Миры Филипа Фармера т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

— Ты решил убить меня? — спросил Рэллукс.

Кэрмоди громко захохотал:

— Нет, этого не потребуется. Неужели ты думаешь, что вы со Скелдером переживете Ночь и останетесь в здравом рассудке? Ты уже видел, что происходит при кратких и слабых вспышках. А ведь это только прелюдия, настройка на наше естество! Представь, что же такое настоящая Ночь!

— Ты говоришь так, будто с тобой случится что-то другое, — произнес побледневший Рэллукс.

Кэрмоди пожал плечами и пригладил иссиня-черные волосы.

— Очевидно, мое подсознание, или то, что ты называешь этим словом, проецирует части тела одной знакомой мне женщины. Ты даже можешь сказать, что мои сокровенные желания воссоздают картину преступления. Я не понимаю, как можно взять абсолютно чистый субъективный феномен и превратить его в объективную реальность. Тэнд говорит, что существует несколько теорий, которые пытаются объяснить этот парадокс с научной точки зрения. Лично я считаю его чем-то сверхъестественным. Впрочем, какая разница? Я не очень-то переживал, шинкуя Мэри на куски, и мне плевать на то, что часть из них снова вывалится передо мной из воздуха. Чтобы достичь цели, я могу переплыть океаны крови, и пара кусков от Мэри с ума меня не сведет.

Он замолчал и, прищурившись, посмотрел на Рэллукса. Его рот все еще изгибался в кривой усмешке.

— А что ты сам видел во время вспышек? — спросил он монаха.

Рэллукс судорожно сглотнул и осенил себя крестным знамением.

— Не знаю, зачем я говорю тебе об этом, но все-таки скажу. Я был в аду.

— В аду?

— Да, я горел в аду. Вместе с остальными грешниками. Девяносто девять процентов из тех, кто жил, живет или будет жить. Миллиарды и миллиарды людей. — По лицу Рэллукса струился пот. — И это не было иллюзией. Я чувствовал боль. Сврю и чужую.

Он замолчал, и Кэрмоди склонил голову набок, словно изумленная птица, которая пытается понять печальную трель, прилетевшую из леса.

— Девяносто девять процентов, — прошептал Рэллукс.

— Так вот что беспокоит тебя больше всего и занимает твой ум.

— Если это так, то я ничего не понимаю, — шепотом ответил монах.

— Но откуда такие нелепые мысли? Даже твоя Церковь больше не настаивает на буквальном понимании средневековой концепции адского огня. Я не знаю, что тут сказать, хотя, по моему мнению, многих действительно стоило бы как следует поджарить. Я бы с удовольствием поработал кочегаром в аду, вытапливая жир из тех эгоистов, которых встречал на своем коротком жизненном пути.

— И это ты говоришь об эгоистах? — скептически произнес Рэллукс.

Кэрмоди усмехнулся ему в ответ и, застегнув последнюю пуговицу, вышел за дверь.

Миссис Кри уже успела вымыть кухню и сообщила ему, что уходит «спать» в подвал. Для удобства жильцов эта добрая женщина оставляла дом открытым, но надеялась найти его не слишком грязным, когда проснется. Им следовало лишь вытирать ноги перед тем, как войти в прихожую, а также выбрасывать окурки из пепельниц и мыть за собой посуду. Расцеловав каждого из постояльцев, миссис Кри расплакалась и сквозь слезы сказала, что, возможно, никогда не увидит их вновь. Она еще раз попросила у Скелдера прощения за драку на кухне, и тот оказался настолько любезен, что дал ей свое благословение.

Через пять минут миссис Кри ввела себе усыпляющий наркотик, захлопнула за собой большую железную дверь, ведущую в подвал, и старательно закрыла ее на несколько замков.

Тэнд тоже стал прощаться с землянами.

— Если в ближайшее время я не попаду домой, мне волей-неволей придется бодрствовать в эту Ночь. Если к началу Ночи не «уснуть», то уж ничего не поделаешь. Это как белое и черное: либо вы проходите через нее, либо нет. Через семь дней вы станете богами или чудовищами… или просто трупами.

— А что вы потом делаете с чудовищами? — спросил Кэрмоди.

