Миражи любви
Шрифт:
Эстаси смотрела на него с неподдельным изумлением:
– Фу, какой вы невоспитанный! А мне казалось, что вы с охотой целовали меня!
– Конечно, я хотел этого! О, дьявол! Если бы все было не так, если бы я не был контрабандистом и человеком вне закона, я попросил бы вас выйти за меня замуж. Но я как раз такой, и…
– А я не возражаю против этого! – перебила его Эстаси. – Это неприлично, когда вы целуете меня, а потом отказываетесь жениться на мне! Я чувствую себя униженной.
– Видит бог, я хотел бы попросить вас выйти за меня замуж!
– Все это не имеет никакого значения, –
– Нет, не можем! Не можем, пока я не смою позор со своего имени.
– Да, но если вы не сможете смыть позор, то что нам тогда делать?
– Тогда забудьте, что мы когда-то встретились, – простонал он.
Это спартанское решение вовсе не понравилось Эстаси. Две крупные слезинки повисли на ее ресницах, и она произнесла жалобно:
– Но у меня очень хорошая память!
Людовик, увидев эти слезы, ничего не смог с собой поделать и снова обнял ее.
– Дорогая, не плачьте! Поймите: я не могу позволить себе жениться на вас, если останусь отверженным на всю жизнь.
Эстаси поднялась на цыпочки и поцеловала его в подбородок.
– Нет, сможете! Это мое личное дело. Если я захочу выйти замуж за отверженного, я выйду.
– Нет, не выйдете!
– Выйду – у меня появился очень хороший план. Мы уедет и будем жить в Австрии – там у меня есть дядя Видам.
– Ни за что не буду жить в Австрии!
– Хорошо, тогда мы будем жить в Италии, в Риме.
– Только не Рим! – возразил Людовик. – Там слишком много англичан.
– О! Тогда вы сами выберете место для нас, где вообще нет англичан, и Тристрам, как… наследник, сделает так, чтобы у вас было немного денег.
– Тристрам, скорее всего, отправит вас в Бат, а меня выгонит из страны, – сказал Людовик. – Чего уж там! Я не обвиняю его…
Но сэр Тристрам, когда новости об этой грядущей помолвке достигли его ушей, не выказал никакого желания прибегать к таким крутым мерам. Он лишь произнес, обращаясь к Людовику:
– А я и не предполагал, что вы так поступите. Эстаси, приняв это за комплимент, пылко произнесла:
– Вы совершенно правы, я сама сделала это. Может быть, и не совсем comme il faut, но это было совершенно необходимо по соображениям чести Людовика. Если мы не найдем то кольцо, то уедем в Италию, а вы устроите так, чтобы Людовик имел там хоть какие-то деньги.
– Я так и думал, – сказал Шилд. – Но если вы хотите выйти замуж за Людовика, то нам лучше найти кольцо.
Мисс Тэйн, которая вошла в гостиную как раз во время произнесения этих слов, решила, что лучше разыграть удивление, и недоверчиво спросила:
– Я верно понимаю, сэр Тристрам: вы благословляете эту помолвку?
Он обернулся:
– О, так вы здесь? Нет, это не благословение. А вы дали бы свое?
– Конечно дала бы! Мне кажется, это так прекрасно! Вы не узнали, когда Красавчик едет в Лондон?
Но сэр Тристрам ничего не узнал, потому что Красавчик вдруг решил отложить поездку на некоторое время. Шилд как раз и пришел сказать об этом Людовику и предупредить его, что изменение плана может свидетельствовать об одном: подозрения
Красавчика возросли. Когда Шилд узнал от Ная, что Грэгг приезжал в гостиницу под прозрачным предлогом купить бочонок бренди для своего хозяина, он решил действовать. Сэр Тристрам заявил, что, если Людовик не внемлет разумным советам, он без колебаний силой отправит того в Голландию.Мисс Тэйн, которой было адресовано это замечание, ответила, что помолвка, несмотря на все трудности, представляется ей неизбежной.
– Совершенно верно, мэм. Но, если бы вы не поощряли Эстаси остаться здесь, помолвка не стала бы неизбежной.
– Мне следовало предвидеть, что вы свалите всю вину на меня, – смиренно промолвила мисс Тэйн.
– Думаю, что вы все понимали, потому что всячески потворствовали этому делу, – строго сказал Шилд. – Мне казалось, вы разумная женщина и не станете поощрять безумство.
– О! – Мисс Тэйн напустила на себя простецкий вид. – А я-то думала, что это так романтично!
– Не глупите! – отрезал сэр Тристрам, отказавшись улыбнуться ее шутке.
– Как вы грубы, – удивилась мисс Тэйн. – Оказывается, когда мужчина достигает серьезного возраста, ему становится трудно относиться с симпатией к безрассудству молодости.
Сэр Тристрам прошел в другой конец комнаты, чтобы взять плащ и шляпу, потому что для него все это было уже слишком, и только тогда повернулся к Саре и с расстановкой сказал:
– Если вам интересно знать, мэм, мне тридцать один год, и я еще не впал в старческое слабоумие!
– Ну конечно нет! – успокаивающе ответила мисс Тэйн. – Вы только вступаете в то время, когда человек становится рассудительным. Позвольте мне помочь вам надеть плащ!
– Благодарю вас, – ответил сэр Тристрам. – Может быть, вы еще разрешите мне опереться на вас, пока я буду ковылять к двери?
Она засмеялась:
– Могу я попросить вас остаться еще ненадолго? А то это был очень короткий визит. Не находите ли вы, что одному в Корте скучно?
– Очень скучно, но сейчас я направляюсь не в Корт. Я еду в Брайтон, чтобы поговорить с бывшим дворецким Красавчика.
– Расскажите мне об этом дворецком!
– Нечего особенно рассказывать. Он служил у Красавчика в то время, когда был убит Планкетт, и несколько дней назад я подумал, что было бы интересно поговорить с ним и выяснить, что он помнит о передвижениях Красавчика в ту ночь.
Этот план понравился мисс Тэйн. Она сердечно попрощалась с сэром Тристрамом и вернулась в гостиную, чтобы сказать Людовику, что, несмотря на то что он сам не может сейчас ничего сделать для своего восстановления в правах, его кузен держит это дело в своих руках.
На следующее утро, когда мисс Тэйн с братом вышли на прогулку, с Эстаси наконец случилось приключение, которое испугало ее больше, чем она хотела.
Она сидела в гостиной, ожидая Людовика, который одевался, чтобы сойти вниз, когда пришла почтовая карета из Лондона. Эстаси услышала, как карета остановилась перед гостиницей, но не придала этому значения.
Но минуту-другую спустя Клем просунул в дверь голову. Лицо его было белым как рубашка.
– Это сыщики, мэм!