Миры Роджера Желязны. Том 24
Шрифт:
Я еще подтянулся, силясь разглядеть лица. Что-то во всех них было знакомое; я чувствовал, что, узнав одного, сразу угадаю остальных.
Следующий вопрос был — кого они вызывают? Укроет ли меня в случае чего стена? Внизу обычных ограждающих мер видно не было.
Я подтянулся еще чуть-чуть. И тут заметил, что движусь без всяких усилий. В следующее мгновение стало понятно, что стена рушится, а я падаю в самую середину необычного хоровода. Я попытался оттолкнуться от стены, чтобы скатиться по склону и броситься наутек. Поздно. Я оттолкнулся, но инерция влекла меня вперед.
Никто из пятерых
— …вызываю тебя, Мерлин, да будешь в моей власти! — пела одна из женщин.
Все-таки очень действенный ритуал, решил я, раскидывая руки и ноги и приземляясь спиной в середину пентакля. Голову я успел подобрать, чтобы не удариться затылком, руки отлично самортизировали, так что дух из меня не вышибло. Пламя факелов заколыхалось, потом выровнялось. Пятеро по-прежнему смотрели в разные стороны. Я попытался встать и обнаружил, что не могу. Мое тело как будто прибили к земле.
Фракир предупредила меня слишком поздно, уже в полете, и теперь я не знал, какое ей найти применение. Можно отправить ее к любому из пятерых с приказом ползти к шее и душить, но пока я не знал, кто именно и заслуживает ли такой участи.
— Не люблю сваливаться как снег на голову, — сказал я, — и вижу, что вторгся в дружеский кружок. Если кто-нибудь любезно меня отпустит, я потихоньку пойду…
Женщина у моей левой ноги повернулась — в синем платье, но без маски на озаренном пламенем лице. Она натянуто улыбалась, потом облизнула губы. Джулия. В правой руке она держала нож.
— Болтун несчастный! На все-то у него готовый ответ. Ты просто уходишь от прямого и честного разговора. Даже с теми, кто тебя любит.
— Может, это просто чувство юмора, — сказал я, — которого, как я убеждаюсь, у тебя никогда не было.
Она медленно покачала головой:
— Ты всех держишь на расстоянии вытянутой руки. Ты не умеешь доверять.
— Дурная наследственность, — объяснил я. — Но сдержанность не исключает привязанности.
Джулия занесла было нож, но удержала руку.
— Ты хочешь сказать, что по-прежнему меня любишь?
— Я и не переставал тебя любить. Просто ты меня напугала. Ты хотела больше, чем я мог в то время дать.
— Ты лжешь, — отчеканила она, — потому что твоя жизнь в моих руках.
— Я могу придумать и худшие причины для вранья. Справа послышался другой знакомый голос:
— Мне рано об этом говорить, но я ей завидую.
Я повернул голову и увидел, что и другая женщина теперь смотрит на меня. Это была Корэл; ее правый глаз скрывала черная повязка, в руке она тоже держала нож. Тут я увидел, что у нее в левой руке, и быстро перевел взгляд на Джулию. Да, у обеих в руках были не только ножи, но и вилки.
— Et tu [16] , — произнес я.
— Я же говорила, что не понимаю по-английски, — отвечала Корэл.
— Эту съем я, — отозвалась Джулия, поднимая вилку. — Кто сказал, что у меня нет чувства юмора?
Они начали плеваться друг в друга, но больше попадали в меня.
Мне подумалось, что Люк бы сумел вывернуться, немедленно предложив обеим руку и сердце. Сам я на это не решился, чувствуя, что не поможет.
— Это — галлюцинация, вызванная
страхом женитьбы, — сказал я. — Это — навязчивый бред. Это — сон наяву. Это…16
И ты (лат.).Начало фразы «И ты, Брут».
Джулия опустилась на одно колено и вонзила вилку в мою левую ляжку.
Я заорал, но осекся, когда Корэл воткнула вилку в плечо.
— Это смешно! — вопил я. Ножи и вилки мелькали, я корчился от боли.
Женщина в правой дальней вершине развернулась медленно, величаво. Она была до глаз закутана в бурый плащ с желтой опушкой.
— Прекратите, бабье! — приказала она и распахнула плащ, став похожей на бабочку-траурницу. Конечно, это была Дара, моя мать.
Джулия и Корэл уже поднесли вилки ко рту и жевали. У Джулии на губе алела капелька крови.
Плащ развевался, словно живой, словно он растет у матери из пальцев. Его полы совершенно спрятали от меня Корэл и Джулию, накрыли их, отбросили назад, и вскоре обе женщины превратились в столбики, которые все уменьшались и уменьшались, так что, когда плащ свободно повис, их в углах звезды уже не было.
Тут слева послышались аплодисменты и хриплый смех.
— Отлично сработано, — донесся до боли знакомый голос, — но ты всегда любила его больше всех.
— Просто больше, — поправила она.
— Разве бедный Деспил хуже? — спросил Джарт.
— Ты несправедлив, — отвечала она.
— Ты всегда любила чокнутого амберского принца больше нашего достойного отца. Потому и Мерлина баловала больше нас, разве нет?
— Ты сам знаешь, что не прав, Джарт. Он снова рассмеялся:
— Мы все вызвали его, потому что хотели видеть, каждый по своей причине. Но в конечном счете все наши желания сводятся к одному, ведь правда?
Я услышал вой и повернул голову в ту самую минуту, когда лицо его по-волчьи удлинилось, блеснули клыки, и Джарт, рухнув на четвереньки, впился в мое плечо, торопясь урвать кусок окровавленной плоти.
— Прекрати! — закричала Дара. — Звереныш!
Он поднял морду и захохотал безумным смехом койота.
Черный сапог пнул его в плечо, отбросил к еще стоящей стене, которая сразу рухнула. Джарт успел коротко взвизгнуть, и тут же его накрыло грудой камней.
— Ну, ну, ну, — услышал я голос Дары и, переведя взгляд, увидел в ее руках вилку и нож. — Что такой скот Делает в таком милом месте?
— Вероятно, сдерживает последних хищников, — отвечал голос, поведавший мне когда-то очень долгую историю с множеством версий автомобильной катастрофы и генеалогических сплетен.
Дара метнулась ко мне, но он наклонился, схватил меня под мышки и рванул на себя. Длинный черный плащ взметнулся, словно у матадора, накрыв Дару, вогнав ее в землю, как она сама вогнала Корэл и Джулию. Сильные руки поставили меня стоймя и встряхнули плащ. Покуда они застегивали ворот серебряной розой, я выискивал клыки или хотя бы вилку с ножом.
— Четверо из пяти, — сказал я, отряхиваясь. — Сколь бы правдоподобно это ни выглядело, думаю, толковать все же следует символически. Как вышло, что в тебе не проснулись людоедские наклонности?