Миры Айзека Азимова. Книга 10
Шрифт:
— И все-таки, зачем надо было устраивать дождь в день нашего отлета? Ведь дождь здесь управляем. На Гее не пойдет дождь, если она этого не пожелает. Она словно бы афиширует презрение к нам.
— Может быть, совсем наоборот? Может быть, и Гея скорбно оплакивает наш отлет?
— Она — может быть, но я — нет.
— Знаешь, — продолжал Пелорат, — на самом деле все, наверное, гораздо проще: почва здесь нуждается в увлажнении, и это — гораздо более важно, чем твое желание видеть ясное небо и солнце.
Тревайз улыбнулся.
— Похоже, тебе в самом деле нравится этот мир. Помимо
— Да, — сказал Пелорат, словно обороняясь. — Я всегда жил тихой, упорядоченной жизнью и, думаю, смог бы прижиться здесь, где целый мир трудится над поддержанием покоя и порядка. Понимаешь, Голан, ведь когда мы строим дом — ну, или корабль, — мы пытаемся создать для себя самое лучшее убежище. Мы снабжаем его всем, в чем нуждаемся, мы обустраиваем его так, чтобы можно было регулировать температуру, качество воздуха, освещение и так далее, и Гея — всего лишь расширение этого стремления к комфорту и безопасности до размеров планеты. Что в этом плохого?
— Что в этом плохого? — переспросил Тревайз. — То, что мой дом или мой корабль построен так, чтобы они подходили мне,а не я им. Если бы я был частью Геи, то, как бы идеально ни старалась планета устраивать меня, меня бы все равно бесило то, что я должен устраивать ее.
Пелорат поморщился:
— Послушай, но ведь можно сказать, что любое общество формирует свое население в угоду себе. Развиваются устои, присущие данному обществу, и каждый индивидуум становится рабом общественного устройства.
— Ну, знаешь, в тех обществах, которые мне известны, кто-нибудь может, например, взять и взбунтоваться. Встречаются люди эксцентричные, даже преступники.
— Ты что хочешь, чтобы они были — чудаки и преступники?
— Почему бы и нет? Мы же с тобой — чудаки. Уж, конечно, мы не типичные представители населения Терминуса. Что до преступников, то все дело в определении. Но если преступники — цена, которую мы должны платить за существование бунтарей, еретиков и гениев, я готов платить. Я требую,чтобы эта цена была заплачена.
— Неужели, кроме преступников, за это нечем заплатить? Разве нельзя иметь гениев, не имея преступников?
— Найти гениев и святых можно лишь среди людей не совсем нормальных, а я не вижу, каким образом отклонения от нормы могут быть только в одну сторону. Должна быть симметрия. В общем, как бы то ни было, мне нужна более веская причина для решения избрать Гею в качестве модели будущего для человечества, чем всепланетный проект комфортабельного дома.
— Ах, дружочек, я вовсе не пытался убеждать тебя в правильности твоего решения. Я просто смотрел и ду…
Он не договорил. К ним спешила Блисс, ее темные волосы вымокли, платье прилипло к груди и широким бедрам. Блисс кивнула на ходу.
— Простите за опоздание, — сказала она, переведя дух. — Прощание с Домом затянулось. Нужно было кое-что уточнить.
— Неужели! — удивился Тревайз. — Ведь ты знаешь все, что знает он.
— Иногда мы расходимся в интерпретации. Мы не одинаковы, и мы об этом уже говорили. Взгляните, — сказала она несколько резковато, — у вас две руки. Каждая из них — часть вас, и они кажутся
одинаковыми, но одна является зеркальным отображением другой. При этом вы не пользуетесь ими совершенно одинаково, не правда ли? Есть вещи, которые чаще делаешь своей правой рукой, а другие — левой. Различия в интерпретации, так сказать.— Положила на лопатки! — довольно крикнул Пелорат.
Тревайз кивнул:
— Эффектная аналогия, только вряд ли подходит к случаю. Ну да ладно. Не пора ли на корабль? Дождьидет все-таки.
— Да, да. Все наши ушли оттуда. Корабль в отличном состоянии. — Затем, с внезапным любопытством взглянув на Тревайза, Блисс заметила: — А ты совсем сухой. Капли на тебя не попадают.
— Угу, — буркнул Тревайз, — мокнуть неохота.
— Но разве не прекрасно иногда вымокнуть до нитки?
— Неплохо. Но, на мой вкус, не под дождем.
Блисс пожала плечами:
— Ну, дело твое. Багаж погружен, так что давайте войдем.
Все трое пошли к кораблю. Дождь утихал, но трава была совсем мокрой. Тревайз поймал себя на том, что боязливо ступает по ней, а Блисс сбросила тапочки, взяла их в руку и шлепала босиком.
— Восхитительное ощущение! — сказала она, поймав обращенный на ее ноги взгляд Тревайза.
— Не спорю, — сказал он рассеянно и тут же сердито поинтересовался: — А зачем тут собрались эти?
— Они будут записывать это событие, — ответила Блисс, — Гея находит его знаменательным. Ты для нас — очень важная фигура, Тревайз. Пойми, что, если ты изменишь свое мнение в результате этого путешествия и примешь решение против нас, мы никогда не превратимся в Галаксию и даже не останемся Геей.
— Следовательно, я олицетворяю собой жизнь и смерть Геи, целого мира.
— Мы думаем, что это именно так.
Тревайз внезапно остановился и снял шляпу. На небе появились голубые просветы. Он сказал:
— Но у вас уже есть мое слово в вашу пользу. Если вы убьете меня, я никогда не смогу изменить его.
— Голан, — обескураженно пробормотал Пелорат, — что ты говоришь?
— Типичное мышление изолята, — холодно отозвалась Блисс. — Ты должен понять, Тревайз, что нас интересуешь не ты лично и не твое слово, а истина, действительное положение дел. Ты важен только как проводник к истине, и твой голос — ее знак. Вот то, чего мы хотим от тебя, и, если мы убьем тебя, чтобы ты не смог изменить свое решение, мы просто скроем истину от самих себя.
— Если я скажу, что истина — это не Гея, вы с радостью согласитесь умереть?
— Не очень радостно, пожалуй, но хотелось бы именно так держаться под конец.
— Если что-нибудь и должно убедить меня в том, — покачал головой Тревайз, — что Гея ужасна и должнаумереть, так это то самое, что ты только что сказала.
Затем, посмотрев в сторону бесстрастно наблюдавших, а может быть, и слушавших геянцев, он сердито спросил:
— Почему они так стоят? И почему их так много? Если один из них посмотрит на это событие и сохранит все в своей памяти, не будет ли этого достаточно? Разве воспоминание об отлете не сможет храниться в миллионах мест, если вы этого захотите?