Миры Филипа Фармера. Том 5

— Что вы тут делаете, профессор? — громогласно вопросил Кабтаб. — Надираетесь?

— Разумеется, нет, — ответил Каребара, отпив вина. — Я прихожу сюда для проверки численности муравьев.

— Муравьев? — переспросил падре. — Каких муравьев?

— Вы их не видели? Странно. В бюро поступает масса жалоб. Они вездесущи, они живут между перегородками, на складах, везде, где их не беспокоят. Недавняя мутация вида, научное наименование которого вам ничего не скажет. Достаточно и того, что дилетанты их обычно называют садовыми муравьями. Они превосходно приспособились к враждебной на первый взгляд городской среде. Они едят все, что можем есть мы, и, кроме того, пожирают других насекомых, включая тараканов. Они…

— Тараканов? — опять переспросил падре. — Каких тараканов?

— Их в Лос-Анджелесе множество, хотя тяготеют они преимущественно к кварталам граждан с минимальным кредитом. Эти отбросы общества крайне небрежно относятся к санитарии, несмотря на все попытки правительства внушить им необходимость поддерживать чистоту и порядок. Я, строго говоря, подозреваю, что минимы намеренно ведут себя подобно свиньям, выражая таким образом протест. Однако, возвращаясь к прежней теме, меня интересуют не столько сами муравьи, хотя они обладают рядом своеобразных и поразительных черт, сколько миметические паразиты, сосуществующие с ними. Они также являются продуктами недавних мутаций, и…

Дункан перестал слушать. Женщина, подсевшая одновременно с Каребарой, скользнула под стол и занялась там кое-чем, что напрочь вышибло муравьев из головы Дункана.

— Что она там вытворяет? — спросил Кабтаб, перегибаясь через стол и полностью игнорируя разглагольствования профессора.

— Да помолчи ты, — выдавил Дункан. Лицо его скривилось, легкие вытолкнули воздух, и все завершилось.

Потом пришла очередь падре хвататься за столешницу, закатывать глаза, стонать и вздыхать. А несколькими минутами позже профессор Каребара замолк, и его обычно бесстрастное лицо сморщилось, дернулось, точно шкура сгоняющего мух зверя, и он испустил долгое «ооох!», после чего глаза профессора приняли более подобающий размер, и он возобновил лекцию (хотя и с другого места).

— Кто она такая? — спросил Дункан.

Каребара не ответил. Дункан схватил его за тощее плечо.

— Кто она?

— Да откуда я знаю? — вспылил профессор. — Сам у нее и спроси.

Женщина выползла из-под стола, глотнула из кабтабова стакана и на четвереньках направилась к следующему столику. Дункан привстал, чтобы разглядеть выражение лица одной из сидевших там женщин. Ее товарищи — вторая женщина и двое мужчин — похоже, сообразили, что происходит: они пронзительно смеялись и отпускали шуточки, на которые их подружка не обращала внимания. Наконец она вцепилась в край стола, закрыв глаза, откинула голову и застонала. Дункан опустился на свое место и отвернулся.

— Никто не возражает, — заметил он.

— А с какой стати? — изумился Кабтаб.

Дункан не нашел, что ответить.

— Весьма щедрая и демократичная женщина, — провозгласил падре. — Пью ее здоровье! — Он поднял свой стакан, обнаружил, что тот пуст, и заколотил им по столу. — Официант! Официант!

— Да нет их тут, забыл? — напомнил ему Дункан. — Я сейчас принесу.

Он встал из-за столика, не устояв перед искушением глянуть, что творится за соседним столиком. Незнакомка занималась соседом той женщины, которую уже успела обработать. Дункан покачал головой — то ли в восхищении, то ли от омерзения, он не знал и сам — и принялся проталкиваться к стойке. Все шло прекрасно, пока он не попытался просочиться между тесно прижавшимися мужчиной и женщиной.

— Ты куда прешь, я тебя спрашиваю? — рыкнул мужчина. На голове его была тускло-оранжевая шляпа в форме замка; длинная борода заплетена в косички, а каждая косичка перевязана ослепительно-желтой ленточкой.

— Пытаюсь добраться до выпивки, — миролюбиво ответил Дункан. Напряжение, неловкость и раздражение, копившиеся на протяжении трех последних дней, покинули его, а выпитое виски настроило на благодушный лад.