— Ничего, если они безвредны, как муж миссис Кри. В противном случае мы их убиваем.

После нескольких прощальных фраз Тэнд по земному обычаю пожал им руки и пожелал не столько удачи, сколько соответствующей награды. Пожимая напоследок руку Кэрмоди, он задержал ее в ладони и взглянул ему прямо в глаза.

— Это твой последний шанс определиться в жизни. Если Ночь не взломает ледяные оковы твоей души, если ты останешься таким же айсбергом, как сейчас, значит, с тобой будет покончено. Но если в тебе сохранилась хоть искра тепла, дай ей превратиться в яркий огонь и сгори в этом пламени несмотря на боль. Бог Йесс однажды сказал, что, если человек хочет получить жизнь, он должен ее потерять. В этом нет ничего особенного — другие боги и другие пророки многих планет говорили то же самое. Но эта истина многогранна, и грани ее иногда просто невообразимы.

Когда Тэнд ушел, три землянина молча поднялись наверх и вытащили из большого чемодана три шлема. На макушке каждого из них располагалась небольшая коробочка с длинной антенной. Следуя примеру монахов, Кэрмоди нахлобучил шлем на голову и подкрутил настроечный диск за правым ухом.

Скелдер причмокнул тонкими губами и с сомнением произнес:

— Надеюсь, что ученые с Юнга не ошиблись в расчетах. По их словам, этот прибор, воспринимая всплеск электромагнитных волн, вырабатывает противофазные волны. Независимо от того, насколько велика энергия магнитной бури, мы переживем ее без всяких Последствий.

— Надеюсь, что так оно и будет, — мрачно ответил Рэллукс. — Теперь я понимаю, что совершил великий грех духовной гордыни. Мне захотелось победить то, что более праведные люди признали непобедимым. Но, возможно, Бог простит меня. И я благодарен ему за эти шлемы.

— Я тоже, — отозвался Скелдер. — Хотя мне кажется, что нам не следовало бы прибегать к этим устройствам. Мы с тобой могли бы положиться на Бога и, обнажив головы и души, пойти против адских сил этой языческой планеты.

Кэрмоди цинично усмехнулся:

— А что тебе мешает? Сними шлем, и все. Твой нимб его вполне заменит.

— Я должен подчиняться приказам вышестоящих лиц, — сухо ответил Скелдер.

Рэллукс вскочил и начал расхаживать взад и вперед.

— Я не понимаю, каким образом магнитное излучение, даже самое мощное и жесткое, может возбуждать атомные ядра живых существ на планете, удаленной от солнца на восемьдесят миллионов миль. Как оно может зондировать и выявлять подсознание, подавлять наш разум, будто железными тисками, а затем провоцировать тело на немыслимые психосоматические изменения? Звезда становится фиолетовой, распространяет невидимые лучи и порождает образы чудовищ, которые живут в темных пещерах нашего сознания. Или, наоборот, пробуждает спящего золотого бога. Хотя кое-что я понимаю. Изменения в электромагнитном спектре нашего Солнца не только влияют на климат и погоду, но и на поведение землян. Но как эта звезда воздействует на плоть и кровь? Как она может уменьшать натяжение кожи, размягчать и изгибать кости, придавать им странные формы вопреки информации, записанной в генах?

— Мы еще мало знаем о генах, чтобы говорить о том, какие формы записаны в них, — прервал его Кэрмоди. — Когда я проходил практику в госпитале Хопкинса, мне довелось видеть очень странные вещи. — И он замолчал, вспоминая былые дни.

Скелдер сел в кресло и задумчиво прикусил губу. Шлем придавал ему вид солдата, а не священника.

— Уже недолго осталось ждать, — сказал Рэллукс, продолжая расхаживать по комнате. — Скоро наступит Ночь. Если Тэнд говорил правду, то в первые двадцать часов все, кто не «уснул», погрузятся в коматозное состояние. Кроме нас, конечно, — потому что мы надели шлемы. Очевидно, тела «спящих» оказывают частичное сопротивление электромагнитной буре. Но те, кто не «заснул», получают такой заряд энергии, что не могут погрузиться в «сон», пока светило находится в фазе активности. И пока местные жители «спят», мы…