Мираж

«Читали?.. Победа на Перекопе!.. Кутепов — герой!..»

Валюта исчезала из карманов Дымникова. Заказал водку и редиску.

— Господин офицер, наверное, кого-то ждёт? — спросила одна из умных девиц.

— Да. Я жду счастья.

Девицы вежливо хихикнули, а счастье явилось в виде двух офицеров — поручика и штабс-капитана. Их могли бы вообще не заметить среди других офицеров, если б не голубые просветы на новых сверкающих погонах. Контрразведка.

— Пошли, капитан, — сказал контрразведчик с погонами штабс-капитана. — Ахтырский, Аня и ты, солдат, дежурьте. Если что, разбегаться по разным улицам.

Долго шли по парку.

— Если расстреливать, зачем так далеко? — спросил Дымников.

— Шутишь не смешно, и памяти на лица нет. Для разведки не годишься.

Подошли к старой высокой стене. Возле неё — огромная яма, частично прикрытая досками. Сняли доски, постучали камнем в стену, услышали ответ. Внизу загремели, заскрипели отодвигаемые камни, и чей-то нарочито строгий голос проговорил:

— Федьку и Дымникова сюда. Остальные на караул.

Подлезая под стену чуть ли не носами, столкнулись с тем, кого назвали Федькой. Смуглое нагловатое лицо с хитринкой.

Под стеной было довольно просторное помещение, горел светильник, на камнях лежало оружие, одежда, какие-то припасы.

— Не узнаете, капитан Дымников? — спросил человек в очках и с длинной рыжей бородой. Так и осталась у Макарова привычка стараться быть более строгим и серьёзным, чем это требовалось. — Привыкайте пока, а я со своими разберусь.

Макаров набросился на злополучного Федьку с претензией, почему всё сделано неправильно.

— В мирное время все отсидите на губе, — пригрозил Макаров и обратился к Леонтию:

— Не знаю, как мне с вами быть, Дымников?

— На «ты», Паша, как раньше.

— Раньше-то мы оба у белых вертелись, а нынче я — командир партизанского коммунистического отряда, а капитан Дымников бьёт на перешейке латышских стрелков. Выбирать надо, Лео.

— Ты же знаешь — моего выбора здесь нет. За письмо спасибо. Дошло и даже был ответ. Вот там мой выбор.

— Точно. Мы здесь будем волохаться, расстреливать нас будут, а ты по Европе в автомобилях разъезжать.

— Тебя тоже Жмудские звали.

— Меня брат звал! Партия! Россия! Володя жизнь за нашу землю отдал!..

Дымникову показалось, что и здесь Павел переигрывает.

— Ты меня нашёл для какого-то дела, Паша?

— Я хочу знать, с кем я буду делать дело.

— Раньше ты мне верил, и сейчас можешь верить. А насчёт красных и. белых, ты знаешь, за кого я.

— Я могу тебя заставить, запугать, и ты всё сделаешь, но я хочу иметь такого же друга-товарища, как прежде. Которому верил во всём.

— Для тебя я такой и есть, и ты за это мне поможешь уехать в те края.

— Будет случай — помогу. Иначе тебе хана. Осенью Крым наш, не сомневайся, и всех офицеров расстреляют. Я тебя и не найду, чтобы выручить. А дело наше сегодня о жизни и смерти. Знаешь, почему 13 апреля операция XIII армии и Латышской дивизии потерпела неудачу?

— Предполагаю.

— Значит, знаешь. Кутепов знал план операции. Кто-то предал. Штаб фронта, да и Москва и Чека требуют: вынь да положь предателя. Тебе даётся неделя.

— Я должен установить, каким образом Кутепову стал известен план операции красных?

— Точно.

— Паша, ты сам знаешь, что это нереально.

— А весь комсостав 1-й Латышской бригады погиб — это реально? А разведбатальон 3-го полка латышей изрубили — это реально? Недели тебе много — пять дней. Я тебя знаю. Не такие дела быстро делали.

— Паша, но ты же был офицером, я и сейчас — офицер. Я что-то узнаю, сообщу тебе, а твои расправятся с моими товарищами.

— Не наводи тень на плетень. С твоими мы расправимся, когда возьмём Крым. Офицеров всех уложим, которые не сбегут. А сейчас нам нужен негодяй-разведчик из наших, который передал в кутеповский штаб план операции. Я сам во всём этом вертелся и знаю, как можно документы потеребить, с господами офицерами поболтать. Так что действуй. Слово?

— Слово, — с натужным вздохом согласился Дымников.

— Тогда, Федя, давай. У нас виноградный спирт отличного качества. Помянем брата Володю.

Потом говорили о войне, о том, что Ленин не пойдёт на перемирие и амнистию, предлагаемые англичанами, и никакой английский флот большевикам не страшен. Вспомнили и о мадам Крайской.

— То, что твоё, Леонтий, то твоё, — сказал Макаров. — Бумаги на руках. Но почему ты на «Императоре» не рванул?

— Стыдно было перед офицерами — им опять под пули, а я вроде дезертир.

— А теперь? Всё равно ж хана вашим. Верно, Федь?

— Генерал Кутепов против всей России? Курям на смех.

— Порядочная сволочь твой Кутепов, Леонтий. Прямо сказал, что ему нужны такие судебные деятели, которые могли бы по его приказанию кого угодно казнить. «Нечего, — говорил, — заводить судебную канитель, расстрелять, и всё!»

— А вы такому служите, — сказал Федя, жуя яблоко. — Забирайте у них разведку и к нам.

— А мы тебя потом к Марысе отправим, — сказал Макаров.

Через пять дней Дымников должен был явиться в Симферополь и доложить о системе шпионажа, используемой разведкой Кутепова. Никого в городе не искать — его найдут в каком-либо людном месте. Конспирация Макарова основывалась на том, что в городе не организовывали никаких конспиративных квартир. Отряд стоял в горах, а если требовалось ехать в Симферополь, каждый раз назначались новые места встречи.

Армянский Базар после боев заполнила та же скука. Офицеры играли в карты и пили какой-то неочищенный медицинский спирт, который, как сказали Дымникову по секрету, обладает чудесными свойствами. Утром зашёл к Ленченко, пожаловался на волокиту: солдат две недели назад подал прошение на отпуск, а ответа нет, и бумага затерялась.

— Ищи. Вон у меня их сколько.

Искал. Случайно могло что-то выскочить — схемка, незнакомая фамилия, особенная дата, например, 13 апреля... Ничего не нашёл. С Кривским был принципиально осторожен — о делах ни слова.

Проверял свои новые трёхдюймовки, панорамы налаживал, тормоза, лошадей смотрел. Послал ездового в штаб за нарядом на сено. Тот вернулся и доложил, что без пропуска не пускают. Пошёл сам, сказал адъютанту Ленченко:

— Вы тут пропуска для истории храните. Может быть, там солдатская бумага затерялась?