Мировые войны и мировые элиты

10 января 1923 года президент США Гардинг вывел американские оккупационные войска из Рейнской области, что послужило началом так называемой «войны за Рур» — основную промышленную территорию Германии [61]. После Рождества 1922 года были дважды просрочены поставки красителей, азотных удобрений, телеграфных столбов и угля во Францию и Бельгию. В январе французские и бельгийские войска в количестве 17 000 пересекли границу в районе Рура. Формально для того, чтобы забрать недополученные по репарациям товары, на самом же деле для установления полного контроля над немецкой промышленной зоной с целью не дать немецкой стороне умышленно обесценивать платежи по репарациям с помощью задержек или иным способом. Отрезав регион от остальной Германии при слабом сопротивлении немецких жителей, французская сторона захватила и депортировала около четырех тысяч гражданских служащих, железнодорожных рабочих и полицейских в качестве заложников. Французские войска отгружали найденные готовые химикаты, повторялась ситуация декабря 1918 года [23]. Политическая элита Германии разделилась: одни, представляющие «экспортные» отрасли промышленности — химическую, электротехническую, машиностроительную — и связанные с ними банки считали возможным начать выполнение условий договора, постепенно добиваясь его ревизии, растаскивая по частям «грозные» статьи и сталкивая между собой победителей. Эта позиция получила название политики «выполнения». «Я прошу вас, — уговаривал Ратенау своих слушателей на секретном совещании в Берлине, — не говорить о Версальском договоре, от которого отпадает кусочек за кусочком. Если мы будем иметь такой вид, что достигли успехов, то самые яростные из наших противников станут цепляться за букву договора… Тогда когда в договоре будут пробиты большие бреши… мы сможем сказать: «Теперь это постыдное деяние также превращено в клочок бумаги»». С октября 1921 г. Вальтер Ратенау вел переговоры с французским министром восстановления, крупным промышленником Л. Лушером, и «выторговал» Висбаденское соглашение. Ратенау добился, чтобы большую часть репараций Германия выплачивала натурой (уголь, сахар, спирт, суда, красители и т. д.) на миллиард золотых марок ежегодно [7][24], что не было лишено своей логики:

«В получении же репараций были заинтересованы все победившие государства… Так ей, например, было разрешено выплачивать репарации не деньгами, которых у нее будто бы не было, а натурой, т. е. различными предметами ее добывающей и обрабатывающей промышленности, а также сельского хозяйства. Обстоятельство это вызвало необходимость финансировать извне все эти отрасли хозяйства, которые иначе не могли бы служить делу репарации. В страну стала притекать здоровая иностранная валюта».

Барон Рауль де Ренне, «Тайный смысл нынешних и грядущих событий», 1931 г.

Однако потеря колоний уменьшала источник получения средств для выплаты репараций, по сути превращая в колонию саму Германию, поэтому был также предложен план «вторжения в основные ценности немецкой экономики». Предполагалось конфисковать в пользу репарационного фонда равномерно по всем категориям — земельные собственники, домовладельцы, владельцы промышленных и торговых заведений, включая банки — 20 % стоимости их имущества. В правительственной программе предлагалось обложить корпорации особым налогом на оборот. Именно тогда на улицах Берлина послышались крики: «Убейте Ратенау, проклятого еврея».

Реакцией на ситуацию с репарациями стала «тактика катастроф», лидер которой «угольный король» Гуго Стиннес стал за время войны и первые послевоенные годы самым богатым германским капиталистом. Он был одним из руководителей «Сырьевого бюро» Вальтера Ратенау и советником Людендорфа. Средством борьбы его приверженцами был избран отказ платить репарации, которые шли большей частью углем. Франция непреклонно требовала строгого выполнения Версальского договора и ежегодной выплаты репараций. Французский премьер А. Бриан говорил, что намерен взять Германию твердой рукой за шиворот и обуздать германский реваншизм [7][24][60].

