Мир за гранью войны

Оказавшись среди отборных головорезов, сплошь покрытых полученными в боях шрамами и увешанных заслуженными в тех же боях наградами, Баллак, имевший из наград только значок за отличное вождение, а из ранений только пару отбитых молотком во время возни в гараже ногтей, несколько растерялся. Одно дело обучать премудростям обращения с техникой старательных новобранцев и совсем другое — командовать тертыми фронтовыми волками. Тот факт, что Эмиль был на полголовы ниже и заметно уже в плечах даже самых "хилых" из оказавшихся в его роте гренадер, тоже не добавлял ему уверенности. И ладно бы его определили в транспортную колонну снабжения или ремонтную роту, так нет же — извольте командовать самоходчиками. Ну, вот как можно командовать здоровенными сорвиголовами, которые даже танки превращают в металлолом?!

В общем, появление в роте Ганса стало для Баллака настоящим спасением. Новоявленного командира не смущали, преследующие Эмиля трудности и сомнения. Нойнер сумел быстро разобраться, что к чему и определил жертве кадрового произвола фронт работ, в соответствии с профилем — назначил его ответственным за техническое состояние ротной техники и транспорта. Здесь Эмиль оказался на своем месте, быстро сведя количество единиц транспорта, пребывающих в ремонте, к абсолютному минимуму. Ганс ценил технические таланты горе-гренадера, его трудоспособность и исполнительность, а также веселый, незлобивый характер. В общем, гауптшарфюрер оказался очень полезным человеком, но воспринимать его как старшего унтер-офицера Ганс так и не научился.

Впрочем, как относиться к своим подчиненным — это личное дело командира, лишь бы дело делалось, и устав не нарушался. А вот выяснить кое-что заранее — не помешает. Так что затеянный унтером разговор, весьма кстати.

— Боишься? — Простой вопрос, заданный веселым тоном, выбил Баллака из колеи. Не то чтобы он совсем растерялся, но такая резкая смена темы несколько смутила Эмиля. Он слегка замялся, подыскивая слова:

— Э-э, не то чтобы боюсь… просто, ну как бы… непривычно, что ли? Я ж еще на фронте-то не был. Не знаю, как оно будет. Вот.

Ганс кивнул, не переставая ухмыляться. Эмиль еще больше стушевался.

— Не, командир, ты не думай, я не трушу! Ну, вот у тебя разве такого не было, когда первый раз на войну попал?

— Неа. Я тогда пацан еще был совсем — даже офицером еще не стал. В 20 лет не думаешь о смерти, только о подвигах. Мы тогда поляков голыми руками на ветошь порвать готовы были.

— Да? Черт! А чё ж я-то русских порвать не хочу? Не, то есть я хочу, конечно, но так чтоб своими руками… как-то не очень. Старость что ли? — Эмиль вконец расстроился и задумчиво взъерошил свою медную шевелюру, демонстрируя растерянность от происходящего. Выражение у него при этом было такое потешное, что Ганс не выдержал и все же расхохотался, выпустив на волю тщательно сдерживаемое веселье. Не прекращая смеяться, Нойнер хлопнул по плечу расстроившегося гауптшарфюрера, отчего тот едва не присел, и соизволил, наконец, пояснить причины своего веселья:

— Ты напрасно переживаешь по этому поводу. Это моя пятая кампания, не считая похода на Прагу. Поверь: я повидал всякого. И доблесть, и трусость, и глупость, и страх. И, как по мне, для новичка ты держишься очень даже неплохо. Хочешь совет? Не забивай себе голову — делай то, что должен делать! Я ж тебя не канониром назначил, а техником — вот и заботься о технике, у тебя это хорошо получается. А об остальном позаботятся другие. И не смей думать, что твоя работа менее важна или почетна! Понял? — Баллак кивнул. — Тогда слушай приказ: проверить технику и подготовиться к маршу. Сразу после выгрузки мы двинемся в район сбора.

Баллак отправился в конец эшелона, ловко перепрыгивая по платформам, а Ганс, продолжая улыбаться, вновь опустился на сложенный брезент — приятно все же оказаться правым в своих предположениях. А после этого разговора Нойнер был уверен, что не ошибся в гауптшарфюрере — когда начнутся серьезные испытания, Баллак не подведет. Хотя второго Клинсманна из него все же не выйдет. А жаль.

