Миры Альфреда Бестера. Том 2

— Одному Богу известно.

— Гинь, он что — навсегда таким останется?

— Трудно сказать. Требуется специалист. Принцесса, вызывай Сэма Пеписа. Да, и пусть сюда прибудет Борджиа — со всеми нужными причиндалами и на всех парах.

— Будет сделано.

— Пустые хлопоты, — вздохнул Эдисон. — У парня крыша поехала. Это безнадежно. Плюнь и забудь.

— Не получится. Во-первых, из-за Фе. Во-вторых, он по-прежнему мой кандидат. Уже по этим двум причинам мы обязаны вправить ему мозги на место. Ну, а в третьих — мы же не звери. Надо проявить человечность. Этот парень чертовски талантлив, нельзя допустить его научной компрометации.

— Спасите его, — умоляющим голосом сказала Фе. — Пропали она пропадом, научная репутация. Просто спасите.

— Мы сделаем все возможное и невозможное, моя дорогая. Первая проблема — как его вывезти отсюда в мой дом. Думаю, взволнованные акционеры Объединенного Фонда уже толкутся в приемной. Нам не удастся проскользнуть мимо них без скандала.

— Унести профа — пара пустяков, — сказал Мбайту. — Он как кукла. Возьмем на руки — и ходу.

— Но он, увы, не невидимка, — возразил я, лихорадочно соображая, как быть дальше. Грешно, конечно, но мне нравилась эта острая ситуация. Обожаю трудности. — Слушай, Эдисон, ты кто сейчас — по паспорту?

Эдисон сделал большие глаза и покосился на Фе.

— Не обращай на нее внимания, — сказал я. — Не до этого.

— Я все знаю о вашей Команде, — спокойно обронила Фе. Не для рисовки, а чтобы не быть помехой в ситуации, которая требовала быстрых действий.

— Ладно, обсудим это позже, когда все устаканится. Так кто ты такой теперь, Эдисон, какой у тебя пост?

— Директор отделения плазмы в одном исследовательском центре.

— Документы при себе?

— Разумеется.

— Вот и ладушки. Выйди в приемную к представителям акционеров. Ты именитый коллега профессора Угадая. Здесь по его приглашению — чтобы присутствовать при возвращении космического корабля. Ты полностью готов ответить на любые вопросы акционеров. Короче, успокой их. Мели, что попало, а мы тем временем вынесем тихонечко профессора.

Эдисон досадливо крякнул, бросил на пребывавшего в каталепсии Угадая последний критический взгляд и вышел на заклание. Я слышал через дверь, как он изгалялся над паникующими акционерами. Его речь была на уровне «u(x+h) — u(x) = 2х + 1». Просто и ясно. Тут мне в голову пришла новая идея.

— Фе и принцесса, снимите со стены самую большую карту. Так. Теперь пусть каждая берет за один конец и поднимает как можно выше.

Обе беспрекословно подчинились, за что я мысленно поставил им по «пятерке».

— Держите крепко!

Они держали карту на вытянутых руках. Ее нижний край касался пола.

— М'банту, ты у нас самый сильный. Взваливай профессора себе на плечо.

— Это он-то самый сильный? — возмущенно пророкотал капитан Немо.

— В физическом отношении, капитан, — сказал М'банту примирительным тоном. — В интеллектуальном отношении мне до вас далеко. Тут вы вне конкуренции.

Я быстро отрежиссировал предстоящую сцену. Когда все врубились в мой замысел, я распахнул дверь в приемную. Первыми стали выходить Фе и принцесса, держа в руках карту — в качестве экрана.

— Простите, что заставляем вас ждать, — сладким голоском сказала Фе толпе акционеров.

Девушки двинулась к выходу — мимо толпы. Тем временем М'банту, за картой никем не замеченный, нес профессора на плече.

Когда мы добрались до моего дома, там нас уже поджидала Борджиа (клянусь, я даже не заметил, когда и как Благоуханная Песня связалась с ней!). Выглядела она совсем как Флоренс Найтингейл. [80] Правда, она не англичанка, а сицилийка, но доктор первоклассный — лучше нее никого не знаю. С 1600 года она только и делала, что повышала квалификацию: получила медицинские дипломы в Болонье и Гейдельберге, в Эдинбурге и Париже, в Грыжелюбске, «Стандарт Ойл» и еще черт знает где.

80

Флоренс Найтингейл (1820–1910) — знаменитая английская медсестра, организатор и руководитель отряда санитарок во время Крымской войны 1853-56 гг.

В моем доме Лукреция Борджиа застала банду хулиганов. Теперь они — как шестерки — занимались уборкой: покорно мыли и чистили все комнаты.

— Эти хмыри уже начали шмонать твой дом, когда я вошла, — сказала Борджиа. — Видать, дверь у тебя на соплях держится. Так что мне пришлось приспособить их для дела.

И они работали как миленькие! Сабу лежал на подстилке из свежего сена, Лаура весело гонялась по бассейну в гостиной за золотыми рыбками. Все везде блестело — ни соринки, ни пылинки. Снимаю шляпу перед столь достойной женщиной!

— Ну-ка, стройсь! — приказала она хулиганам.

Те выстроились перед ней — пристыженно потупив глаза.

— Теперь слушай сюда. У вас двоих ранние признаки эмболии. А у тебя, тебя и тебя — запущенный туберкулез. Не будете лечиться — протянете ноги. Все вы педерасты, и всем необходимо лечить геморрой. Завтра в полдень явитесь для полного медицинского осмотра. Ясно?

— Да, госпожа врачиха.

— Ну и хорошо. А теперь — марш отсюда!

Они без промедления убрались. Что за женщина! Кремень!

— Добрый вечер. Гинь, — сказала она на двадцатке. — Всем добрый вечер. А это что за штучка? Она не является членом нашей Команды. Вон! Гоните ее вон!

Но Фе способна постоять за себя. Она тут же выпалила с вызовом:

— Меня зовут Фе-Пять Театра Граумана. Я здесь живу, а больной — мой парень. Еще вопросы будут?

— Э-э, да она шпарит на двадцатке!

— И знает о существовании Команды. Та еще девица!

— Это в ней говорит кровь маори, — вставил М'банту. — Маори — талантливейший народ.

Тут Борджиа расплылась в улыбке, широкой как устье Миссисипи, кинулась к Фе и стала трясти ее руку, словно это была ручка насоса.

— Мне нравятся такие, как ты, Фе! — воскликнула она. — Приятно встретить человека с характером в век полной бесхребетности!.. А теперь давайте посмотрим, что с нашим пациентом. Гинь, нельзя ли найти комнату поспокойнее для осмотра? Здесь настоящий зоопарк. К тому же этот чертов питон так громко рыгает!

Мы прошли вместе с Вождем в кабинет, где Фе усадила его за мой рабочий стол. Остальные члены Команды занялись своими животными, а Эдисон — входной дверью, которую он же и сломал.

— Рассказывай, Гинь, что произошло, — сказала Борджиа.

Пока она с озабоченным видом ходила вокруг Вождя, щупала его и осматривала, я вкратце поведал о случившемся.

— Так-так, налицо все признаки постэпилептического беспамятства: задержка речи, вялый негативизм, кататонический ступор. Не сердись, Фе, я постараюсь не злоупотреблять медицинским жаргоном. Понимаю, тебе кажется, что пулеметная очередь терминов разносит в клочья личность больного… Ладно, каким временем мы располагаем, чтобы поставить его на ноги?