Примкнувшая к «тактике катастроф» фирма BASF к середине мая 1923 года уже простаивала в течение четырех месяцев. 22 мая Карл Бош получил срочное донесение, смысл которого сводился к тому, что предупреждение французского премьера не было пустой угрозой, и французские войска скоро будут на территории заводов в Людвигсхафене и Опау. Бош срочно успел демонтировать и переправить в безопасное место ценное оборудование. Члены правления бежали в Гейдельберг, где скрывались под вымышленными именами, что было крайне предусмотрительно, так как решением Французского военного трибунала все отказавшиеся сотрудничать должностные лица BASF были оштрафованы на 150 млн. марок и получили по десять лет заключения. Карл Бош и Герман Шмитс «отделались» восьмью годами [61].

Кульминацией напряженности стало убийство Вальтера Ратенау. 24 июня 1922 года без десяти одиннадцать утра навстречу его автомобилю выехала машина с тремя молодыми людьми из «немецкой праворадикальной реакции». Один из них выпустил точно в цель все девять пуль обоймы, а второй швырнул гранату. Было видно, как Ратенау взлетел на воздух. Оставшийся в живых шофер нажал на газ и доставил патрона домой, где вызванный врач констатировал смерть. После бешеной погони террористы, бывшие лейтенанты флота Герман Фишер и Эрвин Керн, забаррикадировались на верхнем этаже старого замка Заалек и оказали упорное сопротивление осаждавшим их полицейским. В завязавшейся перестрелке пуля попала в висок Керна, а Фишер, положив тело сообщника на носилки, высунулся в окно и, выкрикнув последнее «Hoch!», выстрелил себе в голову сам.

Водитель террористов, фон Саломон был кузеном Верховного фюрера СА в 1926–1930 гг. Франца Феликса. Писатель Эрнст Юнгер спросил девятнадцатилетнего юношу: «Почему у вас не хватило мужества признаться в том, что вы убили Ратенау только за то, что он еврей?». На что фон Саломон ответил: «Потому что его убили не за это». Но на суде сообщники Керна называли в качестве причины убийства то, что Ратенау был одним из «трехсот сионских мудрецов», готовивших заговор с целью захвата мирового господства [27].

Действительно, такое упоминание есть и у самого Ратенау. Незадолго до своей трагической гибели, выступая перед венской аудиторией, он сказал: «…тот, кто владеет акциями и облигациями, правит обществом и контролирует всю политику, — в этой сфере возникла олигархия, так же недоступная для человека со стороны или профана, как старинная Венеция. Триста человек, которые знают друг друга, вершат экономические судьбы Европы и выбирают преемников среди людей своего круга». Ратенау вполне мог входить в состав описанных им трехсот человек, но разделял ли он чьи-либо интересы? в марте 1922 года с Ратенау встречались лидер немецких сионистов Курт Блюменфельд и их горячий сторонник Альберт Эйнштейн. Гости прибыли в дом министра в восемь часов вечера и ушли в час ночи. Они уговаривали Ратенау подать в отставку и примкнуть к сионистскому движению. Отвечая сионисту Блюменфельду, Ратенау выразил мнение еврейского большинства в Германии: «Пусть другие отправляются основывать государство в Азии, ничто не влечет нас в Палестину» [63]. «Еврейство» Ратенау описывал как «темное, малодушное церебральное племя» своих предков, надеясь стать «мостом» к «светловолосым, бесстрашным арийцам». Помимо неприятия Англии и таких неаккуратных заявлений, Ратенау еще в 1916 году в книге «Von kommenden Dingen» («О грядущем») пророчествовал, что «воля, поднявшаяся из глубин народной души», неминуемо уничтожит капитализм…». В силу собственных воззрений Ратенау собирался «обложить налогами капитал и уничтожить страдания». Благодаря его усилиям 16 апреля 1922 г. будет подписан Рапалльский договор с Советской Россией. Обещанный «достойный оплот борьбы с коммунизмом» сорвал попытку стран Антанты создать единый капиталистический фронт против большевиков [27].

