Мир - зеркало

Между строк я ощущал и традиционное "доколе?" и неизбывную тоску по свободе, но открытым текстом не было сказано ничего.

Тоскливо, господа...

На четвертой странице я нашел уголок юмора. Стоит еврей на Алленби и спрашивает араба: как проехать к палестинскому университету. На семьдесят пятом автобусе, - отвечает араб. Через день тот же араб проходит мимо того же перекрестка и видит того же еврея. Опять в университет?
– спрашивает араб, удивляясь, что делает еврей в этом учебном заведении. Нет, - понуро отвечает еврей, - я автобуса жду. Шестьдесят семь уже проехали, осталось всего восемь...

Я скомкал газету и бросил в урну.

Ну хорошо, ясно, что в этом мире нет Израиля, а евреи живут в поселениях, где-то в черте оседлости, и работают у арабов на черных работах. Но где их национальная гордость? Где "лехи", где "этцель" и где "хагана"? Где еврейские боевики и где последователи Шамира? Не верю я, чтобы они - точнее, мы, если уж на то пошло, - проиграли в сорок восьмом войну и с той поры смирно жили под арабским каблуком.

А, собственно, почему бы нет? Ведь это - мир, созданный альтернативой Аль-Касми. Мир его мечты. Все нормально, господа. Мне бы еще найти самого мечтателя...

Разумеется, я его нашел - даже быстрее, чем хотелось. В принципе, я был не прочь походить по Тель-Авиву (как, кстати, здесь этот город назывался?) и поглядеть, как победители-арабы устроили жизнь побежденных евреев. Ну, о поселениях я уже слышал, и о зеленой черте, которая в этом мире стала чертой оседлости. И еще - намеки на какой-то еврейский террор. Любопытно было бы посмотреть на местных поселенцев - не все же они нанимаются к арабам на работу и не все метут улицы в Тель-Авиве. Но и пистолетов с автоматами у них, скорее всего, нет - уж арабы-полицейские об этом позаботились.

Как же они - мы?
– отстаивают свое национальное достоинство? Как доказывают право на владение этой землей? Надеюсь, не тем, действительно, что нападают на арабских женщин? Есть ведь иные пути и, если евреев не допускают в парламент, то можно устраивать демонстрации протеста, объявлять голодовки, ну, что еще?

Я подумал, что все это просто глупо - разве мои родители, олим из России, чего-то добились в девяностых своими демонстрациями и голодовками? Пока не подожгли десяток машин, да пока не создали партию, да пока не парализовали на неделю работу всех государственных учреждений...

Здесь и это наверняка не принесло бы успеха. Только борьба с оружием в руках. Победа или смерть. Родина и свобода.

Я рассуждал, как типичный араб из Газы в моем мире. Пожалуй, я даже начал понимать этого араба, уверенного в том, что его согнали с родной земли, швырнули кусок хлеба и заткнули рот. Житие определяет сознание, вот уж действительно...

Я шел, точно зная - куда. В альтернативном мире, созданном не мной, полагаться я мог только на пресловутую интуицию, и она не подвела. Ахмада Аль-Касми я увидел издалека и узнал сразу. Он стоял у огромного синего лимузина марки "форд", сложив руки на груди, и наблюдал, как еврей протирает стекла. Судя по выражению на лице Ахмада, он ждал окончания работы, чтобы вмазать еврею по морде и заставить проделать все сначала.

Я остановился неподалеку и с ужасом понял, что не знаю, как действовать дальше. Роман Бутлер сказал совершенно определенно: увидишь зови полицейского. Но Роман воображал, что я попаду в совершенно иную альтернативу!

Аль-Касми почувствовал на себе мой взгляд и повернул голову. Взгляды наши встретились. Надо сказать, что и он, подобно мне, обладал прекрасной интуицией. Ему и двух секунд не понадобилось, чтобы понять: я пришел к нему не для того, чтобы проситься на временную работу.

– Убирайся, - сказал он на иврите.
– Убирайся в свой мир, иначе я вызову полицию. Считаю до трех. Один...

И что я должен был делать, по-вашему?

– Два...

Я шагнул вперед и, прежде чем Ахмад успел увернуться, влепил ему правой между глаз. А левой добавил в живот. Господа, это очень неприятное ощущение - я никогда не бил человека, но у меня не было иного выхода!

Мойщик-еврей выронил тряпку и завопил дурным голосом.

– Что же ты орешь, дурак?
– сказал я, потирая пальцы.
– Ты еврей или кто?

Аль-Касми привалился спиной к машине и закатил глаза. Со всех сторон к нам бежали арабы, и в их глазах я читал свою участь. Для этого не нужно было никакой интуиции.

Я произнес контрольное слово.

Костяшки пальцев на правой руке продолжали болеть.

– Хорошая работа, - сказал комиссар Бутлер, когда на Ахмада Аль-Касми надели наручники и увезли в полицейской машине.
– Только бить не следовало. Теперь он имеет право предъявить судье претензии о незаконных методах задержания.

– Это ваши еврейские нежности, - раздраженно сказал я.
– Не вижу, чтобы от моего кулака его морда сильно пострадала. Убийца он, в конце концов, или нет?

– Убийца, - согласился Бутлер, - а закон есть закон. Нужно было вызвать полицейского...

– Господи, Роман, - сказал я.
– Поехали ко мне, и я тебе расскажу, что сделали бы со мной полицейские, если бы я поступил так, как ты говоришь.

У Бутлера не было времени - нужно было проводить допрос обвиняемого. Комиссар пришел ко мне вечером - как обычно, на чашку кофе. Выслушав меня, он вздохнул:

– Знаешь, Песах, я иногда и сам думаю: как жили бы евреи, если бы земля эта стала арабской. В сорок восьмом или позднее, проиграй мы хотя бы одну из войн. Я бы не пошел мыть машины. Я бы записался в "хагану"...

– Нет у них там никакой "хаганы", - сказал я.

– Так это альтернативный мир Аль-Касми...

– Ну и что? Не мог же он конструировать все причинно-следственные связи по своему желанию! Он лишь создал альтернативу, а дальше действовали законы истории.

Роман надолго задумался. Соображал, наверно, как занялся бы он в том мире формированием подпольных бригад. И как сжигал бы флаги Палестины. И как надел бы маску и взял в руки автомат... Он не убивал бы женщин, а в остальном... Мир - зеркало, господа.

– Тяжелая у тебя работа, Песах, - сказал он наконец.
– Не думал, что писать историю так трудно.

– Да уж, - согласился я.
– Проще историю делать.

– Или раскрывать преступления, - сказал Роман.

Мы улыбнулись друг другу, и я налил еще по чашечке.