* * *

Бескрайняя степь покорно стелилась под гусеницы проезжающей техники. Распаханные участки с только-только поднявшимися яровыми чередовались с полями уже во всю колосящихся озимых. А затем вновь тянулись нераспаханные участки, поросшие луговыми травами и ковылем. Июньское солнце еще не успело до конца высушить землю, напоенную майскими грозами, поэтому над колоннами 1-й танковой армии, идущими на юг, не клубились, заслоняя солнце, тучи едкой серой пыли, так досаждавшие Гансу прошлым летом.

Наступление началось 29-го мая — пополненная и переформированная 1-я танковая армия, под командованием генерал-полковника Гота обрушилась на правый фланг Юго-Западного фронта, нанеся первый удар операции "Блау". Три танковых и два армейских корпуса, 1300 танков и штурмовых орудий — бронированный таран, которым немцы собирались проломить советский фронт, были сосредоточены в районе Старого Оскола, юго-западнее Воронежа, чтобы решить исход кампании одним ударом. Свыше полутора тысяч самолетов 4-го и 8-го авиакорпусов расположились на аэродромах по широкой дуге от Воронежа до Харькова, готовые поддержать действия наземных войск. Новый командующий 4-м воздушным флотом — генерал Вольфрам фон Рихтгоффен (родственник знаменитого "красного барона") гарантировал, что господство в воздухе будет абсолютным, а бомбоштурмовые удары — эффективны как никогда. Все было рассчитано и выверено с чисто немецкой пунктуальностью и дотошностью. Однако советское командование упредило своих немецких визави. Войска Южного фронта Малиновского начали наступление на Ростов и южный Донбасс 25-го мая.

Поскольку немцы в преддверии собственного наступления отвели часть дивизий с передовой для отдыха и пополнения, то оставшимся на фронте частям пришлось туго. Советским стрелковым дивизиям за три дня боев удалось на ряде участков вклиниться в немецкую оборону. Для парирования командованию 17-й полевой армии пришлось двинуть в бой спешно пополненные резервные дивизии, предназначавшиеся для грядущего наступления. Командование Южного фронта в свою очередь бросило в прорыв танковые корпуса, стремясь развить первоначальный успех и отсечь ростовскую группировку немцев. Бои закипели с новой силой, а германское командование оказалось перед выбором: изменить план операции в большой излучине или отложить начало его исполнения до ликвидации возникшего локального кризиса под Ростовом.

Генерал-полковник Манштейн — новый командующий группой армий Юг, ждать не хотел. Этот невероятно амбициозный и напористый штабист, чья многообещающая карьера в ОКХ оборвалась в 39 г в связи с отставкой его покровителя — тогдашнего начальника штаба сухопутных войск — Людвига Бека, сумел проложить себе дорогу на самый верх, перебравшись со штабных на командные должности. Его карьера резко пошла в гору в 41 г. Тогда, командуя LVI моторизованным корпусом 3-й танковой группы Гота, он шел от успеха к успеху. Именно его корпус захватил Минск, замкнув кольцо окружения вокруг армий Западного фронта. Он же разгромил под Сенно элитный московский механизированный корпус, в котором служил сын самого Сталина. Затем были новые победы под Смоленском и Шлиссельбургом, где была замкнута блокадная линия Петербурга. Признанием этих успехов стали дубовые листья к Рыцарскому кресту, звание генерал-полковника и назначение на должность командующего 11-й полевой армии.

Под его командой 11-я армия поучаствовала в разгроме Южного фронта под Мелитополем, а затем, прорвав ишуньский оборонительный рубеж, ворвалась в Крым, сбросив в Керченский пролив остатки советской 51-й армии и заставив капитулировать, только что эвакуированную из Одессы, Приморскую армию. А потом противники кончились — кругом простиралось Черное море. Десантироваться на Кубань было не на чем, и корпуса 11-й армии стали один за другим отправлять под Ростов, где развернулись ожесточенные бои с прибывшими с Кавказа свежими советскими частями. Манштейн, сидя в Крыму, вдали от основных событий, заскучал.

Но тут в его карьеру опять вмешался случай — командующий группой армий "Юг" фельдмаршал Рейхенау, лишь пару месяцев назад вступивший на этот долгожданный пост, скоропостижно скончался от инфаркта, не смотря на то, что ранее отличался отменным здоровьем. Как известно, одного таланта может оказаться недостаточно для успешной карьеры. Нужна еще и удача. Манштейну повезло — он оказался под рукой и был единственным командармом, чья армия не была в данный момент активно задействована на фронте. В результате в январе 42 г он, обойдя многих командующих, обладавших куда большим опытом руководства на армейском уровне, взлетел из захолустного Крыма на вершины командования, возглавив одну из самых мощных групп армий.