Миры Роберта Хайнлайна. Книга 13

Уолдо

Номер назывался чечеткой, и это надо было видеть.

Его ноги рассыпали замысловатую дробь звонких чечеточных ударов. У всех захватило дух, когда он, высоко подпрыгнув, — выше, чем можно было ожидать от человека, — исполнил в воздухе совершенно невероятное антраша.

Он приземлился на носки, с трудом удержав равновесие, но тем не менее успел проделать фортиссимо громоподобных ударов.

Прожектора погасли, зажглись огни рампы. Публика долгое время молчала, затем сообразила, что настало время хлопать, и разразилась аплодисментами.

Он стоял, ожидая, когда через него прокатится волна ликования. Казалось, на нее можно было опереться, она пробирала до костей.

Какое это чудо — танцевать, как восхитительно получать аплодисменты, нравиться, быть желанным.

Когда занавес опустился в последний раз, он позволил своему костюмеру увести себя. Танец всегда немного пьянил его, даже на репетициях, но в присутствии публики, которая поддерживает тебя, восхищается тобой, аплодирует… — такое никогда не могло надоесть. В этом всегда была новизна и потрясающий восторг.

— Сюда, шеф. Улыбнитесь. — Сверкнул огонь вспышки. — Спасибо.

— Вам спасибо. Выпейте чего-нибудь. — Он прошел в угол своей костюмерной. Такие отличные ребята, такие клевые парни, — и репортеры, и фотографы — все они.

— А вы с нами не выпьете?

Он хотел было согласиться, но костюмер, как раз надевавший ему тапки, предупредил:

— У вас операция через полчаса.

— Операция? — спросил один из фотографов. — Что на этот раз?

— Остаточная церебректома, — ответил он.

— Да ну? А нельзя сфотографировать?

— Буду рад, если врачи не против.

— Это мы уладим.

Славные парни.

— …Пытаясь взглянуть на вашу жизнь несколько с иной точки зрения, — прозвучал женский голос рядом с его ухом. Немного смущенный, он быстро обернулся. — Например, что вас заставило профессионально заняться танцем?

— Простите, — извинился он. — Я не расслышал. Здесь так шумно.

— Я спросила, почему вы занялись танцем?

— Это трудный вопрос. Чтобы на него ответить, нам нужно вернуться далеко назад…

Джеймс Стивенс хмуро взглянул на инженера-помощника.

— С чего это вы так развеселились? — спросил он.

— Это только так кажется, — стал оправдываться помощник. — Пытаюсь смеяться, чтобы не расплакаться: произошла еще одна катастрофа.

— Проклятье! Подожди, я сам догадаюсь. Пассажирский или грузовой?

— Грузовоз «Клаймекс» на челночной трассе Чикаго-Солт Лэйк, к западу от Норт-Плат. И, шеф…

— Что еще?

— Хозяин желает вас видеть.

— Интересно. Очень, очень интересно. Мак…

— Слушаю, шеф.

— Как тебе нравится должность главного путевого инженера Северо-Американской энергетической компании? Я слышал, там скоро будет вакансия.

Мак почесал нос.

— Странно, что вы заговорили об этом, шеф. Я как раз собирался просить совета на случай, если решу вернуться к гражданской технике. Вы теперь захотите от меня избавиться.

— И немедленно. Срочно выезжай в Небраску, найди эту кучу мусора до того, как ее растащат любители сувениров, и привези обратно приемники де Калба и панель управления.

— Как быть с полицейскими?

— Сообразишь на месте. Главное для тебя — вернуться.

Кабинет Стивенса располагался рядом с местной силовой станцией; рабочие же помещения Северо-Американской энергетической компании находились внутри холма в добрых трех четвертях мили оттуда. К ним вел туннель. Стивенс вошел в него и намеренно выбрал самую низкую скорость, чтобы иметь время подумать перед встречей с боссом.

По дороге он принял решение, которое, впрочем, ему самому не нравилось.

Хозяин — Стэнли Ф. Глисон, председатель правления — приветствовал его такими словами:

— Входи, Джим. Присаживайся. Закуривай.

Стивенс опустился в кресло, отказался от сигары, вынул сигарету и, закуривая, осмотрелся. Кроме него и шефа присутствовали Харкнесс, глава юридического отдела, доктор Рамбо, начальник смежного отдела исследований, и Штрибель, главный инженер по силовым установкам. «Нас только пятеро, — мрачно подумал Стивенс. — Верхнее звено в полном составе и никого из среднего. Покатятся головы, и начнут с меня».

— Ну что ж, — сказал он почти агрессивно, — все в сборе. У кого карты? Кто сдает?

Похоже, Харкнесса слегка смутила такая неуместная выходка; Рамбо был слишком погружен в собственные мрачные переживания, чтобы обращать внимание на остроты в дурном вкусе. Глисон пропустил шутку мимо ушей:

— Мы пытаемся найти выход из наших неприятностей, Джеймс. Я оставил записку на случай, если ты соберешься уехать.

— Я задержался, только чтобы забрать письма, — обиженно сказал Стивенс. — Иначе лежал бы сейчас на пляже в Майами и превращал солнечные лучи в витамин D.

— Я знаю, — сказал Глисон, — и мне очень жаль. Ты заслужил отпуск, Джимми. Но ситуация становится все хуже и хуже. У тебя есть какие-нибудь идеи?

— А что говорит доктор Рамбо?

Рамбо моментально поднял голову.

— Приемники де Калба не могли отказать.

— Но они отказали.

— Не может этого быть. Вы с ними неправильно обращались. — Он снова принял отсутствующий вид.

Стивенс повернулся к Глисону и развел руками.

— Насколько я знаю, доктор Рамбо прав. Но если в ошибке виноват инженерный отдел, я не в состоянии ее обнаружить. Можете отправить меня в отставку.

— Я не хочу твоей отставки, — мягко сказал Глисон. — Мне нужны результаты. Мы ответственны перед обществом.

— И перед акционерами, — вставил Харкнесс.

— Все образуется, как только мы разрешим наши проблемы, — заметил Глисон. — Ну, Джимми, что скажешь?

Стивенс закусил губу.

— Только одно, — сказал он, — и мне самому это не нравится. Я выскажусь, а потом можете меня уволить. Пойду распространять подписку на журналы.

— Итак? Что ты посоветуешь?

— Мы должны связаться с Уолдо.