Мираж
Шрифт:
— И я, — отважно заявил Эльрих.
Они видели, что ослы остановились вдали, и Эрвальд спрыгнул с седла. Зельма все-таки непременно хотела подождать. Тогда доктор, перегнувшись к ней, сказал так тихо, чтобы только она могла слышать:
— Не затрудняйте же нам дела еще больше! Ведь Эрвальд жертвует собой ради меня… ради нас с вами.
Зельма вспыхнула; она только теперь поняла связь между событиями и в величайшем смущении проговорила:
— Если только… если ей не грозит опасность…
— Ни малейшая, даю вам слово! Эрвальд поручился за это. Едемте!
Зельма еще раз оглянулась. Она увидела, что Улърика с помощью молодого
Рамзес галопировал что было сил. Справа мчался Ибрагим, крича во все горло: «Ялла! Ялла!»; слева Рейнгард, готовый каждую минуту в случае опасности схватить осла за узду. Но он был слишком плохого мнения об энергии почтенной старой девы — последняя вовсе не испугалась, а только еще разъярилась. Когда вдобавок у нее вырвался зонтик и, взлетев, точно воздушный шар, опустился раскрытым на землю, то она чуть было не создала настоящей опасности: ухватившись правой рукой за луку седла, она принялась левой колотить ни в чем неповинного Рамзеса. Последнему это не понравилось; он сделал такой прыжок, что Эрвальду оставалось только схватить его за повод.
Они остановились. Ульрика задыхалась. Эрвальд ругался по-арабски, Ибрагим принимал брань с сокрушенным видом. Но через несколько минут к старой деве вернулся дар речи, и забушевала гроза.
— В вашей пустыне безбожные порядки! Зонтики пропадают, ослы несут, а этот черномазый негодяй бежит себе и только орет, как бесноватый, вместо того чтобы остановить осла.
— Ибрагим совсем потерял голову, я уже отчитал его, — сказал Рейнгард.
Но тогда настала его очередь; вместо того, чтобы поблагодарить его за помощь, Ульрика накинулась на него:
— Вы вели себя немногим умнее! Сколько времени вы галопировали рядом со мной и даже руки не протянули! Почему вы не схватили осла за узду?
— К сожалению, никак не удавалось. Знаете что? Сойдите! С ослом что-то неладно; я осмотрю его.
Ульрика в виде исключения согласилась с Рейнгардом, сошла с его помощью с осла и только теперь оглянулась на остальных. Она с безграничным негодованием увидела, что они преспокойно едут дальше. Кто мог знать, что там делалось без нее! Улърикой овладело сильнейшее нетерпение, и так как осмотру Рамзеса не видно было конца, то она вмешалась:
— Скоро ли вы? Надо садиться; другие уже далеко уехали.
— Боюсь, что вам нельзя будет сесть на Рамзеса. Я ничего не нахожу, очевидно, он просто с норовом, а это опасно. Вот мы сейчас попробуем! — сказав это. Эрвальд боком сел на дамское седло и немножко проехался; но в его руках осел стал так брыкаться, бить и задними, и передними ногами, что ехать на нем казалось в высшей степени опасным. — Я так и думал, — сказал Рейнгард, спрыгивая с седла. — Вам придется отказаться от поездки. Кстати, вам ведь и не хотелось ехать.
Ульрика недоверчиво посмотрела на него; в ее душе зародилось смутное подозрение, что дело не чисто.
— Это было бы очень на руку вам с доктором, — иронически заметила она. — Я и не подумаю оставаться. Вы дадите мне своего осла; перемените седла и справляйтесь как знаете с этой злой скотиной.
— Мой осел не ходит под дамским седлом, — решительно заявил Рейнгард. — Если вы непременно хотите ехать, то надо послать Ибрагима в Луксор, чтобы он привел другого осла. Но ведь пройдет целый час, пока он вернется.
— Хотя бы и два! Я хочу ехать в Карнак. Я буду ждать.
Сделав это энергичное
заявление, Ульрика села тут же на песок и знаком приказала Ибрагиму, чтобы он принес зонтик, лежавший неподалеку.Эрвальд очутился в отчаянном положении; он не мог уехать, оставив жертву своей интриги одну в пустыне, а невинный Рамзес был признан капризным и опасным, и волей-неволей приходилось продолжать поддерживать это мнение. Рейнгард принялся уговаривать старую деву, но напрасно; она продолжала сидеть, и ему пришлось покориться неизбежному. Он отослал Ибрагима с ослом в Луксор, для формы еще раз выругав его, с рыцарски вежливым поклоном передал принесенный им зонтик его владелице и сел на песок сказав:
— Ну-с, у нас впереди целый час! Будем беседовать как добрые друзья,
Зоннек со своими спутниками уже давно был в Карнаке; остальная компания прибыла четверть часа спустя, и все двинулись на осмотр развалин храма. Но не прошло и нескольких минут, как доктор с Зельмой исчезли. Впрочем, это заметили только Зоннек и Эльрих; первый молча улыбнулся себе в бороду, а последний добросовестно сдержал обещание соблюдать нейтралитет.
Молодые люди сидели в дальнем краю храма, куда редко заходили посетители. Перед ними расстилался обширный, залитый солнцем ландшафт, над их головами высилось темно-голубое небо; среди древних развалин расцветало юное человеческое счастье. Они сидели рядом на упавшей колонне; доктор обвил талию Зельмы рукой, ее головка лежала на его плече, голубые глаза смотрели на него вверх, и в них блестели слезы.
— Да, я люблю тебя, — сказала она просто и искренне, — и крайне благодарна тебе за твою любовь! Меня никто не любил с самого детства, когда умерли мои родители. Я только и слышала, что вечные разговоры о милости, которую мне оказывают и которой я не заслуживаю. Я была так несчастна в мрачном Мартинсфельде, так безгранично несчастна!
Бертрам тихонько погладил молодую женщину по белокурым волосам и серьезно, но мягко произнес:
— Моя бедная детка! Я знаю, как одинока и безрадостна была твоя жизнь. Но тяжелые времена миновали, теперь для тебя взойдет солнышко. Я покажу моей Зельме, что в жизни есть и счастье.
Счастливая улыбка, с которой Зельма смотрела на него, показывала, что она безгранично верит ему. Прижимаясь к нему, она прошептала:
— Ты говоришь, что я здорова. Когда я заболела, мне хотелось умереть, теперь же… я хочу жить!
— Поздравляю от всего сердца! — вдруг раздался голос Эрвальда, появившегося из-за колонны. — Тысячу раз прошу извинения, но я должен предупредить вас о приближении опасности: она едет!
— Ей уже нечего делать; мы договорились, — воскликнул доктор, вскакивая с сияющим лицом. — Эрвальд, вот моя невеста!
Зельма встала и, краснея, приняла еще одно поздравление. Рейнгард стал торопить их.
— Скорее идите к остальной компании и объявите о помолвке! В вашем распоряжении еще десять минут.
Бертрам был совершенно согласен с ним. От него не ускользнуло, что Зельма испуганно вздрогнула при известии о прибытии Ульрики. Если они публично объявят о своей помолвке, то прекословить будет уже поздно. Они втроем пошли отыскивать остальных.
Между тем Ульрика торжественно въезжала в ворота храма. Путешествие обошлось уже без приключений, но рыцарь, любезно остававшийся при ней все время, покинул ее, чтобы подать сигнал о приближении опасности. Он предоставил Ибрагиму помочь старой деве сойти с седла.