Мириад островов. Строптивицы

Они оказались на верху башни, судя по широким зубцам, предназначенном для боя. Однако здесь было выметено как ветром, а в самом центре светился круг из полированного металла или стекла, разделённый на серповидные дольки.

— Стальная диафрагма, — вслух подумала Олли.

— Похоже, тут варварство ритмично чередуется с цивилизацией, — ответила младшая сестра. — Вертское колдовство — с заёмными рутенскими технологиями.

— Так что теперь — снова телесными жидкостями брызгаться?

— Кажется, и так признает. Попробуем на первый случай отразиться в этом глазу.

Они подошли, и Барба осторожно пригнулась к «радужке», в самом деле переливающейся всеми цветами побежалости: желтым, алым, голубым и зеленоватым. Олавирхо держала её за руку, чтобы не затянуло внутрь.

Стоило тени лечь на поверхность, как та совершенно без звука дрогнула и разошлась в стороны, оттесняя девушек и под конец открыв сначала тёмный зрак или окуляр, более похожий на точку, а потом довольно широкий колодец.

Далеко в глубине светились простыни ложа, придвинутого изголовьем к дальней стене, и две крошечные фигурки на нём. Если вглядеться и вдуматься в картину, становилось понятно, что баррикада перекрывала единственную дверь, не заложенную на засов. И, по всей видимости, немилосердно тугую.

— Они, — прошипела Олли. — Суженые-ряженые. Теперь главное — не вспугнуть.

— Теперь главное — спуститься без повреждений, — возразила Барбара. — Тебе не кажется, что нас вооружили слишком коротким пояском?

Но когда обе, положив на пол ненужные больше «динамки», размотали вервия, надеясь хоть отчасти промерить глубину, те самовольно переплелись — и перед сёстрами оказалась лестница с мягкими петлями ступеней. Ноша очень удачно прикрепилась к нижней её части, а на брови стального глаза выступили два крючка, и верхняя перекладина замоталась на них как нельзя более надёжно.

— Лезем вниз, — сказала Олавирхо. — Хоть нас к тому подталкивают.

— Ну да, здешние кровопийцы-невидимки, — кивнула Барбара. — Что же, другого нам не дано. Лезем.

Обе были ловки благодаря практике, начавшейся в раннем детстве и превратившей их в «учёных дикарок», по семейному присловью, а также одевшей их ладони и подошвы подобием эластичной скорлупы.

Когда эти подошвы коснулись пола, на удивление тёплого и гладкого, а руки отцепили и бросили вниз имущество очень выразительного вида, сёстры уже успели рассмотреть поле деятельности.

Их мальчишки раскатились на разные стороны ложа, стянув на себя и обмотав вокруг: Армин — богатое стёганое покрывало, Сентемир — чуть проеденный молью плед из шерсти мулагра. Только волосы их расплелись и переплелись концами: темно-каштановые и золотисто-русые в тёплом свете масляных ламп.

Девушкам даже не понадобилось сговариваться — так мощно в них взыграло воспитание и прихваченные по пути алгоритмы. Кинжалы сами собой подцепились назад к поясу, коим послужил кусок, откромсанный от лестницы-метаморфа, не спешившей, однако, превращаться.

Затем Олли сдёрнула покрышку с жениха сестры — так, что он перевернулся вокруг оси и едва не упал вниз. Схватила за руки и распяла на себе, словно огромную куклу: тот даже не сообразил лягаться. Впрочем, колени Сенты были вскоре вдавлены между Олли и окантовкой ложа, а в зад вонзились кривые ножны.

— Уф, хорошо хоть спина и руки-ноги у тебя не такие волосатые, как у взрослых мужчин — с ними, пожалуй, от одной щекотки помрёшь, — буркнула Олли. — В сорочке спать не пробовал?

Тем временем Барбара наставила джамбию на Армина, который от шума приподнял всклоченную голову и сел внутри завёртки, и со всей учтивостью пояснила:

— Захочешь друга вызволить — как бы и твоей кровью мостовую не освятили.

И в доказательство поиграла у женихова горла ребром жёсткости — слишком была кротка, чтобы дать работу лезвию.

Другой рукой она туже заматывала и подтыкала атласную покрышку вокруг корпуса юноши, обращая того в некое подобие хризалиды.

Армин, по-видимому, хотел изобразить улыбку, но получилось нечто двусмысленное.

— Барб, ты там поскорее, я своего парня еле удерживаю, — пробормотала Олли. — Святая тварь, да не извивайся ты! Для тебя стараюсь или как?

— А кто это «ты»? — с раздумчивой интонацией спросил Арминаль. — Сэния Барбара или мой Сента? Только не я, клянусь богами.

— Даю вводную, кавалеры, — проговорила младшая сестра, слегка отодвигаясь от живого свёртка внутрь кровати. — И призываю к… э… сугубой сознательности. Ваш совместный дом еле держится и вот-вот рассыплется вдребезги, пойдёт порохом и так далее. Судя по всему, добровольная сдача и безоглядная капитуляция его не устроят. Слишком долго был голоден.

— Это как джинн из бутылки, — кротко пояснила Олли. — Не слышали? В первое столетие плена он мечтал кругом осчастливить того, кто выдернет пробку, во второе — исполнить одно-единственное желание, а под самый конец — растерзать первого, кто на глаза попадётся.

Сентемир попробовал оглянуться, чтобы убедиться, что она говорит всерьёз, но его чувствительно куснули в шею.

— Ну вот, — продолжила Барба. — Крепость получила своё в преизбытке — но один-единственный раз. Я так думаю, невест всё же посвящали и после того, как воздвигся Мост Влюблённых. Только что-то шло неправильно. У нас не было времени перелистывать все тома библиотеки — пришлось довольствоваться не очень связными историями, одна из которых и вообще прошла мимо здешних обитателей. Но, кажется, должна происходить некая игра стихий. Э… телесных начал.

— Если кратко — мы должны быть взяты силой, — вздохнула Олавирхо. — Или вы — по выбору. Боюсь, Барба, что оба наших женишка — тоже девственники, невзирая на упрямство и показуху.

— Почему — боишься? — деликатно хихикнул Армин. — Я бы на твоём… вашем месте только радовался.

— А мы обе на своем месте, — отрезала Олли. — И место это — вовсе не операционный стол и не лаборатория для рискованных экспериментов.

Сестрёнка, что там тебе видать? Ну, на ощупь?

— Куда меньше, чем на гравюрах сюнго, — озабоченно проговорила Барба, придвинувшись к месту исследования и слегка трогая поникший клювик. Сента зашипел сквозь зубы, Армин отчего-то хихикнул и шлёпнулся назад.

— На парковую статую в древнеримском стиле тоже непохоже. И вяловат — для прободения девства никак не годится. Может быть, мне стоило бы втиснуться между постелью и вами обоими?

— Разве на крайний случай, — ответила сестра. — Говорят у нас: если на деве лежит и девой прикрывается, то фиг ему ещё хуже сделаешь.

На этих словах Сента выгнулся наподобие длинного лука и произнёс сквозь зубы нечто неразборчиво-выразительное.

— Олли, ты там что с моим суженым творишь? — картинно возмутилась Барба.