одно тело у меня уже есть?

— Ты не понимаешь, — почему-то Кьякью услышал мои мысли, — Да, у тебя есть одно тело, твоё. Но оно в опасности. Твоя душа теперь разрывается меду двух тел. И… — он запнулся, — И потому, что я взял тебя как женщину, в твоём втором, взрослом теле, ты зачала от меня ребёнка. Но одно твоё тело слишком юное, чтобы в нём ты смогла выносить этого ребёнка и родить. А то тело, которое ты пыталась сделать из плоти моего мира, твоя душа отторгает — и, возможно, что и в нём ты тоже не сможешь выносить ребёнка и, тем более, родить. Вдобавок, ты привязала душу ребёнка к тому второму телу.

Снова заболел низ живота. Словно когтистая лапа впилась в мои внутренности и выдирала их изнутри.

Теперь я не удержалась от крика. И упала в пропасть…

Не сразу почувствовала большую тёплую ладонь, осторожно сжимающую мои пальцы. Не сразу смогла видеть. Видеть грустного Творца, сидевшего у постели.

— Мой мир начал отторгать твою душу и душу этого ребёнка. Выходит, что ты с двумя телами слишком искажаешь пространство, становишься опасной для него, — он виновато опустил взгляд, И я не представляю, чем это закончится. Да, я могу как-то влиять на людей из своего мира, но ты принадлежишь к нему только наполовину. И… и прежде не было таких случаев… Не знаю, что я могу сделать? Смогу ли я тебе помочь?.. — он выпустил мою руку, поднялся, — Подожди немного. Я приведу Гаада и Карию. Они побудут с тобой.

— Нет! Не надо!

Но он всё равно переместился за ними.

Новая волна боли скрутила меня. Тяжелая, липкая… она не вырывала из меня плоть, но скручивала что-то внутри меня…

Удар — и я вдруг стою со стороны. Вижу моё неподвижное тело с распахнутыми глазами. Пытаюсь дотянуться до него, но что-то отталкивает меня. Теперь и душа… душа не может вернуться в своё тело…

Приглядевшись, заметила внутри себя, той, что стояла сбоку, красную искру. Сиявшую то ярко, то тускло. И рядом с ней ещё одну, маленькую, мерцавшую едва заметно и как-то испуганно. Кажется, я хотела закрыть их ладонью, большую искру и ту маленькую, слабую, но у той части меня, которая стояла отдельно от тела, не было рук.