— Да что он тебе мозги крутит, Майло! — взвизгнула женщина и, подняв руку, вылила Дункану на голову свою порцию водки.

— А ты чего хороший выпивон поганишь! — рявкнул мужик и врезал, но не ожидавшему удара Дункану, а женщине.

Все благодушие слетело с Дункана мигом. Он подобрался и нанес мужчине удар в челюсть — без замаха, поскольку места отвести руку не было. Потом он с полуоборота всадил локоть женщине под ложечку; та перестала смеяться, сложилась пополам и рухнула на пол. Мужчина пошатнулся, но устоял, поддержанный толпой. Он с ревом кинулся на пригнувшегося Дункана, споткнулся, упал на свою пытающуюся встать подругу, и Дункан разбил костяшки о его скулу.

Зал взорвался. Драка не расходилась кругами от места первой стычки; казалось, вызвали ее не удары кулаков, а сама витающая в воздухе идея драки, пронесшаяся по залам со скоростью мысли. Философская концепция претворилась в жизнь. Через секунду все посетители пытались либо ударить, пнуть или царапнуть соседа, либо кулаками проложить себе дорогу на улицу. Дункан, впрочем, недолго смог изумляться темпу превращения таверны в мечту гладиатора, поскольку что-то очень твердое — видимо, пивная кружка — врезалось ему в затылок, и он, полуоглушенный, опустился на колени. Переход в горизонтальное положение казался ему в тот момент если и не гениальной мыслью, то, во всяком случае, неотразимой. Он распростерся на полу, ударившись подбородком о женскую ногу. Какой-то тип, споткнувшись, упал прямо на него и встать уже не пытался. Глянув на его окровавленное лицо, Дункан решил, что подниматься пока действительно не стоит. Туман перед глазами рассеивался, но затылок болел все сильнее. Чьи-то ноги постоянно прохаживались по его ребрам — не со зла, просто спотыкаясь, но удары не становились от этого менее болезненными.

Дункан решил, что пора выбираться отсюда и идти домой зализывать раны. Без мордобоя по пути не обойдется, но, останься он здесь, его просто затопчут.

И где органики? Почему они не вламываются в таверну, не опрыскивают всех подряд парализующим туманом и не прекращают это безобразие? Правильно говорится, что когда ганки нужны всерьез, то их вечно нет на месте.

Не успел Дункан встать на четвереньки, как на спину ему упала женщина, а на ноги — мужчина. Долго они не пролежали. Ругаясь, крича, молотя друг друга почем зря (два удара пришлись и на долю Дункана) и, в общем, веселясь от души, эта парочка как-то поднялась и исчезла — только чтобы вернуться и рухнуть на Дункана снова. Он выкарабкался из-под них и получил коленом в нос. На паркетный пол потекла кровь. Дункан вновь лег, откатился подальше и приложил к носу бумажный платок.

«К бесу! — подумал он. — Лучше я полежу, пока не станет потише».

Увидев перед собой пару борющихся мужиков, Дункан не устоял перед искушением пнуть одного из них в пах. Тот с воплем согнулся, ухватившись за отбитые гениталии, и получил от второго сложенными руками по затылку. Потом второй перекатился через Дункана и нырнул в узкую щель между расставленными ногами еще одной схватившейся парочки. Получив коленями по ушам, он отключился, не успев даже изумиться коварству геометрии. Несмотря на только что принятое решение, Дункан вновь поднялся на четвереньки. К этому времени свободное пространство в шести дюймах от пола существенно уменьшилось — многие из посетителей легли, кто сам, а кто и с чужой помощью. Несколько стих даже шум, хотя человеку со стороны показалось бы, что он попал в последний круг ада.

Все вопли перекрывал громовой рев падре Коба. Дункан заметил его, когда падре поднял над головой отбрыкивающуюся девицу и швырнул в толпу, сбив ею троих мужчин, как кегли. Дункан вскочил на ноги и принялся пробиваться сквозь толпу. Выдержав две схватки — с мужчиной и с женщиной — и заработав несколько синяков и ссадин, он неожиданно вынырнул на свободное пространство вокруг Кабтаба. Тот как раз расширил свой ареал, свалив одним из своих противников двух других.

— Слава богам битв, Яхве и Одину! — заорал падре. Его окровавленное лицо сияло блаженством. — Это великолепная духовная и физическая разрядка!