Какое из этих обстоятельств определило трагическую судьбу Вальтера Ратенау неизвестно, но, на мой взгляд, с его гибелью возможность построения социалистического государства в Германии была ликвидирована. Все остальные «национал-социалистические» политические конструкции не обладали интеллектуальным авторитетом и финансовыми ресурсами. Примечательно, что Роберт Бош, дядя Карла Боша изначально спонсировал журнал Gleichheit («Равенство»). Чистокровная немка Клара Эйснер, чья полученная в результате брака с Осипом Цеткиным, фамилия ассоциируется с 8 марта, была его редактором. Оформитель газеты и второй муж Цеткин, Георг Цундель впоследствии женился на дочери Роберта Боша. А в 1932 году 75-летняя Клара Цеткин как старейший член Рейхстага передала председательство Герману Герингу, чью партию также поддерживал Роберт Бош [59].

Война лишила Bayer патентов в странах-противниках, где они были объявлены недействительными, a Bayer со всеми своими американскими активами: наличностью на счетах, офисами, системой производства и дистрибуции, правами на красящие составы, химикаты и фармакологические препараты, торговыми марками и патентами — перешел в ведение Офиса попечителей собственности союзников А. Митчелла Палмера. В 1915 году британское правительство заявило, что аспирин больше не является эксклюзивной маркой Bayer и кто угодно может производить лекарство под этим названием. Другие правительства союзников поспешили приобщиться, в австралийском Мельбурне сообразительный молодой химик Джордж Николас выпустил новый бренд Aspro, который вскоре стал лишь одной из множества вариаций конкурентной борьбы между лекарственными препаратами на рынке, который Bayer считал своим. I.G. отчаянно пыталась вернуть утраченные позиции. Окончательное завершение ситуации придала продажа с аукциона подставным фирмам за три с половиной миллиона долларов завода в Ренсселере в декабре 1918 года. Собственность Bayer стала собственностью Sterling Products Inc. и ее владельца, первооткрывателя обезболивающего Neuralgine Уильяма Вейса (William E. Weiss), столкнувшегося с проблемой управления немецкоговорящим персоналом, и тем, что ключевые менеджеры предприятия были депортированы из Соединенных Штатов как иностранные агенты. Если производство красок было им быстро перепродано, то по вопросам фармакологии пришлось встречаться с Карлом Дуйсбергом. В конце сентября 1919 года в маленьком отеле Баден-Бадена начались длительные переговоры о сотрудничестве. 9 апреля 1923 года они наконец договорились о разделе рынков сбыта. Sterling, в качестве филиала получившая название Winthrop Chemical Company может производить продукцию Bayer в Северной Америке, имеет эксклюзивные права на продажу фармпрепаратов на территории Соединенных Штатов, Канады, Великобритании, Австралии и Южной Африки с условием, что половина прибыли возвращается в Леверкузен. Прибыль от продаж в Южной Америке делится с плавающей ставкой от 25 до 75 % [23][64]. В 1924 году у Bayer появилось еще одно совместное предприятие — Grasselli Dyestuffs Co — на 65 % принадлежащее концерну и как следует из названия, занимавшееся красильными составами [60].

Таким образом, международные связи были налажены и у Bayer. Фридрих Бергиус (Friedrich Bergius) получил докторскую степень в университете Бреслау в 1907 г., и работал ассистентом Вальтера Нернста и Фрица Хабера. В конце 1913 года Бергиус получил жидкий углеводород, воздействуя на древесный уголь водородом под давлением, и продав патент BASF в 1925 году [65]. Кроме того, Матиас Пьер, один из специалистов Боша в Опау, разработал процесс синтеза метанола из угля, положив в основу оборудование высокого давления, аналогичное тому, что BASF использовал для синтеза нитратов. Ценность достижения заключалась в обладании BASF правами на производство метанола, который можно использовать как топливо для транспорта.