Миры неведомые
Шрифт:
Наташа, сама того не замечая, в волнении стиснула Володе руку.
…я увидел облака! Самые обыкновенные облака! Представьте себе! Они клубились, как дым, в этих провалах. Быть может, то были пары от вулканических процессов, еще про протекающих где-то в недрах планеты. Не знаю. Возможно и другое: в глубине расщелин сохранились остатки лунной атмосферы и даже влаги. Но я видел эти пары совершенно ясно. Фото помогут разобраться, в чем тут дело.
Наташа на минутку задумалась.
– А что, если там, внутри, куда не проникают солнечные лучи и не достигают морозы, еще чувствуется внутренний
– Не знаю. Здесь можно строить какие угодно предположения. Есть и другие чудесные явления.
Людмила Николаевна слушала, не проронив ни одного слова. Она не очень-то разбиралась в этих вещах, в астрономии и астронавтике, но говорил ее сын.
Владимир опять обратился к Наташе:
– Ты, может быть, слышала, что многие астрономы заметили, как во время полнолуния, когда обращенная к нам сторона Луны освещена солнцем, темные пятна на лунной поверхности увеличиваются в размерах и чернеют? Это особенно заметно в кратере Платона, но причина остается загадкой. Кажется, я понял, в чем там дело.
– В чем же?
Молодой человек заметил любопытство в глазах Наташи. Улыбнувшись ей, он сделал паузу.
– Это растительность, но своеобразная. Тут, конечно, не может быть и речи о каких-нибудь деревьях или даже кустарниках. Скорее всего это большие колонии черных грибов. Они вырастают и созревают за несколько часов, пока греет солнце, а во время лунной ночи умирают.
– Как интересно!
– Наташа сцепила пальцы и положила руки на колени.
– Да, много интересного узнают люди. Еще раз переживая полет, Владимир от волнения приподнялся и снова сел на постели:
– Знаете, дорогие мои, трудно найти слова, чтобы все это как следует описать, рассказать! Вблизи все выглядит иначе, чем с Земли. Мы привыкли думать, будто Луна - это мир, почти лишенный красок. Однообразные серые скалы, черные тени, а вокруг небо как из черного бархата. Ну, звезды сияют. И больше ничего! Так описывают Луну наши книги. А на самом деле все обстоит по-другому. Оказывается, лунный ландшафт богат красками. И самыми яркими! Правда, небо черное, но тени не такие уж густые, как принято думать. Ведь, говоря о Луне, мы обычно забываем об отраженном свете. Как это художники называют…
– Рефлексы?
– Кажется, рефлексы. Лучи солнца отражаются в разных направлениях от скал, от неровностей почвы и значительно осветляют… ну, разнообразят тени. А горные породы окрашены в самые различные цвета. Тут и белые скалы, и желтые, и розовые, и синие. Какие угодно цвета! Даже зеленые и красные. Издали Луна кажется одноцветной, все оттенки сливаются в монотонную серость, а вблизи другое дело: лунный пейзаж полон своеобразной красоты. Но он суровый, дикий. Особый колорит придает Луне чернота неба. Понимаете? Как бы подчеркивает всю яркость красок.
– Понимаю, - кивнула головой Наташа.
– Говорят, что Луна - холодный космический труп, вечно сопровождающий Землю. А мне приходит в голову другое сравнение…
– Какое?
– Когда ты рассказал это, мне вспомнились пирамиды - саркофаги фараонов. Они тоже скрывали мертвецов. А когда заглянули в эти каменные гробницы, то оказалось, что там скрываются яркие краски - образы давно исчезнувшей жизни.
– Что-то
в этом роде.– Так и Луна. Это великолепный саркофаг! Но это так, между прочим. Полет фантазии… Значит, ты облетел Луну несколько раз? И потом улетел обратно?
– Сфотографировал ее со всех сторон и улетел. Мало того. Я ведь летел очень низко, где еще никто не бывал. Автоматические приборы взяли пробы той среды, в которой пролетала ракета. Если на Луне есть хоть малейшие следы атмосферы, мы узнаем теперь ее состав. Температура Луны до сих пор измерялась на ее изображении в телескопе посредством термопары, как средняя. А мне удалось измерить отдельно температуру освещенных и теневых мест на дневной стороне… Понимаете, как это важно?
Наташа, видимо, не понимала, почему это важно. Владимир с увлечением объяснял:
– Как ты не понимаешь! По этим температурам можно будет понять, какие физические явления происходят на Луне. Я собрал много и других данных. Например, о состоянии магнитного поля Луны…
– Ты у меня молодец!
– улыбалась счастливая Людмила Николаевна.
– Ну вот. Покончив с делами, я отправился в обратный путь. При очередном обороте, когда в поле зрения ракеты снова появилась Земля, я включил двигатель.
– Но почему ты очутился в Черном море?
– спросила Наташа и строго нахмурила брови.
– По-мальчишески как-то!…
Владимир опустил глаза:
– Я не мог иначе поступить. Послушайте, и вы поймете. До тех пор пока факты не убедят, что современные космические корабли вполне могут совершать посадку на небесные тела, астронавтика будет стоять на месте. Летать вокруг Луны? Этого недостаточно. Пора делать что-то другое. Вот я и рискнул. Тут не озорство, а вперед идти хочется… Надо было доказать возможность и целесообразность посадки на водную поверхность.
– Ты очень рисковал!
– покачала головой Наташа.
– И еще неизвестно, чем все это кончится.
– Чем кончится? Попадет, конечно. Это как пить дать! Но в душе я убежден, что поступил правильно.
Владимир плотно сжал губы. Он предвидел весьма неприятный разговор с начальством и последующие кары.
Людмила Николаевна материнским сердцем поняла его настроение.
– Рассказывай уж до конца.
– Она ласково провела рукой по голове сына.
– А там видно будет.
– Да, я нарушил дисциплину! Вместо того чтобы направиться на внеземную станцию, как было сказано в приказе, я прошел стороной, - Владимир показал рукой воображаемое отклонение, - и прямо на Землю! Там, конечно, подумали…
– На станции?
– На станции, - кивнул головой Владимир.
– Будто ракета потеряла управление. А на самом деле я уверенно вел свой корабль. Начался самый интересный отрезок полета. Земля была близко. Скорость достигла 10 километров в секунду. Можете себе представить! Более 36 тысяч километров в час!
– Как страшно, Володенька!
– вздохнула Людмила Николаевна.
– Следовало подойти к Земле под некоторым углом. И обязательно со стороны, соответствующей вращению вокруг оси. Понимаете? Надо было догонять Землю, а не лететь ей навстречу. Так легче снизить скорость относительно ее поверхности, а потом постепенно перейти в спираль.