Мир в твоих руках

– Не надо. Потом было бы ещё хуже, ты же знаешь.

Она знала.

– Вставай! – скомандовала девица. – Скоро станет совсем темно! В дом надо быстро! Переночуешь сегодня у нас, я уже договорилась с родителями.

– Спасибо, Лада.

Они поднялись и со всех ног помчались к открытой калитке.

Холода пришли десять лет назад, и Геран даже не помнил времени, когда бы их не было. Вечные снега и вьюги – вот мир, который он знал. И не он один. Целые поколения успели родиться и войти в более-менее осмысленный ум, и никто из них не видел лета.

Никто точно не знает, почему это случилось. Но в какой-то момент зима в марте так и не закончилась. Геран ещё толком не понимал, каких трудов его родителям стоило выжить, особенно в первые несколько лет холодов. Он даже не был знаком с половиной своих родственников, которые умерли за это время, а было их не меньше сорока. Одно мальчишка знал точно – вот уже десять лет никто не видел живого зелёного дерева. Земля не рожала хлеб, а маленькие, уплотнённые сверх всякой меры теплицы не давали необходимого количества еды. А ещё Геран знал, что каждый день с наступлением темноты становилось так холодно, что если ты не успевал до этого времени добежать до дома, то назавтра кто-нибудь найдёт твой окоченевший труп.

На следующий день Геран проспал дольше обычного, пока его не разбудила Лада, которой уже надоело ждать, пока он встанет сам. Парень разлепил глаза и вдруг захохотал.

– Что? – надулась девочка.

– У тебя под носом зелёнка!

– Я знаю, – насупилась Лада. – Она не отмывается, зараза!

На улице царило какое-то оживление, голоса, смех. Герану стало так интересно, что он оделся и выкатился наружу даже без завтрака.

Помилуй, Трёхликий, что там творилось!

Перед домом Лады стояло три голых помертвевших берёзы. Они были выкрашены в зелёный почти до самой макушки. Люди ходили вокруг них и с удивлением переговаривались. Вчерашние старшики тоже были там. Двое отделились от их компании и подошли к Герану. Первый сказал:

– Умно придумал, мы поржали.

Потом он дружески хлопнул парня по плечу и ушёл.

Геран не мог поверить своим ушам. У него даже на какое-то время перехватило дыхание и выступили слёзы. Во имя Трёхликого, опять слёзы!

Геран обернулся и посмотрел на Ладу. Она мялась на крыльце и всё тёрла нос, под которым сидела клякса от зелёнки. Мальчишка сорвался с места и обнял девчонку, зарывшись лицом в тёплый мех её шубы.

– Спасибо, Лада, – только и сказал он, прежде чем разреветься уже окончательно. – Спасибо!

Они простояли так ещё некоторое время, а потом ушли в дом завтракать. Остальные тоже не долго кружили у деревьев и разошлись по своим делам.

На одной берёзе на самой тонкой и слабой веточке налилась робкая маленькая почка.

Вероника Богданова (г. Лабытнанги, Ямал) Увидеть ангела

Женька Шнурков рос у бабушки в деревне и родителей не помнил. Когда-то, очень много, по мнению мальчишки, лет назад, его привезла в скромный деревянный домишко у озера незнакомая тётенька с неулыбчивым лицом. Она поставила у порога небольшой чемоданчик с Женькиными вещами и, испытующе оглядев бабу Клаву, сообщила:

– Вот ваш Евгений Евгеньевич. Не обижайте его, он и так много повидал из того, что детям видеть не положено. А мы вас будем навещать.

– Навещайте, чаво уж, – согласилась бабушка, а тётенька, уже переступая порог, словно торопясь избавиться от чужого мальчика, строго отрезала:

– С проверками.

И потекли похожие друг на друга дни, которые отличались разве что сменяющими друг друга сезонами. Неизменным было одно: и зимой и летом баба Клава каждый вечер зажигала в уголке перед какими-то картинками (потом Женька узнал, что они называются «иконы») свечку и, глядя на изображённые на них диковинные отрешённые лица, что-то тихонько шептала, легонько касаясь пальцами лба, фартука прямо посередине живота и – поочерёдно – плеч.

– Что ты делаешь, ба? – спрашивал тогда Женя, и та отвечала:

– Молюсь, чтобы тебя твой ангел-хранитель не забывал. Он у тебя сильный, однажды крыльями тебя от страшной беды укрыл.

Эта бабушкина фраза об ангеле-хранителе накрепко засела в Женькиной вихрастой голове. Что за беда случилась в его крохотной шестилетней жизни, он не помнил. Милосердная память похоронила где-то в глубинах сознания картину смерти его матери от рук озверевшего от пьянки отчима. Изверг тогда просто не заметил скорчившегося в уголке у раскладушки трёхлетнего пасынка, а то и его бы постигла участь несчастной женщины…

Потом мальчика привезла в деревню к бабушке представительница отдела опеки – та самая тётенька со строгим лицом. И стала баба Клава для Женьки Шнуркова и мамой, и папой, и воспитателем в одном-единственном лице.

Глядя долгими зимними вечерами в тёмное окно, за которым расстилалась гладь покрытого толстым слоем льда спящего озера, мальчик мечтал об одном: хотя бы раз наяву увидеть настоящего ангела-хранителя…

Однажды Женька проговорился об этом своём желании бабушке. Она странно посмотрела на него, вздохнула, потрепала по светлым непослушным волосам и тихо сказала, прижав к своему тёплому мягкому боку, пахнущему хлебом: «Увидишь, милок. Обязательно увидишь…»

Ближе к весне, полноводной и яркой, Женька начал подолгу гулять на поляне у озера, у самого края деревни, где частенько собирались ребята постарше. Он потихоньку наблюдал за их шумными забавами, думая о том, как здорово было бы, если бы мальчишки приняли его в свою компанию.

Но, увы, деревенские прогоняли Шнуркова. Правда, беззлобно, но всё равно Женьке было обидно, и он даже плакал иногда, прячась в тёмной комнате от бабы Клавы. А вдруг рёвой-коровой обзовёт? Мальчишки ведь не плачут! Откуда-то Женя это знал точно.

Как-то раз в конце марта парнишка увидел, что старшие гоняют по берегу озера крошечного щенка. Тот едва стоял на разъезжающихся лапах, смешно повизгивал и пытался спрятаться от мучителей. Но они неизменно догоняли его и бросали всё дальше от кромки берега на ноздреватый весенний озёрный лёд.

– Отпустите его! Зачем вы так? – попытался Женька вступиться за щенка, но самый взрослый из ребят, жёстко оглядев мальца, бросил сквозь зубы:

– Отвали, а то следом за псиной отправишься!

И Женя «отвалил», чувствуя приближение предательских слёз… Ему больше не хотелось, чтобы ребята приняли его в свой круг.

Ближе к вечеру жестокая игра надоела пацанам, и они разошлись по домам. Только щенок остался где-то у озера: Женька услышал его внезапно усилившийся жалобный тоненький визг и кинулся на улицу в чём был, даже не накинув курточку.

Вечерний мартовский воздух обжёг холодом. Но ещё сильнее обжёг душу мальчишки крик маленького пёсика, барахтавшегося вдали от кромки берега в тёмной полынье подтаявшего весеннего льда. Женька увидел это и понял, что взрослые ребята оставили щенка умирать…