Миры Роберта Хайнлайна. Книга 7

Макс знал Монтгомери с детства, видел, как тот слонялся по Клайдс Корнерс. Обычно юноша старался обходить его стороной и никогда не разговаривал с ним. Впрочем, только до последнего времени, — мать стала все чаще появляться в обществе Монтгомери, даже ходила с ним на деревенские танцы. Макс пытался объяснить ей, что отцу это не понравилось бы, но спорить было трудно, — если матери что-то приходилось не по вкусу, она просто делала вид, что не слышит.

Но сейчас она впервые привела Монтгомери в дом. Макс почувствовал, как его охватывает гнев.

— Поторопись, Макси! — крикнула мать. — Не стой на месте как столб!

Макс неохотно подошел.

— Макси, пожми руку своему новому отцу, — сказала мать и кокетливо улыбнулась, словно это было очень остроумно.

Макс перевел взгляд на Монтгомери, не скрывая изумления. Тот ухмыльнулся и протянул руку.

— Совершенно верно, молодой человек, теперь ты — Макс Монтгомери, и я твой новый отец. Разрешаю звать меня просто Монти.

Макс взглянул на руку и быстро прикоснулся к ней.

— Меня зовут Джонс, — произнес он безучастно.

— Макси! — укоризненно воскликнула мать.

— Не следует торопить его, милая Нелли, — засмеялся Монтгомери, и его резкий смех заставил Макса поморщиться. — Пусть Макс сначала привыкнет ко мне. Живи и давай жить другим — таков мой девиз. — Он повернулся к жене. — Одну минуту, я сейчас принесу вещи. — Из одного отделения позади седла уницикла он достал охапку грязного белья, из другого — две плоские бутылки виски. Заметив, что Макс наблюдает на ним, Монтгомери подмигнул. — Выпьем за здоровье невесты, — неприятно хихикнул он.

Невеста стояла у дверей. Монтгомери хотел было пройти мимо, но она укоризненно покачала головой.

— Монти, милый, разве ты не собираешься…

Монтгомери остановился.

— Да, конечно, чуть не забыл. У меня еще нет такого опыта. — Он повернулся к Максу. — Вот, возьми, — и сунул ему в руки бутылки и сверток белья.

Затем он наклонился, поднял женщину на руки, крякнув от напряжения, перенес через порог и поспешно поставил на пол. Та взвизгнула от радости, покраснела и чмокнула Монтгомери в губы.

Макс молча вошел следом, положил вещи на стол и повернулся к печке. Она успела остыть — юноша не топил ее с утра. В доме была и электрическая плита, но она перегорела еще в то время, когда был жив отец, и после его смерти у них не было денег, чтобы отремонтировать ее. Макс достал перочинный нож, настругал щепок, бросил в печку и развел огонь. Когда пламя загудело в трубе, он взял ведро и пошел за водой.

Когда он вернулся, Монтгомери стоял на крыльце.

— А я подумал — куда это ты делся? Разве в этой хибаре нет водопровода?

— Нет, — коротко бросил Макс, поставил ведро с водой и добавил в печку несколько поленьев.

— Макси, следовало бы приготовить ужин заранее, — упрекнула его мать.

— Но ведь он не знал, что мы придем сегодня вечером, — великодушно заступился за юношу Монтгомери. — К тому же теперь у нас появилось время, чтобы поднять бокалы.

Макс стоял к ним спиной и резал холодное мясо. Происшедшее так потрясло его, что он никак не мог прийти в себя.

— Эй, сынок! — окликнул его Монтгомери. — Давай выпьем по стаканчику за невесту.

— Мне нужно готовить ужин.

— Чепуха! Вот твой стакан. Иди сюда.

Монтгомери налил в стакан Макса на дюйм янтарной жидкости; его собственный стакан был налит до половины, стакан невесты — на треть.

Макс взял стакан, подошел к ведру и разбавил виски водой.

— Ты испортишь хороший напиток.

— Я не привык к спиртному.

— Ну как хочешь. Итак, за краснеющую невесту — и нашу счастливую семью! До дна!

Макс осторожно отпил из стакана и поспешно поставил его на стол. Вкус напоминал горькую микстуру, которой поила его медсестра в районной больнице однажды весной. Он снова принялся было за стряпню, но Монтгомери остановил его:

— Ты не допил свое виски.

— Послушайте, мне нужно готовить еду. Вы ведь не хотите есть подгоревший ужин?

Монтгомери недовольно пожал плечами.

— Как хочешь — нам больше останется. Мы будем запивать свое виски твоим разбавленным. Знаешь, юноша, когда я был в твоем возрасте, я мог выпить полный стакан и затем сделать стойку на руках.

Макс хотел подать на ужин мясо и картошку, оставшуюся от завтрака, но обнаружилось, что половина сковородки уже пуста. Он поджарил с мясом несколько яиц и сварил кофе.

Когда сели за стол, Монтгомери взглянул на еду и тут же объявил:

— Дорогая, с завтрашнего дня я надеюсь наслаждаться твоей стряпней, о которой ты столько рассказывала. У твоего сына нет кулинарных способностей.

Тем не менее ел он жадно. Макс решил не говорить Монтгомери, что мать совсем не умеет готовить, — сам скоро об этом узнает.

Наконец Монтгомери откинулся на спинку стула, вытер губы, налил себе еще кофе и закурил сигару.

— Макси, сынок, а что у нас на десерт?

— Десерт? Не знаю… По-моему, в холодильнике есть мороженое, то что осталось от празднования юбилея Солнечного Союза.

На лице матери появилась унылая гримаса.

— Боже мой! Боюсь, что мороженого уже нет, — пробормотала она.

— Куда же оно делось?

— Да я съела его однажды днем, когда ты работал на южном поле. Было очень жарко.

Макс промолчал: он не видел в этом ничего удивительного. Но мать не унималась.

— Но почему ты не приготовил ничего на десерт, Макси? Ведь сегодня такой торжественный день!

Монтгомери вынул сигару изо рта.

— Успокойся, милая, — добродушно произнес он. — Я не люблю сладкое, предпочитаю тушеную картошку с мясом — или жареные свиные ребрышки. Давайте поговорим о более приятных вещах. — Он повернулся к Максу. — Слушай, Макс, а что ты умеешь делать, кроме работы на ферме?

Макс удивился.

— Что? Я никогда не занимался ничем другим. А зачем это мне нужно?

Монтгомери стряхнул пепел на свою тарелку.

— Потому что тебе больше не придется гнуть спину на ферме.