Миргород

– Комитет Социального Спасения. Чрезвычайная тройка, - стоящий позади него развернул и помахал перед глазами какой-то бумагой с синими печатями и неразборчивыми подписями.
– Вот наш мандат.

– Так... Свидетели на месте? Социально-бесполезный на месте. Тройка в полном составе. Запись ведется, - отчетливо проговорил сидящий за столом.

И уже обращаясь Карлу:

– Согласны ли вы ответить на наши вопросы и сотрудничать с нами добровольно?

– Да я, собственно, ничего пока не понимаю...,- растерянно отвечал Карл.
– Какой еще комитет? Причем здесь я?

– Ну-у... Многие именно сегодня точно так же совершенно ничего не понимают. Но это вам, батенька, не девяносто второй год и не девяносто, чтоб его, третий, поэтому рассусоливать не будем. Или вы добровольно начинаете сотрудничать и отвечать на наши вопросы, или - собирайтесь, машина ожидает во дворе.

Карла пробил холодный пот. Он два дня не следил за новостями... Может... А что - может? А - всё может. У нас может быть и может статься совершенно все и в любое время. От переворота до революции, от репрессий до - силком всех в счастливое будущее. И пусть никто не уйдет...

– Можно еще раз посмотреть ваши полномочия?
– осторожно спросил он, стараясь выиграть хоть немного времени.

Хотя, в чем там выигрыш?

– Пожалуйста, - стоящий сзади опять развернул большой лист бумаги, украшенный двумя печатями, поднес к его лицу.
– Вот, смотрите, перечислен состав нашей тройки, наши полномочия, район действия. Все подписи и печати на месте.

– Комитет спасения?
– переспросил Карл, вспоминая историю и такие же слова.

– Комитет Социального Спасения, - строго, как учитель в школе, поправил сидящий за столом.

Он вытащил откуда-то из кармана футляр для очков, но достал оттуда пенсне в золотой оправе, нацепил его на нос, и почему-то стал очень похож на какого-то писателя из школьной хрестоматии.

– Хорошо, я готов отвечать на вопросы и, как там..., да, добровольно даю согласие на сотрудничество.

– Свидетели! Вам слышно?

– Да, да, - закивали от дверей соседи, с опаской поглядывая на него.

– Итак, вопрос первый: в какой государственной или муниципальной структуре вы работали в своей жизни?

– Э-э-э... Понимаете, так они же все были тогда государственными...

– Не все, далеко не все. Но перечислите для протокола и для свидетелей, у нас-то в деле все про вас записано.

– В армии служил. В музее работал. В школе...

– Армия?
– вопросительно поднял брови человек в пенсне.

– Нет, - ответил сидящий сбоку и до сих пор молчащий его коллега.
– Нет, по возрасту явно не подходит. Хотя, опыт есть, и мог бы пригодиться, наверное, но только не в строевых частях. Староват для армии.

– Что же, полковником его теперь сразу ставить?
– хохотнул стоящий сзади.

– Тройка пришла к мнению, что в армии вы бесполезны. Все согласны? Все.

– Музей..., - поскреб подбородок.
– Военно-исторический, да? Хм... Это патриотическое воспитание, и это - история. Это сейчас -- очень нужное дело. У нас есть заявки от музеев?

– Нет.

– Вычеркиваем. Что там со школой? Сколько лет?

– Два года, - ответил Карл.

– Кем?

– Директором, учителем истории. Там мужчин, да с дипломом - сразу в начальники.

– А?
– повернулся всем телом молчаливый.
– Наш ведь человек, выходит? Или я не понимаю чего-то? Или где и как?

– Так. Ну, и почему же вы бросили свою школу?

– Я, извините, не бросил, я просто ушел на другое место работы!
– огрызнулся Карл по привычке.

Только беззубо огрызнулся, без злости.

– Нет, вы именно бросили, бросили... Вот, смотрите: вам там работать разве не нравилось?

– Ну, нравилось... Но мне, между прочим, всегда и везде нравилось! Я не работаю, где мне не нравится. И сейчас вот, кстати...

– Вы забудьте уже про сейчас и про всегда, - посоветовал голос за спиной.
– Вы на вопросы отвечайте. И отвечайте по возможности ясно и четко: идет запись. И свидетели должны все слышать. Говорите: вам нравилось работать в школе? Да или нет?

– Ну, да.

– Очень хорошо. Дальше: после вашего ухода в школе стало лучше или хуже?

– Я не могу оценивать...

– Можете, все вы можете... Мы задаем вопрос именно вам. И хотим знать вашу личную оценку и ваше личное сто раз субъективное мнение. Итак, лучше или хуже стало в школе?

– Как мне кажется? Ну, хуже, наверное... Но я...

– Минуточку. Вам слово мы еще дадим. Последний вопрос, уже как человеку, ответившему положительно для нас: как вы считаете, какая ваша работа несла больше пользы обществу, была, так сказать, социально направлена?

– Это опять не мне и не вам судить...

– Никто никого не судит. Мы - не суд. Мы - чрезвычайная тройка Комитета Социального Спасения. Отвечайте немедленно!
– прихлопнул ладонью по столу тот, что в пенсне.
– Какая из ваших работ была социально направленной?

– Ну... В школе, наверное... Так выходит, получается. Если, значит, социально. Наверное...

– Свидетели, вы все слышали? Члены тройки? Ваше мнение, граждане, вижу, совпадает с моим?

– Да, да...

Человек в пенсне достал из кожаного портфеля лист бумаги, украшенный такими же большими печатями, и стал его заполнять от руки. Затем так же заполнил второй.

– Так, свидетели, прошу к столу. Распишитесь здесь. И еще вот здесь. У нас тут нет копий. У нас тут все бумаги - подлинники. Члены тройки, ваши подписи. Так...

Он еще раз просмотрел оба листа, размашисто последним расписался на обоих. Встал. За ним вскочил тот, что сидел сбоку. И сзади послышался шорох вставания.

– Встаньте, пожалуйста, для оглашения решения чрезвычайной тройки, - послышался сзади вежливый голос.

Карл встал.

– Именем социальной революции, по поручению Комитета Социального Спасения, мы, чрезвычайная тройка по вашему району, приняли решение: направить бывшего социально-бесполезного - вот тут вписаны ваши фамилия, имя - в распоряжение органов народного образования с целью использования его в качестве директора школы. Вам дается двадцать четыре часа, начиная с этой минуты, для того, чтобы обратиться в любое управление народного образования. В случае вашей неявки в указанный срок, вы подлежите розыску как дезертир социального фронта. Все. Распишитесь на нашем экземпляре в получении... Расписывайтесь, расписывайтесь. Это не согласие какое-то ваше тут фиксируется. Это - путевка вам. Путевка в жизнь, так сказать.