Мироход (Том II)

Внутри дом оказался более просторным, чем выглядел снаружи, благодаря необычной и слегка изогнутой форме строения, оценить которую с дороги было попросту невозможно, тем более в темноте. Довольно простенькое убранство из аккуратных деревянных скамей, стульев и пары вытянутых столов. По центру расположился большой открытый камин, служивший как местом готовки, так и источником тепла и света. Так же в глаза бросилась стопка ящиков, закрывающих проход к двери в соседнее помещение, вероятно кладовую.

Кроме уже известной парочки в помещении так же находился и тот самый маг, что сейчас сидел в позе медитирующего мудреца с закрытыми глазами и «смотрел» в стену. Пузатый низкорослый мужчина, одетый в такого же, как и у остальных, цвета костюм. Голову украшала лысина, обрамленная жидкими волосами, тогда как на шее блестела крупная серебряная цепочка. Все это удалось выхватить буквально мельком, дабы не таращиться и не привлекать внимания.

— Мой отец говорил, что странствующие сказители учат людей мудрости прошлых поколений. — Заявил мужик, запустивший меня внутрь. — Садись за стол, сейчас травяного отвара тебе налью.

— Я благодарен сердцем и душой за доброту и то, с каким вы пониманием относитесь к скитальцам. — Отвечаю, послушно усаживаясь на указанное место и довольно щурясь от ощущения жара, исходящего от открытого очага.

— Хех, благодарен он. — Откровенно ехидствуя напротив меня уселся Жуйрик. — Деньги есть? Доставай давай. Ночлег нынче платный. Жаль, что ты не баба, а то и без денег бы пустили.

Наблюдая за широко растягивающейся улыбкой, обнажающей желтые кривые зубы, дополняющими и без того изуродованное лицо — краем глаза замечаю, как сзади к парню подходит второй, почти бесшумно, после чего с размаху отвешивает леща правой рукой, умудряясь при этом не расплескать содержимое глиняной чашки в левой. Удар оказался такой силы, что не ожидавшего подобного предательства парня буквально впечатало лбом об стол, заставляя подпрыгнуть лежащие на столе тарелки.

— Рот закрой, дурень! Человек пришел мудростью делиться, по заветам предков, а ты кроме металла ни о чем думать не способен! — Хмурясь, мужик поставил предо мной чашку и уселся рядом со скулящим от боли Жуйриком.

— Прошу простить меня за тот раздор, что я невольно вам принес. — Руки сами потянулись с пышущей теплом чашке. Хоть после настойки Торкеля холод и перестал ощущаться, но тело продолжало все так же остывать и дубеть.

— Не обращай внимания. Этого дурня Жуйриком зовут, меня Насиром, вон там сидит Гумир. А тебя как родители нарекли?

— Была на то судьбы причина, иль Боги даром наделили, но не способен оказался с детства запоминать ни лиц друзей, ни имена. Как нарекли меня не знаю, а если знал — давно забыл. Для всех вокруг я просто странник. Увы, мой друг и господин, проснувшись утром я и вас из памяти утрачу, оставив в голове лишь множество историй.

— Слышал, Жуйрик?! Его сами Боги наградили! А ты, гаденыш, с него еще денег удумал трясти?!

— Да слышал я! — Воскликнул едва не пришибленный, сочувствия к которому я не испытывал ни капли. — Откуда ж мне было знать, что он и правда шатается и сказки людям рассказывает?

— Тебе голова дана не для того, чтоб ты ей об стол бился! Он же тебе с порога заявил! — Мужик похоже завелся не на шутку, только вот причину я уловить не смог. Либо они и раньше не ладили, либо у него и правда был крайне интересный и умный отец, прививший уважение к хранителям знаний.

— Угомонитесь. Мешаете. — Довольно громко произнес сидящий в сторонке маг, мгновенно прекращая спор.

— Как отогреешься с дороги — можешь начинать. Мы тебя перебивать не будем. — Заявил Насир, еще раз отвешивая леща сидящему рядом парню, но на этот раз скорее для профилактики и силу не прикладывая.

Мысленно вздохнув, готовлюсь к неизбежному. Стихи, еще будучи подростком, я, конечно, писал, но было это лет десять назад. А тут задача еще сложнее, ибо сочинять надо на ходу. Впрочем…

* * *

Давным-давно, в стране настоль далекой,

Что даже всаднику её достичь не суждено,

Родилась девочка, по имени Фиона

Прекраснее которой в мире не было и нет.

Отец её, купец известный многим,

Как только девочку увидел

Сию секунду беззаветно полюбил.

И с возрастом, что в седину его одел,

Её капризам потакал все чаще.

На той же улице, под тем же небом,

Немногим ранее соседям улыбнулись Боги,

И ниспослали людям крепкого младенца,

Что Францем отроду был наречен.

Судьбе капризы свойственны порой,

А от того, вполне закономерно,

Под ярким летним солнцем было суждено,

Фионе повстречать наивного соседа.

Мальчишка был сражен на месте,

Той красотой, той статью и улыбкой,

Что были девочки даны по воле свыше,

И воспылавши искренней надеждой,

Франц девушке признался тут же в чувствах.

Меня забавят те слова,

Ответила ему она,

Что ты сказал мне не подумав,

О том, кем вижу я тебя.

Мальчишку смерив взглядом строгим,

Фиона носик сморщила слегка,

Сказавши фи и ножкой топнув,

Та кавалера отогнала от себя.

Ты зеркало, негодник, видел?

Что скажут люди обо мне,

Когда такого замухрышку,

Представить смогут парой мне?

Мой муж, красавец несомненно,

Природой должен быть не обделен.

Да силой обладать на зависть многим,

Чтоб на руках меня носить во время свадьбы.

Когда ты силы наберешься,

Сказала девочка ехидно,

Тогда, быть может…

Тебе отвечу я взаимно.

Душой упав, с разбитым сердцем,

Мальчишка в дом к родителям явился.

Но слезно им историю поведав,

Франц с пораженьем не смирился.

И в тот же день, на удивленье многих,

Отправился парнишка к кузнецу,

Что в городе прослыл на столько сильным,

Способным меч напополам переломить.

И до двенадцати годков,

Франц в кузне закалял характер с телом.

А вечером, печальным взглядом,

Он наблюдал за радостной Фионой.

Но вот настал прекрасный день,

Что был чертою для мальчишки,

Отмерившей шесть сотен дней,

Работы с молотом без передышки.

Явился снова Франц к Фионе,